94. Сквозные богословские темы Мф.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

94. Сквозные богословские темы Мф.

Поучение и история

Если обратить внимание на то, как в Мф. чередуются речи Иисуса и рассказы о Его делах, можно заметить, что и те, и другие объединены в несколько обширных попеременно чередующихся периодов.

Повествовательных периодов — шесть. Это именно тот материал, который является в основном общим с Мк. Они разграничены пятью большими речами Иисуса, каждая из которых заканчивается примерно одними и теми же словами:

I. И когда Иисус окончил слова сии... (Мф. 7, 28);

II. И когда окончил Иисус наставления двенадцати ученикам Своим... (11, 1);

III. И, когда окончил Иисус притчи сии... (13, 53);

IV. Когда Иисус окончил слова сии... (19, 1);

V. Когда Иисус окончил все слова сии (26, 1).

Если вникнуть в содержание этих пяти речей Иисуса, мы увидим, что Матфей проделал явную редакторскую работу, сгруппировав слова Иисуса по жанровому признаку. Повествовательные периоды также представляют собой редакторские обобщения.

I. Пролог (родословие, повествование о Рождестве Христовом, проповеди Иоанна Крестителя, Крещении и искушении Иисуса, призвании учеников) (Мф. 1, 1 — 4, 25); I. Нагорная проповедь (Мф. 5, 3 — 7, 27); II. Десять (!) чудес Иисуса (8, 1 — 9, 34); II. Наставления апостолам (10, 5-42); III. Чудеса, перемежаемые диалогами с учениками и спорами с фарисеями (11, 2 — 12, 50); III. Притчи (13, 3-52); IV. Смерть Иоанна Крестителя, чудеса Иисуса, диалоги и споры; Преображение ( 13, 54 — 17, 27); IV. Еще наставления (18, 3-35); V. Споры и диалоги; вход в Иерусалим; притчи (19, 1 — 22, 46); V. Обличения книжников и фарисеев и апокалиптические пророчества и притчи (23, 2 — 25, 46). VI. Предательство, суд, распятие, смерть и воскресение Иисуса (26 — 28).

Предположение, что Матфей сгруппировал материал в соответствии со своим редакторским замыслом, выглядит еще более вероятным, если учесть, что те слова Иисуса, которые встречаются в Лк., сгруппированы там совершенно по-другому. Например, большая часть Нагорной проповеди представлена в Лк. 6, 20-49 (причем как сказанное «на ровном месте»), а остальной материал, и то не весь, распределен в небольших отрывках на протяжении последующих глав[710].

Служение Иисуса наряду с делами (см. § 11. 3) состояло также в проповеди и поучениях, в толковании Закона. Наверняка Он часто повторял или варьировал многие Свои изречения и заповеди. В такой ситуации запись всегда предполагает определенные обобщения и систематизацию. В наибольшей степени это касается Мф.

Так, Нагорная проповедь составлена по всем правилам иудейского наставления (см. ниже). Поза Иисуса — поза раввина. Он сидит на возвышенном месте (или в 13, 2 — «в лодке»), а народ почтительно стоит поодаль и слушает. Тот же смысл имеет и торжественное выражение «отверзши уста Свои, учил их, говоря» (5, 2).

«Имперфект e)di/dasken («учил») здесь употреблен, чтобы подчеркнуть, что Христос учил многократно, что перед нами не «стенограмма» одной проповеди, а как бы сведенный воедино целый ряд не раз повторенных проповедей, их «сумма», учебник христианства»[711].

То же самое касается и других учительных блоков.

Если поучения Иисуса изложены максимально подробно и неспешно, то повествовательный материал выдержан в скупых, «конспективных» описаниях, что также отличает Мф. от гораздо более живого и детализированного Мк. (ср. § 42. 4). При этом также налицо группировка событий в блоки. «В глл. 8 — 9 евангелист Матфей собрал чудеса Христовы, отнесенные в Мк. и Лк. к разным моментам Его служения»[712].

Несмотря на такой смелый редакторский подход к изложению истории Иисуса, она не перестает быть именно историей. За обширными периодами, состоящими из поучений, притчей и наставлений, не исчезает историческая Личность Иисуса, Которая остается в центре Благовестия. Повествование же о Страстях и вовсе выдержано исключительно в исторической плоскости. Кстати, историчность повествования о Страстях является общим свойством всех четырех Евангелий при всей существенной разнице в организации предшествующего материала. Таким образом, Мф. — ни в коем случае не только изложение учения Иисуса. Это еще одна версия Благой вести как истории, в центре которой событие Пасхи Иисусовой, хотя предшествующие события оказываются подвергнутыми некоторым обобщениям и перегруппировкам[713].

Новый Исход, новый Моисей и новый Закон

Какой вывод заставляет сделать то обстоятельство, что поучения Иисуса сгруппированы в пять речей? Да, перед нами новый Закон в пяти книгах, подобно тому как в пяти книгах заключается Закон Моисеев.

История заключения Нового Завета в Мф. имеет многочисленные соответствия с историей заключения Завета Ветхого — начиная от Исхода из Египта:

? Святое семейство бежит в Египет, чтобы оттуда войти в землю Израилеву (Мф. 2, 13 слл.). При этом приводится пророчество Осии об Израиле, но перетолковывается в отношении Иисуса:

Из Египта воззвал Я Сына Моего (Мф. 2, 15; Ос. 11, 1).

? Общественное служение Иисуса начинается с Нагорной проповеди — заповедей Нового Закона, — так же как история избрания Израиля начинается с заключения Завета у горы (Синай) и дарования Закона.

? 10 чудес, совершенных Иисусом (2-й повествовательный блок: 8, 1 — 9, 34), можно соотнести с 10-ю казнями египетскими.

? Евангелие заканчивается на горе, к которой стекаются ученики, чтобы поклониться Иисусу, так же как гора Сион в Ветхом Завете становится центром поклонения Богу (см., например, Ис. 2, 2-3).

«Церковное» Евангелие

Мф. называют «церковным» Евангелием в том смысле, что в нем уделяется повышенное внимание теме Церкви. Из всех четырех Евангелий только в Мф. употребляется слово «Церковь» (e)kklhsi/a)[714]:

И Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18);

Если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь (18, 17).

Дело, конечно, не только в статистике. В Мф. — из уст Иисуса — выражено много беспокойства и заботы об учениках как о собрании братьев, как об общине, живущей по определенным внутренним законам, регулирующим братские взаимоотношения. Христос озабочен не только проповедью милости и прощения от Бога или вестью о наступлении Царства Небесного, но и тем, чтобы жизнь учеников в обретенной вере представляла собой церковное общение. Весть о Царстве Небесном звучит не просто для всех желающих, а с целью найти себе возможно более полную реализацию в виде Церкви. Царство Небесное должно получить здесь, среди учеников видимое, конкретное выражение, хотя бы в зачатке (см. ниже).

Иисус и Его Церковь, а не только Сам Иисус — вот что, выражаясь более точно, является предметом благовествования св. Матфея. Кстати, в рассматриваемом церковном аспекте интересно сравнить все три Синоптических Евангелия.

Мк. — весть о Христе вовне, там, где о Нем не слышали даже из Ветхого Завета. Это «Евангелие всей твари» (Мк. 16, 15). «В этом (и только в этом) смысле Евангелие от Марка может быть действительно названо самым первым Евангелием»[715]. Понятно, что в таком контексте, на таком первом, начальном этапе миссионерства Благовестие будет иметь в виду только Самого Иисуса. Воцерковление же как введение в конкретную жизнь общины учеников — Церкви — строго говоря, есть следующий этап, который не отражен в Мк.

Мф. же как раз и отражает сочетание все той же вести об Иисусе с наставлениями о Церкви и о правилах ее жизни. Это хорошо продуманная система катехизации или воцерковления с ее тематическими лекциями на этические (Нагорная проповедь; см. ниже) и прочие жизненно важные темы. Они обращены к тем, кто уже уверовал в Иисуса и встал на путь терпеливого и последовательного воцерковления.

Забегая вперед, отметим, что св. Лука тоже прекрасно понял невозможность благовествования об Иисусе без благовествования о Его Церкви, но в отличие от св. Матфея осуществил эту идею иным способом. Две части Благой вести он «развел» по двум разным книгам (Лк. и Деян.), из которых первая посвящена жизни Иисуса (Лк.), а вторая — распространению Благой вести, учреждению и жизни первых христианских общин, т. е. Церкви учеников Христовых (Деян.). Таким образом, Лк. и Деян. являются не просто двумя произведениями одного автора, а двумя частями (томами) одного произведения (см. § 44).

Но вернемся к Мф. Его внимание к Церкви вполне объяснимо. Ведь за ним стоит первая иерусалимская христианская община — авторитетнейшая в силу того, что она изначально состояла из первосвидетелей, очевидцев служения Иисуса[716]. Они с самого начала представляли собой не просто уверовавших, которым бы предстояло сплотиться в церковь, а уже сложившуюся церковь. В этой сложившейся церкви Благая весть о Христе звучит уже не как нечто совершенно новое, а как драгоценное Предание об известном. На очереди — задача организации жизни в соответствии с обретенной верой.

Обращенность Мф. к теме Церкви имеет и еще одну, более глубокую причину, хотя эта причина опять-таки связана с Иерусалимом и с тем, что Мф. — Евангелие иудео-христианской общины. Иначе говоря, вновь сказывается иудейский характер Мф. (см. § 43. 2). Дело в том, что тема Церкви как тема народа Божия своими истоками уходит в Ветхий Завет. Почти весь Ветхий Завет есть история Израиля как ветхозаветной Церкви со всеми вытекающими отсюда последствиями. Собственно история начинается, когда появляется народ Божий — народ, с которым Бог заключил Завет и дал Свои заповеди. Произошло это во время Исхода из Египта. Не случайно начало Мф. тоже включает в себя «египетский» мотив (бегство Святого Семейства в Египет). Закон, данный через Моисея, содержит заповеди, регулирующие не только отношения с Богом, но и отношения внутри народа Божия, между братьями. Более яркой «церковной» печатью отмечена вторая версия Закона Моисеева, которая представлена в книге Второзакония. Именно в ней говорится о народе как о собрании, получающем Закон от Бога (евр. kahal; в LXX: e)kklhsi/a или sunagwgh/; см. Втор. 4, 10; 5, 22; 9, 10; 31, 30 и др.)[717]. Особенно отчетливо тема народа Божия как собрания в Израиле зазвучала со времен возвращения из Вавилонского плена. Ради этого, например, заново переписывается Священная история — такой новой версией-переосмыслением истории Израиля, причем с самого начала, от Адама на языке генеалогии (ср. Мф. 1), являются книги Паралипоменон. На первый взгляд, они дублируют повествование книг Царств, но на самом деле в центре их внимания находится Израиль как религиозная община[718].

В этом плане показательно одно из немногих, но всегда не случайных и весьма значимых отступлений от стандартной схемы, согласно которой излагается родословие Иисуса в Мф. 1, 1-17 (см. § 43. 5). Подобные отступления от схемы «такой-то родил такого-то» всегда вызваны какой-то важной причиной. Так, когда речь идет об Иуде — очередном предке Христа, говорится не «Иаков родил Иуду», а «Иаков родил Иуду и братьев его» (ст. 2; ср. ст. 11), хотя формально одиннадцать братьев Иуды не могли находиться в прямом родстве ко Христу. Такое нарушение схемы становится понятным и объяснимым, если учесть, что тема народа Божия (а в Ветхом Завете это 12 братьев-сыновей Иакова, в том числе и Иуда) — для Мф. имеет первостепенное значение.

Итак, церковность Мф. можно также отнести к числу тех характеристик, которые связаны с его ветхозаветным, иудейским background’ом.

Церковность дает о себе знать в Мф. в самых разных аспектах.

Ап. Петр в Мф.

Особая роль ап. Петра в первоапостольской общине не подлежит сомнению, о чем говорилось уже в связи с Мк. Но если в Мк. печать личности Петра объясняется тем, что Мк. есть изложение во многом личных воспоминаний первоверховного апостола и потому Петр представлен там в весьма живых, человеческих чертах, то в Мф. Петр — фигура, значимая в символическом смысле.

«Необходимо отметить то место, которое в Мф. принадлежит ап. Петру. В списке Двенадцати он просто называется «первым» (10, 2). В гл. 14 рассказан эпизод его хождения по водам: изнемогающего в вере Петра спасает Господь (ср. стт. 28-31). В гл. 17 он докладывает Господу о требовании сборщиков храмовой подати, и Господь ему повелевает внести за Него и за себя (ср. стт. 24-27). И, наконец, в гл. 16 ответ Иисуса на исповедание Петра, переданное с исключительными подробностями, заключает основание учения о Церкви (ср. стт. 17-19). Эти особенности Мф., не имеющие характера личных воспоминаний, как те ссылки на Петра, с которыми мы встретимся в Мк., относятся к месту Петра в Церкви. Недостаточные для утверждения его примата в римско-католическом смысле, они понятны как отзвук того положения, которое принадлежало Петру в иерусалимской церкви в течение Первого и Второго периодов истории апостольского века»[719].

Петр символизирует веру Церкви (таким образом, роль ап. Петра в Мф. определяется вышеописанной церковностью Мф.). Один из двух упомянутых случаев употребления слова «Церковь» — это слова Иисуса, обращенные к Петру:

И Я говорю тебе: ты — Петр (su ei)= Pe/troj), и на сем камне (kai e)pi t$= pe/tr#)[720] Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18).

Царство Небесное и Церковь

Церковность Мф. выразительно проявляется в том, как с идеей Церкви соотносится проповедь о Царстве Небесном. Эсхатологическое будущее пересекается с настоящим: Церковь как реализация Царства Небесного здесь, сейчас, в жизни учеников. Удивительно, как верно и точно в Мф. угаданы и обозначены главные трудности этой реализации. Мф. выглядит как самосвидетельство иерусалимской первоцеркви, возникшей в самом начале церковной истории, — с тем, чтобы быть постоянной иконой-обличением-напоминанием во все времена для всякой церкви.

Наставления, с которыми Иисус обращается к Своим ученикам и которых так много в Мф. — это правила жизни христианской, т. е. Его (Христовой) Церкви. Но речь идет не просто о правилах жизни в общежитии. Все гораздо серьезнее, и планка максимально высока: Церковь должна быть Царством Небесным здесь, на земле. Точнее, Церковь должна быть началом, зачатком Царства Небесного. Церковь и Царство не отождествляются (как одно и то же) и не разделяются (как жизнь сейчас и жизнь потом). Они находятся в отношениях как часть и целое. Церковь — место, где Царство являет себя. Евангелие, возвещаемое Иисусом, есть «Евангелие Царствия» (4, 23; 9, 35; ср. Мк. 1, 14). Вспомним еще раз, с какими словами обращается Христос к Петру, а значит, к Церкви:

18 и Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; 19 и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах (Мф. 16, 18-19).

Толкование ст. 19 может быть и более широким, чем просто как санкция прощать и разрешать грехи, врученная только священству, воспринявшему преемство рукоположения от апостолов. Безусловно, ответственными за единство, преемство и благочиние в Церкви является именно священство (епископат и производные от него низшие степени священства). Власть Божьего прощения, врученная Иисусом Церкви, провозглашается устами священника. Но Христовы слова имеют и более широкий смысл. Церковь, состоящая не только из священнической иерархии, но представляющая собой организованный и возглавляемый иерархически народ Божий, общину людей-учеников, — во всей своей полноте основана Христом как «проекция» Царства Небесного, как его предвкушение. Такое существенноее качество Церкви — причастность к будущему Царству Небесному — должно быть присуще каждому ее члену и взаимоотношениям между всеми братьями и сестрами (именно так в Мф. 18, 18; см. ниже). Если внутрицерковные, межличностные братские христианские (т. е. во Христе) отношения лишаются свойства быть подобными отношениям в Царстве Небесном, то тем самым блокируется, «связывается» и причастность общины, церкви к этому Царству, — замок не поддается другим ключам или отмычкам, кроме тех, которые вручил Петру и всей Церкви Христос.

В словах Иисуса заключается все то доверие, которое Он оказал людям — Своим ученикам. Теперь уже от самих учеников зависит, быть ли Царству среди них или, наоборот, им остаться вне Царства, так и не подобрав к нему ключи.

Заповеди же Иисуса ученикам, например, Нагорная проповедь — это поучение о том, как строить внутрицерковные взаимоотношения, чтобы они были созиданием Царствия Небесного, приобщением к Царству Небесному, составляя при этом Церковь. Ветхозаветный Закон не отменяется: смысл его заповедей углубляется и усиливается (см. Мф. 5, 17).

Вот, например, как предлагается разрешать проблемы внутрицерковной жизни в Мф. 18, 15-18:

15 Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; 16 если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; 17 если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь. 18 Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе.

Кстати, обратим внимание, что в ст. 18 содержится та же мысль, что и в Мф. 16, 19. Но если в 16, 19 эти слова обращены только к Петру, то здесь — к каждому члену Церкви, чем утверждается значимость прощения не только как властного иерархического священнического акта, но и как ключ к Царству в руках каждого христианина-члена Церкви.

Итак, Церковь создается по образу Царства Небесного, Царства любви и мира. Их отсутствие или потеря неминуемо ставит членов Церкви в положение вовне. Здесь работают привычные понятия иудейского благочестия: язычник и мытарь — олицетворение пребывания вне народа Божия.

Иисус в Церкви

Общественное служение Иисуса показано в том числе и как научение апостольской общины в правилах организации церковной жизни. Эта апостольская община выступает как образец всякой церковной общины. Хотя в реальности церковная жизнь началась после Пасхи Воскресения Христова, концовка Мф. имеет в виду, что апостолы уже прошли школу жизни в Церкви — под руководством Самого Христа. Мф. заканчивается повелением научить и других — «все народы» — соблюдать все заповеданное Христом (см. Мф. 28, 19-20).

Мф. заканчивается несколько иначе и даже в определенном смысле противоположно, чем Мк. и Лк. Если свв. Марк и Лука пишут о Вознесении Иисуса на небо, т. е. об окончании Его земной жизни, то Мф. заканчивается Иисусовым обетованием быть с учениками «во все дни до скончания века» (28, 20), т. е. присутствие Христово среди учеников продолжается. Противоречия здесь, конечно, нет. Излагая Евангелие, свв. Марк и Лука сосредоточили свое внимание только на Иисусе: Марк — потому что именно в этом он видел свою единственную задачу; Лука — потому что об Иисусе и Церкви он решил написать отдельно, во второй книге (см. выше). Вот почему они сочли более уместным внятно сказать об окончании земного служения Иисуса в телесном виде. Для св. Матфея же, совместившего в одной книге весть и об Иисусе, и о Церкви, гораздо важнее оказалось подчеркнуть не прекращающееся присутствие Христово после окончания Его земной жизни[721].

Удивительно точно отражено единство столь различных подходов в богослужении праздника Вознесения Господня. На праздничной Утрене читается Мк. 16, 19-20, а на Литургии — Деян. 1, 1-12 (Апостол) и Лк. 24, 36-53 (Евангелие). Все три чтения — о Вознесении Иисуса на небо, что вполне понятно. А вот кондак праздника восполняет недостающий смысл присутствия Иисуса, продолжающегося и после Его Вознесения. И тут церковный текст опирается на концовку Мф., почти дословно цитируя конечное Христово обетование:

Е%же w3 на1съ и3спо1лнивъ смотре1нiе, и3 z4же на земли2 соедини1въ нбcнымъ, возне1слсz е3си2 во сла1вэ хрcте бж7е на2шъ, ника1коже tлуча1zйсz, но пребыва1z неtстyпный, и3 вопиz2 лю1бящымъ тz2: а5зъ е4см. съ ва1ми и3 никто1же на вы2.

Перевод: Исполнив смотрение [т. е. Божий промысел, заботу] о нас и соединив земное с небесным, Ты вознесся во славе, Христе Боже наш, не коим образом не отлучаясь, но пребывая неотступно и возглашая любящих Тебя: «Я есм. с вами [Мф. 28, 20] и никто против вас».

Идея присутствия Иисуса в Церкви, среди учеников именно как в церковном собрании проходит через все Евангелие от Матфея. Причем делается это самыми разными способами. Например, прямо говорится:

Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18, 20).

Один раввин, умерший в 135 г., сказал: «Там, где двое сидят и изучают Закон, там Шекина (Святое Присутствие Божие) посреди них». Мф., таким образом, помещает Иисуса на место Закона, читаемого в собрании!

Начало и конец Евангелия находятся в красивом зеркальном соответствии друг другу, по-разному выражая одну и ту же идею Божественного присутствия в Церкви. В рассказе о Рождестве Христовом приводится ветхозаветное пророчество, содержащее значимое имя Еммануил, «что значит: с нами Бог» (Мф. 1, 23). А буквально последней фразой Евангелия являются уже слова Самого Еммануила, подтверждающие пророчество:

Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 20).

Сама же идея присутствия Бога среди Своего народа («людей Своих» — Мф. 1, 21) — опять-таки исконно ветхозаветная идея. «YHWH — Бог присутствующий» — главная ветхозаветная ценность.

Итог подведем словами еп. Кассиана:

«Все, что в учении Мф. о Царстве относится не к будущей, а к нынешней жизни, может быть поставлено под заголовок учения о Церкви. Церковь есть земной, посюсторонний аспект Царства, или, употребляя образ Мф. 16, 19, в Церкви «ключи Царства Небесного». Обетование 16, 17-19 относится к Церкви. Церковь имеет власть «вязать и решать» (ср. еще 18, 17-18). Обладание властью есть первый существенный признак Церкви.

По точному смыслу слова Христова 19, 28, носители власти — Двенадцать. Но притча о виноградных рабочих (20, 1-16), непосредственно следующая за этим словом, звучит предостережением против превозношения. Опасность грозит тем же Двенадцати. И следующий урок, обращенный, опять-таки, к Двенадцати, в ответ на просьбу сынов Зеведеевых и почетных местах в Царстве, есть призыв идти Его путем. Его путь есть путь жертвенной любви (20, 28). Основание власти есть любовь»[722].

Здесь-то, в вопросе о власти в Церкви и оказывается главный камень преткновения, о который спотыкаются ученики в своих усилиях реализовать Царство Небесное, как это заповедано Христом. Главное беспокойство у Христа и вызывает именно вопрос о власти в Церкви и о механизмах ее реализации. Третье, а значит, самое сильное искушение Христа по Мф. (4, 8-9) — искушение властью (не так в Лк.). Это то искушение, против которого ученикам как Церкви труднее всего бороться — легче уподобиться другим сообществам и организациям, где господствуют начальники, князья и владыки (см. Мф. 20, 25-28; см. § 12. 5).

Конец времен

Итак, Царство Небесное — здесь, оно дано в Церкви, оно наступило. Св. Матфей подчеркивает это еще и c помощью таких языковых средств, которые были приняты в иудейском богословии для описания эсхатологического будущего, т. е. наступления Царствия Божия в конце истории. Евангелист смело применяет их для описания событий жизни Иисуса и Его первых учеников, т. е. Церкви. Иначе говоря, если Царство Небесное — конец истории, конец времен, то по Мф. он уже наступил.

Так, в Своей апокалиптической речи Иисус указал на признак конца времени: будут землетрясения, seismoi/. Здесь имеются в виду не исторические явления (сейсмические колебания земли), а символика, принятая в иудейской апокалиптической литературе для описания конца истории. Этот термин мы встречаем в речи Иисуса во всех трех Синоптических Евангелиях (Мк. 13, 8; Лк. 21, 11; Мф. 24, 7). И только в Мф. он используется еще шесть раз, причем в описаниях того, о чем в других Евангелиях говорится иначе, другими словами. Так, в связи со смертью Иисуса на Кресте говорится о землетрясении (h( gh= e)sei/sq, 27, 51), при виде которого (i)do/ntej to/n seismo/n, 27, 54) солдаты-язычники познают Иисуса как Сына Божия. Утром в день Пасхи происходит великое землетрясение (seismoj me/gaj, 28, 2), «стерегущие пришли в трепет (e)sei/sqhsan; ЕК: были потрясены) и стали, как мертвые» (28, 4). Смерть-Воскресение Иисуса есть, следовательно, сигнал конца времени.

Более неожиданными и потому тем более красноречивыми выглядят два оставшихся случая:

И вот, сделалось великое волнение (seismoj me/gaj = 28, 2) на море, так что лодка покрывалась волнами; а Он спал (Мф. 8, 24; ср. Мк. 4, 37; Лк. 8, 23).

Когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение (e)sei/sqh pa=sa h( po/lij)... (Мф. 21, 10).

Литургичность Мф.

Мф. свойственна церковность и в другом, чисто стилистическом смысле. Язык, стиль имеют достаточно ярко выраженный церковный, точнее, богослужебный (литургичный) вид. И это тоже наследие Ветхого Завета.

«Это священный, связанный с богослужением язык, и тексты, написанные на нем, читают нараспев. В этом проявляется иудейская природа Мф.»[723]

Пример, особенно яркий на фоне параллельных мест. Ученики во время бури в лодке кричат не «Учитель! неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?» (Мк. 4, 38) или «Наставник! Наставник! погибаем» (Лк. 8, 24), а нечто напоминающее богослужебный возглас: «Господи! спаси нас, погибаем» (Мф. 8, 25). Концовка Мф. изображает встречу учеников с Воскресшим как богослужение, где ученики поклоняются Ему (Мф. 28, 17). Литургичность этого эпизода тем более очевидна, что он заканчивается обетованием непрестанного Христова присутствия.

Печать литургичности можно разглядеть и в том, что пять речевых блоков заканчиваются почти однообразным «И когда Иисус окончил слова сии» (см. выше) — наподобие того, как заканчиваются пять частей богослужебной книги Псалмов (Пс. 40, 14; 71, 19; 88, 53; 105, 48; 150, 6). Более близкая к нам аналогия — наподобие тех единообразных начальных фраз, которыми в нашем богослужении вводятся евангельские зачала («Во время оно», «Рече Господь...» и т. п.).

Мф. отличает сдержанность и уравновешенность, что, например, проявляется в цитировании Ветхого Завета:

«Интонация цитирования у Матфея торжественно-сдержанная, уравновешенная, а вводная формулировка, хотя и испытывает небольшие изменения, варьируется в основном в рамках одной и той же схемы: «(все же сие было) да сбудется реченное (Господом) через пророка/пророков... (который говорит): ...»... В отечественной литературе уже отмечалось, что евангельские тексты составляют «цикл так называемых перикоп для богослужебно-назидательного рецитирования на общинных собраниях; они с самого начала литургичны, их словесная ткань определяется культовым ритмом» (Аверинцев С.С. Истоки и развитие раннехристианской литературы. // История всемирной литературы. Т. 1. М. 1983)»[724].

Приведенное высказывание в наибольшей степени касается Мф. Причем ритм и богослужебную мелодику задает здесь Ветхий Завет — Писание, бывшее (и остающееся!) в Христианской Церкви прежде всего богослужебным Писанием, по образцу которого составлено и Евангелие как богослужебное же Писание об Иисусе Христе.