1) Преступление (2:106—11)

1) Преступление (2:106—11)

Преступление этих людей, в широком плане, быстро становится очевидным. Они дерзки и своевольны, что можно описать двумя понятиями: «беспредельные эгоисты» и «безрассудные смельчаки»[155]. Их наглость поражает Петра в самое сердце: как они осмеливаются устранить неподходящие для них части христианского учения, те, что ограничивают их потворство своим желаниям?

В чем заключается их дерзость и самоуправство, точно не известно. Они злословят высших. О ком здесь идет речь, не совсем ясно. Те, кто понимает «начальства» в ст. 10а как «церковных лидеров», стремятся здесь увидеть то же самое, но данный термин слишком возвышенный для этого. Несомненно, эти люди говорили нечто обидное, порочащее своих церковных руководителей, если последние пытались урезонить их в чем–то, но Петр говорит здесь, вероятно, совсем о другом. Слово doxai, «славы», в Иуд. 8 ясно указывает на ангелов[156]. Хотя и не следует автоматически переносить это значение из Послания Иуды во Второе послание Петра, это полезная перекрестная ссылка, особенно когда цитируются внебиблейские тексты, при этом не имеет значения, кто употребил данный термин первым. Здесь значение «ангелы», которое дается в Послании Иуды, вполне подходит. Неясно только, являются ли они падшими ангелами из 2:4 или совершенными ангелами из 2:11, но это не столь важно. В последнем случае Петр мог думать о первостепенной роли ангелов в Ветхом Завете: они были глашатаями Закона Божьего (Втор. 33:2; Гал. 3:19; Евр. 2:2)[157]. Как говорит Келли, «ангелы любого чина принадлежат к более высокому порядку, чем люди»[158].

Следующий стих (ст. 11) гораздо более сложен для истолкования. В основе Иуд. 9 и частично в том, что составляет подоплеку этого текста, лежит легенда об архангеле Михаиле, который отказался поддержать сатану в его предложении совершить суд над Моисеем, вместо этого он доверился Богу, поддержав Его милосердный закон (см. комментарии к Иуд. 9–10). Если верно, что это лежит в основе того, о чем говорит здесь Петр, то почему он так адаптировал свой материал для читателя, запутав всю эту историю? Безусловно, с первого взгляда кажется, что Петр хочет сказать следующее: «Поскольку даже ангелы отказываются клеветать на других ангелов, то христиане тоже должны отказываться злословить падших ангелов, к чему их призывали лжеучителя». Если это так, то Петр, в самом крайнем случае, изменил полностью смысл, который вкладывал в это Иуда в своем послании; или, возможно, он не понял вообще, что хотел сказать Иуда [159]. Но не обязательно придерживаться такой крайней точки зрения — о том, что одна часть Нового Завета противоречит другой.

Петр, безусловно, придерживается такой же точки зрения, что и Иуда [160]: «Эти люди не страшатся злословить (blasphemountes) высших, тогда как и Ангелы… не произносят на них пред Господом укоризненного суда (blasphemon krisin)». Эти люди могут злословить, но ангелы воздерживаются от такого злословия. Если мы положим рядом тексты Петра и Иуды, то увидим, что Петр думал над теми же вопросами, хотя он использует слова, более понятные своему читателю.

Кто же обвиняется? В Послании Иуды — это Моисей; во Втором послании Петра — это, по–видимому, падшие ангелы, которые «соблюдаются на суд» (2:4). В обоих случаях обвиняемые виновны[161].

Кто свидетели? В Послании Иуды — это Михаил, во Втором послании Петра — это, вероятно, совершенные ангелы. Они приглашены поддержать обвинение против обвиняемых, но делают это неохотно.

В чем состоят обвинения? И в Послании Иуды, и во Втором послании Петра — это обвинение в клевете, в злословии. Легко вообразить себе, что падшие ангелы клевещут на Бога, когда они устроили заговор против Него, подняли мятеж, а теперь остаются в ожидании завершительного суда.

В нем состоит этот урок? Архангел (в Послании Иуды) или совершенные ангелы (во Втором послании Петра) весьма неохотно предстают пред Господом и навязывают требования закона, хотя они превосходят обвиняемых крепостью и силою. Мы находим объяснения этого только в Иуд. 9 и в соответствующих текстах в Ветхом Завете (Зах. 3:2), где сказано, что Михаил осознает желание Бога не только поддерживать закон, но и даровать Свою прощающую благодать. Архангелы не властны устранить закон, но Михаил знает, что у Бога есть более возвышенная цель, чем суд, и, таким образом, Он отходит в сторону. Нам здесь не важна эта конечная причина, чтобы опираться на довод Петра: завершительный суд в делах закона принадлежит только Богу.

В нем практическое значение этого? В своих посланиях и Иуда, и Петр показывают, что совершаемое лжеучителями не то же самое, что происходит в небесном суде. Голословное осуждение, клевета, злословие — это не то же самое, что осуждение клеветы в законном порядке. Петр не говорит, что лжеучителя осмеливаются делать то, чего не осмелились сделать ангелы (т. е. оклеветать других ангелов), и что мы должны почтительно говорить даже о падших ангелах. Скорее урок в том, что, подобно ангелам, которые не стремились сами принимать решения в русле закона, но отдавали это полностью Богу, даже когда случай казался вполне очевидным, христиане не должны легкомысленно трактовать ветхозаветный закон Бога, но признавать Его исключительное право на его усиление или изменение. Автор Послания к Евреям столкнулся с той же самой проблемой, ибо, уча христиан, что Иисус Христос «будучи столько превосходнее Ангелов, сколько славнейшее пред ними наследовал имя» (Евр. 1:4), не хотел, чтобы они умаляли святость закона. Таким образом, он напоминает им, что «через Ангелов возвещенное слово было твердо, и всякое преступление и непослушание получало праведное воздаяние» (Евр. 2:2).

Хотя на основании этих деталей трудно судить обо всем, главная слабость позиции лжеучителей очевидна. Петр сравнивает их закоренелый эгоизм с тем уважительным отношением к Слову Божьему, которое проявили ангелы. Ангелы — послушные вестники, не смеющие изменить содержание вести, которую они несут. Против всех, кого ангелы превосходят «крепостью и силою», они отказываются, пользуясь преимуществом своей силы, выдвигать клеветнические обвинения. Лжеучителя же, со своей стороны, находят такое смирение оскорбительным и ненужным, и вполне возможно, что они считают само рассуждение об ангелах забавным и не относящимся к делу мифом, придерживаясь при этом обычных мирских взглядов. Таким образом, они становятся на путь клеветы и злословия. Повторяют ли они мятежных ангелов, которые осмелились бросить вызов, поднять мятеж, и насмехаются при этом на отсутствие свободы у ангелов, которые остались послушными Богу? Насмехаются ли они над мыслью о том, что ангелы принесли небесный Закон Божий на землю? Отрицают ли они, что существуют реальные злые силы, которые владычествуют над теми, кто восстал против Бога?

И снова мы не знаем точно, что имел в виду Петр, но этот прототип двухтысячелетней давности все еще грозно маячит перед нами. Сегодня все еще есть те, кто с легкостью готов отменить неудобные христианские доктрины и нравственные критерии, чтобы сделать жизнь внешне более приятной, а Евангелие более привлекательным (2:2). Что может быть лучше, чем отвержение любой идеи о завершительном личном суде в соответствии с открытыми и установленными нравственными нормами? Но в таком случае Христос более не является правителем этого мира: мы управляем в нем. Он более не управляет Своей Церковью: мы там управляем. «Человек с его плотским умом всегда опирается на собственную волю, ибо его собственное „эго" для него превыше всего. В этом его мучение: его мир сокращается, сжимается до таких размеров, что в нем остается лишь собственное „эго", которое он развратил»[162].