Ее грациозная фигура (7:2–6)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ее грациозная фигура (7:2–6)

Возлюбленный

О, как прекрасны ноги твои в сандалиях,

дщерь именитая!

Округление бедр твоих, как ожерелье,

дело рук искусного художника;

3 пупок твой — круглая чаша,

[в которой] не истощается ароматное вино;

чрево твое — ворох пшеницы,

обставленный лилиями;

4 две груди твои — как два козленка,

двойни серны;

5 шея твоя — как башня из слоновой кости;

глаза твои — озерки Есевонские,

что у ворот Батраббима;

нос твой — башня Ливанская,

обращенная к Дамаску;

6 голова твоя венчает тебя, как Кармил,

и волосы на голове твоей, как пурпурный царский гобелен;

царь увлечен [твоими] кудрями (дословный перевод).

Юноша опять подтверждает красоту своей возлюбленной в славословиях, переходящих в дуэт (7:7–11).

Экстравагантный в своих восхвалениях, он называет ее дщерью именитой (царской), ее волосы сравнивает с пурпурным царским гобеленом. Другая точка зрения состоит в том, что эти стихи произнесены зрителями, которые наблюдают танец девушки. Тот факт, что описанные в них части тела обычно не видны (живот, бедра, грудь), заставляет некоторых читателей думать, что девушка танцует в тонком, полупрозрачном платье. Это необязательно так, поскольку силы воображения зрителей достаточно, чтобы описать не обнаженные, но угадываемые под платьем части тела. Я считаю, что здесь все же говорит юноша. Это скорее эмоциональный отклик влюбленного, чем чувственное описание ее тела зрителями. Он впервые видит ее ноги и затем позволяет своим глазам попутешествовать по ее телу вверх, вплоть до ее дивных кудрей. То, что он видит, рождает в его уме причудливые метафоры, отражающие его страстные чувства. Стоит сделать несколько замечаний по поводу увиденного им, пока мы не перейдем к разделу в целом.

У девушки изящные ноги. Древнееврейское слово, переведенное как ноги, может также означать шаг, темп, интервал. Это, кажется, подтверждает то, что она танцует. Ее движения быстрые, легкие и хорошо скоординированы. Она подобна женщинам Иерусалима, о которых сказано пророком Исайей: «Ходят, подняв шею и обольщая взорами, и выступают величавою поступью и гремят цепочками на ногах» (Ис. 3:16). У нее узкие, прекрасной формы лодыжки.

Изящество было в ее поступи,

Небеса в ее глазах,

В каждом жесте — достоинство и любовь[44].

Она — дщерь именитая. Это создает атмосферу царственности и благородства. Нет необходимости воспринимать это буквально, как делают некоторые, полагая, что речь идет о дочери фараона.

Твои изящные ноги — это слишком общий перевод. Древнееврейский текст гораздо более конкретен: твои округлые бедра. Они так изящно округлены, как будто являются шедевром искусного мастера, они как драгоценности. Мы не должны полагать, что ее привлекательные ноги блестят и сверкают, как драгоценные камни. Скорее их гладкий изгиб кажется ручной работой искусного художника. Женские бедра могут производить очень обольстительное впечатление.

Ее пупок был причиной многих диспутов. Древнееврейское слово, переведенное как пупок, может также переводиться как пуповина (см.: Иез. 16:4). Еще один раз это слово встречается в Книге Притчей 3:8, где переводится как «тело». Здесь в Песни Песней обозначена более конкретная часть тела. Известно, что на некоторых египетских изображениях пупок женщин подчеркивался. Таким образом, в некоторых древних культурах он рассматривался как объект любования. Возможно, что древнееврейское слово этимологически ассоциируется с арабским словом, означающим «секрет». Таким образом, слово означает секретную часть тела женщины, ее «ложбину», в которой не истощается смешанное вино. И тогда перед нами метафора для обозначения сексуальной активности. Итак, юноша смотрит на ее тело, и им овладевают эротические мысли.

Ее живот (AV; в русской синодальной Библии — чрево. — Примеч. пер.) — это ворох пшеницы. Соответствующее древнееврейское слово обычно переводится как чрево, но здесь речь идет о том, что видно. Ее живот мягко очерчен и имеет желтовато–коричневый оттенок спелых колосьев. Юноше хочется коснуться его. Ворох пшеницы во время молотьбы должен быть защищен от домашнего скота забором. Таким образом, звучит мотив защищенного места, возможно, это нижняя часть живота девушки, ее секретный сад. Лилии — это метафорическое обозначение губ, используемое в разных отрывках Песни Песней (см.: 5:13; 6:3). Таким образом, нам, возможно, дан намек на интимные источники удовольствия.

Две груди ее, как два козленка. Очень осязательный образ, как приглашение коснуться. Возможно, данная метафора должна подчеркнуть застенчивость и нежность девушки.

Мы уже встречали описание ее шеи как башни с тысячей щитов в 4:4. Здесь же речь идет не об украшениях, а скорее о стройности шеи. Ее заколотые волосы открыли бы ее гладкую бледную шею, словно башню из слоновьей кости.

Озерки Есевонские не являются природными водоемами, скорее всего, это были глубокие резервуары, высеченные в твердых горных породах. Это метафорические образы покоя, неподвижности, глубины. Когда смотришь на глубокие чистые воды, испытываешь желание погрузиться в них. Влюбленный хочет окунуться в таинственные глубины личности своей возлюбленной. Ворота Батраббима — это, вероятно, название ворот в городе Есевоне, расположенном около уже упомянутых искусственных водоемов. Но это слово может быть связано со ст. 7:2, поскольку на древнееврейском оно означает дочь многих или дочь благородных людей.

Нос твой, как башня Ливанская. Это похоже на шутку. Действительно ли она имела такой огромный нос? Разве это не гротеск? Однако если провести сравнение этого образа с другими метафорическими описаниями тела, то окажется, что все вполне пропорционально. Ее шея подобна башне, голова как гора Кармил, ее глаза — огромные цистерны. Ее груди сравнивались с горами (2:17). Однако речь идет не о женщине–гиганте. Мы должны понимать, что связь с действительностью в метафорах лингвистическая, а не визуальная. В древнееврейском языке от одного корня происходят слова: белый, Ливан и ладан. Так что ее нос может быть прямым, как башня Ливанская, но также может быть бледным и ароматным.

Твой нос столь прямой,

Столь белый и ароматный, как

Удаленных гор гряда.

И, наконец, она была увенчана прекрасной головой, величественной, как огромная гора Кармил, омываемая Средиземным морем. Также возможно, что гора Кармил ассоциируется с древнееврейским словом, означающим темно–красный цвет, что в свою очередь является поэтической параллелью описания локонов девушки (см. буквальный перевод 7:5. — Примеч. пер.).

Твои локоны так черны,

Но отливают пурпурным маслянистым

Блеском, Царица!

Царь увлечен [твоими] кудрями — игривый образ могущественного властелина, впавшего в рабство и ослабевшего от замечательных женских волос! Я попытался пересказать эту идею своими словами:

Как низко пал могучий царь!

Всем страх внушающий воитель

Унизил, подкосил себя,

Движением кудрей плененный.

Девичьи волосы

Ему ловушкой стали.

Кстати, в древнееврейском оригинале упомянут какой–то царь, а не конкретный царь, как подразумевается во многих трактовках. В те времена могущественные лидеры евреев Самсон (см.: Суд. 16:13) и Авессалом (2 Цар. 14:27) были пойманы в ловушку своими собственными локонами. Здесь же сердце юноши, образно названного царем, пленено локонами красивой девушки.

Пленительное очарование женских волос — это обычная тема любовной поэзии. Послушайте Александера Поупа:

Кудри — ловушка для мужской имперской расы,

Красавицы пленяют нас одним лишь локоном.

И Томаса Кареу:

Те волосы способны скручиваться,

И каждый завиток — цепь для души.

Таким образом, в этих стихах приводится, вероятно, наиболее чувственное описание девушки. Привлекательность образа, возникающего в нашем воображении в связи с этими описаниями, зависит не только от нашей способности понять смысл метафор, но также от нашего понимания красоты, которое культурно детерминированно. В развитых странах красавицами считаются стройные и загорелые женщины. В некоторых странах третьего мира женщины должны быть полнотелыми и светлокожими. Настенная древнеегипетская живопись показывает нам женщин стройных и полураздетых. Это резко контрастирует с зашнурованными в корсеты женщинами средневековой Европы. Отсюда следует, что красота не объективна и ее критерии весьма различаются.

Наши представления о красоте — это почти всегда идеализация, нечто дистанцированное от грубых реалий. Например, обнаженная девушка, выставленная перед классом студентов художественного колледжа, будет, возможно, выглядеть довольно жалко. Но все недостатки ее тела сгладятся в портретах. Мы видим то, что хотим увидеть, а не то, что есть на самом деле. Мы отфильтровываем то, что нам навязывается, но не устраивает нас. То же случается с фотографиями и живописью. Всегда есть некоторая искусственность в фотографиях красоток из модных журналов. Искусство освещения и ретуширования создает фантазию. Но в сущности это цель любых форм искусства — смягчить жестокие реалии жизни и перенести нас в более безопасный и приятный мир иллюзий.

Однако холодная красота произведений искусств затмевается теплой пульсирующей жизнью реальной красоты. Наш влюбленный, видя свою полную жизни и очарования возлюбленную, впадает в экстаз и превозносит ее красоту в стихах, приведенных ниже.