ГЛАВА VII. Итоги

ГЛАВА VII. Итоги

1. ОСНОВНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ РУССКОГО БОГОСЛОВИЯ В ИЗУЧАЕМЫЙ ПЕРИОД

Изучение развития русской богословской науки за последнее полустолетие, рассмотрение большого количества трудов, объединенных одной темой, обязывают автора к подведению некоторых итогов.

Но таким итогом едва ли было бы искусственное соединение отдельных элементов из рассмотренных истолкований догмата искупления и новый опыт такого истолкования. В его основе оставались бы индивидуальные воззрения автора, и сам опыт не был бы свободен от недостатков, свойственных всем эклектическим системам и объединениям. В известной степени это оказалось бы и излишним, так как в систематизации и методах рассмотрения отдельных произведений уже имеются принципы некоторого объединения.

Более правильным представляется автору определить в заключение настоящего исследования основное направление русской богословской науки в изучении догмата искупления и указать ряд положений, которые можно было бы признать результатом этого изучения.

Первое — определение этого основного направления — не является трудным.

Русская богословская наука в самом начале изучаемого периода отказалась от «школьного» понимания искупления, в его типичном изложении по системе митрополита Макария (Булгакова). И ее усилия через критическое рассмотрение этого изложения, через анализ первоисточников церковного вероучения уже свыше полувека направлялись к созданию нового систематического изложения догмата искупления.

В таком общем определении вмещается все разнообразие направлений, частных мнений и суждений, высказанных в изучаемый период в отношении догмата искупления. Но и в этом многообразии основное направление проступает достаточно отчетливо как стремление не к созданию истолкования собственно нового, но к усвоению понимания святоотеческого, которое правильнее было бы назвать церковным.

Уклонение от этого понимания в школьном изложении явилось первой причиной для критики его в самом начале изучаемого периода. И верность учению святоотеческому тогда же была признана путем русской богословской науки, «только ей одной свойственным и единым истинным» (патриарх Сергий).

Но было бы ошибочным усматривать признаки этого пути или направления только во внешнем его декларировании и частых ссылках на святоотеческие творения, ибо открыто авторитет их никогда не отрицался и недостатка в таких ссылках не было и раньше.

Здесь следует лишь заметить, что чем шире используются в отдельных произведениях творения святых отцов, тем более углубляется понимание содержания догмата.

Находить более существенные признаки этого направления и приближения к богословию святоотеческому следует в глубоком двойном процессе очищения и одновременно обогащения русского богословия в изучаемый период.

Не было недостатка в это время и в таких истолкованиях догмата искупления, где расхождение с богословием святых отцов оставалось неприметным только самому автору (П. Светлов), где к богословию святоотеческому высказывалось отношение пренебрежительное (В. Несмелов и С. Булгаков) и даже враждебное (М. Тареев). Но рассматривая их в общем процессе развития русской богословской науки, можно лишь отметить бесплодность таких попыток отклонения от основного направления. Авторы их не оставили продолжателей, не смогли создать школы, тогда как в постоянном обращении к святым отцам можно видеть преемственность и своего рода вновь обретенную традицию.

Таким образом, истолкование догмата искупления постепенно очищалось не от одной «юридической» теории, но и от теорий «моральной» и «психологической», от теософических построений отца С. Булгакова и т. д.

Но приближение разумения догмата искупления к святоотеческому не ограничивалось таким очищением.

В настоящем исследовании были отмечены опыты, где истолкование догмата искупления сосредотачивалось вокруг одной основной идеи, заслонявшей прочие, когда значение одного события или «части» искупительного подвига расширялось до значения целого (искушений — у М. Тареева, гефсиманской молитвы — у митрополита Антония). В своем крайнем выражении эти попытки были отвергнуты, но, вместе с отклонением крайностей, их основные идеи уяснились настолько, что обогащали собой общее разумение тайны искупления.

При этом оказывалось, что зерно истины, затемненное здесь преувеличением, вполне раскрывается в святоотеческом понимании домостроительного значения этих сторон или частей искупительного подвига, забытых и не уясненных в «школьном» богословии.

То же следует заметить и об уяснении истины единства человеческого рода или естества человеческого (см. об этом ниже), о развитии отдельных положений или мыслей митрополита Филарета (Дроздова), епископа Игнатия (Брянчанинова), патриарха Сергия, об углублении понимания отдельных мест Священного Писания, о постепенном признании значения богослужения как источника церковного вероучения и другое.

Изучение развития каждой из таких идей или понятий, изменение методов богословствования (от схоластического к опытному) могло бы составить тему для специального исследования.

В главе же, заключающей настоящее исследование, определяя основное направление развития русской богословской науки в истолковании догмата искупления как приближение к богословию святоотеческому, автор считает возможным: определить выводы, к которым приводит это развитие в отношении к «юридической» теории искупления и к «богословию» инославному (западному); установить ряд немногих положений как prolegomena к систематическому изложению учения об искуплении, являющихся результатом полувековых усилий русской богословской мысли, направленных на уразумение тайны нашего спасения.