ГЛАВА IX Безстрастіе, какъ завершеніе подвига „юродства". Проявленіе высшей степени святости въ св. юродивыхъ. Выясненіе факта восхищенія св. юродиваго Андрея въ рай и сущность полученнаго имъ откровенія въ раю.

ГЛАВА IX Безстрастіе, какъ завершеніе подвига „юродства". Проявленіе высшей степени святости въ св. юродивыхъ. Выясненіе факта восхищенія св. юродиваго Андрея въ рай и сущность полученнаго имъ откровенія въ раю.

Св. юродивые, живя въ міру, вращаясь среди людей и соблазновъ міра, не отклоняли своего сердца отъ христіанской настроенности, потому что свою жизнь они не только начинали во Христ?, но и продолжали ее въ Немъ. Они служили Богу въ мір?, но жили духомъ въ удаленіи отъ міра [DCLXXI]. Какъ въ духовномъ, такъ и въ нравственномъ отношеніи необходимо уединеніе для образованія сильныхъ и глубокихъ характеровъ. Обдуманность, самопознаніе, ум?нье влад?ть собою, самоиспытаніе, духовная мудрость бываютъ плодомъ молитвъ и созерцаній. Въ такихъ духовныхъ упражненіяхъ св. юродивые приближались къ небу, и мірскія блага теряли въ ихъ глазахъ свою преувеличенную ц?ну; силы ихъ посл? молитвенныхъ подвиговъ возобновлялись, и св. юродивые всегда были готовы къ новой духовной д?ятельности съ полною в?рою въ то, что ихъ подкр?питъ такая помощь, которая выше всякой земной. Увлекаемые силою воли къ вн?шнимъ и внутреннимъ подвигамъ, св. юродивые старались достигнуть такого состоянія, чтобы ни во внутренней, ни во вн?шней природ? своей ничего не слышать, никакихъ не ощущать движеній, кром? одной мысли, которая бы, какъ струя св?та, была неподвижно устремлена къ Богу, т. е. состоянія безстрастія. Вся ихъ жизнь и была временемъ пріученія себя къ безстрастію. Мысль о Бог? была насущною потребностію св. юродивыхъ, которые представляли себя постоянно въ присутствіи Божіемъ, или въ памятованіи о Бог?. Но это составляетъ только одну сторону созерцанія св. юродивыхъ. Другую же высшую сторону созерцанія ихъ составляло постоянное ихъ размышленіе о безконечномъ величіи Божіемъ, требующее для себя всего челов?ка. Такое-то созерцаніе и вело св. юродивыхъ къ безстрастію. При такомъ созерцаніи по ученію св. отцевъ „прежде всего должно вс?ми м?рами удерживать помыслъ, установивъ надъ нимъ трезвенный надзоръ ума, чтобы не дозволять душ? предаваться не обузданнымъ стремленіямъ по влеченіямъ т?ла, ибо когда душа, приводя въ движеніе свою мысленную силу, какая естественно вложена въ нее сотворившею ее св. Троицею, желаетъ должнаго и надлежащаго, тогда изб?гаетъ она нападеній т?ла, предусматривая и обуздывая безпорядочныя его движенія, блюдетъ въ себ? приличную ей тишину, и среди безмолвнаго досуга занимается свойственными ей созерцаніями; и сіе д?лаетъ, по возможности, возводя внимательный взоръ къ достопоклоняемой Троиц?, и умозаключая о неприступности Божіей славы по преизбытку ея сіянія о св?тлости блаженства, о безпред?льной премудрости, о постоянств? и неволненности безмятежія, объ естеств? безстрастномъ и неподвижномъ. Посему душа, соблюдающая мысленную свою силу въ трезв?ніи и приличныхъ д?йствіяхъ, утвердится въ описанныхъ выше созерцаніяхъ и будетъ упражнять свою нравственность въ томъ, что правильно, справедливо, благопристойно, мирно. А какъ скоро прекратитъ размышленіе и перестанетъ углубляться въ надлежащія созерцанія, возставшія т?лесныя страсти, какъ безчинные и наглые псы, надъ которыми н?тъ надсмотрщика, начинаютъ сильно лаять на душу, и каждая страсть усиливается всячески истерзать ее, отд?ляя себ? часть ея жизненной силы” [DCLXXII]. Очевидно такъ широко понимаемое созерцаніе должно было составлять постоянное занятіе всей жизни св. юродивыхъ. Св. Григорій Богословъ, на себ? испытавшій благотворныя сл?дствія созерцанія, такъ восторженно говоритъ о немъ: „с?дая моя голова и согбенные члены склонились уже къ вечеру бол?зненной жизни. Много скорбей встр?чало мое сердце, и между ними много и кратковременныхъ наслажденій, но я не видалъ еще славы, которая была бы выше и прочн?е славы – приближаться къ Божеству пренебеснаго Бога" [DCLXXIII]. Путь къ этой слав? созерцаніе, или, какъ выражается Григорій Богословъ, „мысленное переселеніе къ Богу" [DCLXXIV], только при такомъ состояніи духа и возможна безстрастность какъ къ своему внутреннему я, такъ въ отношеніи другъ къ другу. Св. Василій Великій такъ развиваетъ эту мысль: „челов?къ сотворенъ по образу Божію, а гр?хъ, увлекая душу въ страстныя пожеланія, изм?нилъ красоту образа. Итакъ, необходимо возвратиться къ первоначальной благодати, которой люди стали чуждыми чрезъ гр?хъ, чтобы снова украсить себя по образу Божію, безстрастіемъ уподобившись Творцу, необходимо направить попеченіе на то, чтобы душа никогда не была обладаема никакою страстью, а напротивъ того, чтобы мысль при нападеніи искушеній, оставалась непоколебимою, и чтобы чрезъ то сд?лались мы причастниками Божія блаженства" [DCLXXV]. Эти слова ставятъ насъ на ту точку зр?нія, на которой стоялъ св. Василій Великій, строя идеалъ подвижника. Подвижникъ долженъ достигнуть такого самообладанія, чтобы быть выше вс?хъ и внутреннихъ и вн?шнихъ случайностей въ своей жизни и строго заправлять вс?мъ ея ходомъ, не допуская ни мал?йшихъ уклоненій. Самая любовь, которая должна быть душою всей его д?ятельности [DCLXXVI], должна быть вполн? сознательною и находиться подъ неуклоннымъ наблюденіемъ разума [DCLXXVII]. Вообще, какъ можно больше разумно-духовнаго, и какъ можно меньше безсознательнаго, случайнаго – плотскаго – вотъ задача внутренней жизни и вн?шней д?ятельности подвижника, надъ которою онъ долженъ трудиться ц?лую жизнь, чтобы достигнуть безстрастія. Ч?мъ ближе подходитъ подвижникъ къ безстрастности, т?мъ больше онъ является аскетомъ [DCLXXVIII]. Такимъ образомъ, безстрастіе есть стремленіе къ богоподобію, при которомъ вс? страсти утихаютъ. Какъ т?ло челов?ка находитъ удовлетвореніе потребностямъ своимъ въ жизненныхъ началахъ, изъ которыхъ оно составлено, въ" воздух?, вод? и въ сродныхъ ему питательныхъ веществахъ, а разобщенное съ ними умираетъ, такъ и богоподобный духъ его только тогда можетъ найти полное удовлетвореніе своимъ потребностямъ и жить истинно свойственною ему жизнію, когда будетъ въ непрерывномъ союз? съ Богомъ, Котораго онъ есть дыханіе и образъ. Орелъ, над?ленный способностью къ высшему полету не довольствуется пареніемъ около земли, или въ низшихъ слояхъ воздуха, а любитъ устремляться въ воздушныя высоты, парить выше и выше, чтобы ближе наслаждаться вид?ніемъ солнца, такъ и богоподобный челов?ческій духъ, созданный съ преимущественнымъ стремленіемъ парить умомъ своимъ въ небо и В?чность, къ Самому Солнцу міра духовнаго, не можетъ удовлетвориться познаніемъ не только земныхъ вещей, но и всего сотвореннаго. Богоподобный челов?ческій духъ, созданный съ безграничнымъ стремленіемъ, естественно стремится къ своему безпред?льному Началу и Первообразу, и въ Немъ только находитъ полное удовлетвореніе вс?мъ своимъ духовнымъ потребностямъ и стремленіямъ, а все вещественное, временное и конечное, какъ несродное ему и несоотв?тствующее безграничнымъ его стремленіямъ, не можетъ потому его удовлетворить. Вотъ причина того, почему св. юродивые вс? силы своего ума устремляли къ Богу. Посвящая почти все время благогов?йнымъ размышленіямъ о Бог?, созерцая отраженіе Его совершенствъ въ видимомъ мір? и въ собственномъ дух?, разсматривая пути промысла Божія въ мір? и въ особенности стараясь, при св?т? сверхъестественнаго откровенія Божія, уразум?вать чрезвычайное проявленіе благости, правды и премудрости Божіей въ д?лахъ людей, при пособіи указанныхъ средствъ богопознанія и при непосредственномъ озареніи отъ Отца св?товъ, со дня на день ясн?е познавали Бога, побуждаясь безпред?льностію и непостижимостію существа и совершенства Его къ новымъ и новымъ размышленіямъ о Немъ. Въ непрерывно-приращающемся в?д?ніи о Бог? св. юродивые для своего ума находили наибол?е сродную, самую питательную и никогда неоскуд?вающую пищу и высокое наслажденіе. Подобно тому, какъ д?ти естественно влекутся къ своимъ родителямъ по единству природы ихъ съ природою родителей, такъ и духъ св. юродивыхъ естественно вс?ми силами и вс?мъ своимъ существомъ неудержимо стремился къ соединенію съ своимъ Первообразомъ. Стремясь познать Бога, уподобиться Ему въ нравственномъ совершенств?, св. юродивые при св?т? этого познанія и при озареніи свыше ясн?е познавали и самихъ себя. Преусп?вая, при помощи благодати Божіей, бол?е и бол?е въ любви къ Богу и для стяжанія этой любви подавляя въ себ? самолюбіе, охраняя сердце свое отъ любви къ міру и силою самой любви къ Богу покоряя и истребляя вс? страсти, св. юродивые нравственно возвышались свободою духа и въ самомъ чувств? собственной любви къ Богу, вкушая уже неизъяснимую сладость, чувствовали они себя вполн? блаженными, когда удостоивались возчувствовать въ сердц? своемъ и любовь къ себ? Божію, по слову Господа: „Любящих меня я люблю" [DCLXXIX], воспламеняясь чрезъ то еще большею любовью къ Нему. Ревнуя уподобиться Богу въ святости, стараясь быть совершенными [DCLXXX], осуществляя въ себ? образъ совершенствъ, явленныхъ въ жизни и д?лахъ Богочелов?ка, св. юродивые, при помощи благодати Божіей, со дня на день бол?е украшались богоподобными совершенствами, при сознаніи которыхъ, въ дух? благодаренія къ Богу и смиренія, исполнялись чистою радостію, подобно той, какую естественно чувствуютъ при вид? своего т?леснаго благообразія и изящества своей одежды, не говоря уже о спокойствіи сов?сти, о сладкомъ чувств? безстрастія, которыя всегда естественно сопутствуютъ доброд?тельной жизни. Постоянное же молитвенное настроеніе св. юродивыхъ облекало ихъ силою Божіею, окружало и охраняло ихъ помыслъ отъ страстныхъ мечтаній и д?лало ихъ безстрастными. Пріобр?тенію состоянія безстрастности способствовало еще сильнымъ образомъ та житейская обстановка, среди которой д?йствовали св. юродивые, пріучавшіе себя къ индеферентному безстрастному обращенію съ людьми (напр. съ блудницами). Нельзя отрицать того, что св. юродивые обращались къ своему внутреннему я, пров?ряли себя, призывали себя на судъ собственной сов?сти съ ц?лью опред?лить – чего больше накопилось у нихъ въ душ?: добра или зла. Правда, они вращались въ обществ?, но умъ то ихъ былъ занятъ постоянно богомысліемъ; удаленія ихъ въ тайныя укромныя м?ста, всенощныя бд?нія – что это – какъ не средства для того, чтобы вызвать бодренность сердца, трезвенность мысли, пов?рку себя! в?дь и вс? ихъ пощенія, бд?нія, кол?нопреклоненія, спанье на голой земл? и др. виды аскетизма суть только д?йствительныя средства къ достиженію совершенства къ пріобр?тенію мощи противъ гр?ха: они „постятся, чтобы смирить свою буйную плоть, совершаютъ бд?нія, чтобы изощрять свое умное око; спятъ на голой земл?, чтобы не разн?живаться сномъ; уединяются, чтобы изб?жать и мал?йшихъ поводовъ къ учиненію чего-либо оскорбляющаго Всесвятаго Бога: творятъ молитвы и иныя совершаютъ д?ла благочестія, чтобъ вниманіе ихъ не отходило отъ небесныхъ вещей, – д?лаютъ все это не для чего другого, какъ для того, чтобы лучше познать свою собственную худость и благосердную благость Божію, чтобы научиться и расположить ее пссл?довать Господу Іисусу Христу, съ самоотверженіемъ и крестомъ на раменахъ своихъ и чтобъ больше и больше возгр?вать въ себ? любовь къ Богу" [DCLXXXI]. Если этими мотивами руководились св. юродивые, а иными они не могли руководиться, въ достиженіи нравственнаго совершенства, то, значитъ, самоиспытаніе для достиженія безстрастія было главн?йшимъ ихъ духовнымъ занятіемъ. И д?йствительно, по взгляду св. отцевъ (препод. Іоанна Л?ствичника, Исаака Сирина и др.) безстрастіе, понимаемое въ смысл? окончательнаго погашанія взыграній плоти и помысловъ, достигается лишь тогда, когда челов?къ не только разбираетъ ту или другую свою мысль въ отд?льности, то или иное чувство или желаніе, но бываетъ занятъ настроеніемъ своей душевной жизни, а условіемъ къ установк? вполн? здраваго, нормальнаго настроенія челов?ческаго духа и служитъ пров?рка личныхъ ощущеній и взглядовъ на свою внутреннюю жизнь, или, выражаясь точн?е – бодрственность сердца, когда челов?къ съ спокойно, но съ углубленнымъ и сосредоточеннымъ вниманіемъ, разсматриваетъ себя, на всемъ пути своей жизни, сопоставляя всякаго рода случаи и впечатл?нія, входящіе обыкновенно въ его жизнь. Присутствія такого самоуглубленія въ св. юродивыхъ отрицать нельзя и св. Церковь, восп?вая ихъ подвиги, постоянно отм?чаетъ это ихъ самосозерцаніе. „Мудрою мыслію утвердилъ еси душу свою, поработивъ плотская мудрованія духу", поется въ общей служб? св. юродивыхъ [DCLXXXII]. „Сердце твое скрижаль очищену св. Духа благодать обр?тши, отче, написа совершенно безстрастіе", говорится въ канон? [DCLXXXIII]. „Иже себе познавый, постиглъ еси страхъ Господень", поетъ св. Церковь св. Василію блаж. Духовная жизнь св. юродивыхъ и состояла только въ сближеніи съ Богомъ, а въ связи съ этимъ единеніемъ, по ученію св. отцевъ стоитъ „и сознаніе собственной ничтожности и склонности на всякое зло; частн?е, духовная жизнь выражается: въ любви къ Богу и нелюбіи къ самому себ?, въ подчиненіи себя не только Богу, но и вс?мъ тварямъ изъ любви къ Богу, – въ отверженіи отъ всякой собственной своей воли и совершенной покорности вол? Божіей и въ желаніи совершать все это отъ чистаго сердца, въ славу Божію [DCLXXXIV], только для одного благоугожденія Богу, только потому, что такъ хочетъ Онъ Самъ, что такъ надлежитъ любить Его и работать Ему. Но для достиженія такого совершенства необходимо подавить сначала собственныя волненія и, наконецъ, совс?мъ ихъ погасить и умертвить" [DCLXXXV]. При помощи Божіей св. юродивые, какъ в?ритъ св. Церковь, и умерщвляли свои волненія [DCLXXXVI], путемъ аскетическихъ подвиговъ (поста, молитвы, созерцаній и пр.), порабощали вс? чувства [DCLXXXVII] духу для того, чтобы взойти на гору безстрастія. А восходъ этотъ и совершается, по словамъ епископа ?еофана, только тогда, когда огонь божественнаго духа, вн?дряясь въ челов?ка, начинаетъ д?йствовать въ немъ. Онъ д?йствуетъ во все продолженіе духовнаго труда надъ очищеніемъ сердца, и всю силу свою являетъ только тогда, когда умолкнутъ страсти. Вещество страстей, будучи изнуряемо божественнымъ огнемъ, потребляется, а по м?р? того, какъ вещество искореняется, и душа очищается, отходятъ и страсти. Безстрастіе есть какъ бы воскресеніе души прежде воскресенія т?ла, когда въ челов?к? ничего не остается ветхаго, а появляется все новое [DCLXXXVIII]. Это полное и, между т?мъ, всегда возрастающее совершенство совершившихся о Господ? такъ освящаетъ умъ и восхищаетъ его отъ вещества, что часто отъ жизни въ т?л? изступленіемъ возноситъ на небо къ вид?нію. Безстрастный ко вс?мъ предметамъ, возбуждающимъ и питающимъ страсти нечувствителенъ, и они никакого д?йствія на него не производятъ, хотя находятся предъ его глазами. Это оттого, что онъ весь соединенъ съ Богомъ. Приходитъ онъ въ блудилище – и не только не чувствуетъ движеній страсти, но и блудницу приводитъ къ чистому и подвижническому житію" [DCLXXXIX].

Сознанію св. юродивыхъ ясно предносилось чувство любви къ Богу и правды, которыя и выт?сняли изъ ихъ сердца всякое страстное движеніе. Зат?мъ, изв?стно, что они никогда не позволяли себ? осуждать ближняго, а относились ко вс?мъ съ чувствомъ состраданія. Наконецъ, вообще, они всегда были внимательны къ своимъ чувствамъ и никогда не допускали того, чтобы воспринимаемое чрезъ нихъ возбуждало и питало страсти, а напротивъ такъ имъ пользовались, чтобы оно, не уклоняя ихъ отъ главной ц?ли, способствовало имъ выражать свою твердость въ стояніи въ вол? Божіей, для чего вс? чувственныя впечатл?нія они обращали въ нравственно-назидательные для себя уроки (напр. впечатл?нія, получаемыя отъ обращенія съ блудницами) и совершенно какъ-бы умирали для страстей. Они, въ отношеніи, къ міру поступали такъ, какъ учитъ св. Л?ствичникъ, считающій безстрастнымъ того, кто на одушевленные предметы смотритъ какъ на неодушевленные [DCXC] и одинаковое испытываетъ расположеніе при вид? т?хъ и другихъ [DCXCI]: „великъ тотъ, говоритъ св. Л?ствичникъ, кто пребываетъ безстрастнымъ при соприкосновеніи и по истин? блаженъ тотъ, кто пріобр?лъ совершенную нечувствительность ко всякому т?лу, цв?ту и красот? [DCXCII]. Св. А?анасій Великій сравниваетъ безстрастныхъ съ мертвецами и говоритъ, что „они уподобляются бол?е м?хамъ, нежели людямъ, охлад?въ, какъ отверд?вшій иней: зане быхъ, яко м?хъ на слан? [DCXCIII]. Д?лается м?хомъ на слан? тотъ, кто истниваетъ плоть свою, не оставляетъ въ ней ничего воспламененнаго и похотнаго, но какъ бы оледеняетъ ее [DCXCIV]. Св. юродивые и смотр?ли на свой подвигъ, какъ на средство къ совершенному умерщвленію плоти для достиженія безстрастія. Они поступали въ жизни своей такъ, какъ научилъ н?когда св. Макарій Египетскій одного монаха, спрашивавшаго – какъ спастись? онъ послалъ его на кладбище и вел?лъ сначала хвалить мертвыхъ, а потомъ ругать и посл? этого сд?лалъ наставленіе подражать мертвецамъ [DCXCV]. Взглядъ св. юродивыхъ на свой подвигъ, какъ на пріученіе себя къ безстрастію, весьма ясно выраженъ св. юродивымъ Серапіономъ Синдонитомъ въ его бес?д? съ одною затворницею. Узнавъ о ней, св. Серапіонъ пришелъ туда, гд? 25 л?тъ подвизалась затворница и сказалъ прислуживавшей ей стариц?: „скажи д?виц?, что одинъ монахъ непрем?нно желаетъ съ нею вид?ться". „Затворница много л?тъ никого не видитъ", отв?чала старица. „Поди, скажи, что я долженъ съ нею вид?ться, ибо меня послалъ къ ней Богъ". Но и тутъ она не послушалась. Только черезъ 3 дня св. Серапіонъ получилъ доступъ къ затворниц? и сказалъ ей: „что ты зд?сь сидишь?". Затворница отв?чала: „я не сижу, но иду". „Куда ты идешь?" спросилъ св. Серапіонъ. „Къ Богу моему". „Жива ты или умерла?" обратился съ вопросомъ св. юродивый. „В?рую Богу моему, что умерла для міра, ибо кто живетъ по плоти, тотъ не пойдетъ къ Богу". „Если хочешь, сказалъ св. Серапіонъ, ув?рить меня въ томъ, что ты умерла для міра, то сд?лай то, что я д?лаю". „Приказывай, но только возможное, и я сд?лаю".

„Для мертваго, продолжалъ св. юродивый, подобнаго теб?, все возможно, кром? нечестія – сойди внизъ и пройди". „Я не выхожу 25 л?тъ, какъ-же теперь пойду?" отв?чала затворница. „Вотъ не говорила-ли ты, зам?тилъ св. Серапіонъ, я умерла для міра, очевидно, поэтому, что и міръ для тебя не существуетъ. А если такъ, то мертвый ничего не чувствуетъ и для тебя должно быть все равно – выйти или не выйти". Затворница пошла. Когда она дошла до одной церкви, св. Серапіонъ сказалъ ей: „если хочешь меня ув?рить, что ты умерла, а не живешь для людей, то сними съ себя все платье, какъ вотъ я, положи его на плечо и ступай по городу, а я пойду впереди тебя въ такомъ же вид?". „Но если, отв?тила она, я сд?лаю это, то многихъ соблазню такимъ безстыдствомъ и кто-нибудь скажетъ, что это сумасшедшая или б?снующаяся". „А теб? что за д?ло, если это скажутъ, отв?чалъ св. Серапіонъ: в?дь, ты говорила, что умерла для людей, а мертвецу н?тъ никакой до того нужды, бранитъ-ли его кто или см?ется надъ нимъ, потому-что онъ нечувствителенъ ко всему". Тогда затворница сказала: „прикажи мн? сд?лать другой подвигъ; теперь я еще не дошпа, а только молюсь о томъ, чтобы дойти до такой степени". „Смотри же, сестра, сказалъ св. юродивый, не величайся, будто ты свят?е вс?хъ, и не хвались, что умерла для сего міра. Вотъ ты узнала, что жива еще и угождаешь людямъ. Я могу быть бол?е мертвымъ, ч?мъ ты, и что я умеръ для міра, могу доказать д?ломъ, – именно т?мъ, что равнодушно взираю на него, ибо не стыдясь и не соблазняясь, могу сд?лать то, что приказываю теб?" [DCXCVI]. Такимъ образомъ, на основаніи разсказаннаго можно заключать, что св. юродивые, препоб?дивъ свою плоть, препоб?ждали естество и становились выше его, такъ что все окружающее не могло оказывать на нихъ растл?вающаго д?йствія и потому, они пребывали въ міру безстрастными. „А особенно Симеон в столь великое пришёл бесстрастие, что тело его стало, как будто бесчувственное дерево, не ощущающее никакого сильного желания, так как все члены его были умерщвлены " [DCXCVII]; онъ, „Такой чистоты и бесстрастия достиг святой, что и, играя, среди женщин, пребывал, как чистое золото среди огня, и много раз бесстыдные женщины срамно щекотали его, влагая руки в его недра, но он оставался как будто мёртвый, подобный бесчувственному дереву” [DCXCVIII]. Надо думать, что безстрастность такая въ св. юродивыхъ была всл?дствіе того, что они постоянно сл?дили за своими душевными движеніями и сохраняли свой умъ отъ страстныхъ помысловъ непрестаннымъ молитвеннымъ созерцаніемъ Бога, такъ какъ страсти, по ученію преподобнаго ?еона и Діокла, охватываютъ существо челов?ка тогда, когда умъ его перестаетъ мыслить о Бог?, и по необходимости подпадаетъ челов?къ подъ власть духа плоти [DCXCIX]. Вотъ объясненіе того случая, когда св. Симеонъ, однажды пройдя по городу нагой, зашелъ нагой же въ женскую баню. Притомъ, онъ и самъ другу своему Іоанну діакону объяснилъ свои чувствованія въ женской бан?: „Поверь мне, брат, что всё равно, как дерево среди дерев, так и я был среди них, не ощущая, что имею тело, не думая, что среди телесных существ нахожусь, но вся моя мысль была устремлена на Божие дело." [DCC]. Св. Виссаріонъ, находясь у блудницы, остается безстрастнымъ. Вс? св. юродивые именуются св. церковью мужами безстрастія [DCCI].

Безстрастность св. юродивыхъ происходила отъ ихъ мертвенности плоти, которую они убили великими аскетическими подвигами. Кром? того непрестанное занятіе души высокими помыслами уц?ломудривало созерцаніе ихъ ума (какъ говорилъ св. Симеонъ), который уже не внималъ безстыднымъ непотребнымъ помысламъ. Св. Нилъ Синайскій вотъ какъ опред?ляетъ значеніе созерцанія въ пріобр?теніи безстрастія: „трудъ строгаго житія, изнуряя т?ло, даетъ еще можетъ быть, время страстямъ подвигнуть праздную мысль къ тому, что составляетъ собственно вещество страстей. Умозр?ніе же, содержа привлеченнымъ къ себ? всец?лый умъ, не даетъ м?ста, не говорю страсти, но даже и челов?ческому помыслу, призывающему можетъ быть и къ необходимой потребности. Не только страстное сластолюбіе препоб?ждаетъ услажденіе умозр?ніемъ, въ которомъ съ полезнымъ срастворено пріятное, но и естественную нужду [DCCII]. И въ самомъ д?л?, кто всегда смотритъ въ глубину своего сердца съ непрестаннымъ памятованіемъ о Бог?, тотъ удаленъ отъ всего житейскаго, такъ какъ ходящій по духу не можетъ знать похотей плоти. Св. Ефремъ Сиринъ говоритъ, что кто постоянно им?етъ предъ своими очами Іисуса Христа, взираетъ на Него, того не обольститъ никакой гр?хъ, у того нич?мъ другимъ духъ не возмущается [DCCIII]. Но достиженіе св. юродивыми безстрастія стоило имъ великихъ трудовъ; они достигали его путемъ непрестанныхъ аскетическихъ подвиговъ: „постомъ, и воздержаніемъ, и на земли леганіемъ, увядилъ еси плотскія страсти: душу же просв?тилъ еси", восп?ваетъ св. Церковь въ общей служб? св. юродивымъ [DCCIV]. Но, не смотря на такіе аскетическія лишенія, св. юродивые все-таки подвергались страстнымъ искушеніямъ, и только въ молитв? къ Богу находили себ? упокоеніе и облегченіе. Вотъ что св. Симеонъ юродивый разсказывалъ своему другу Іоанну-діакону:

– Когда я был в пустыне и сначала имел много беспокойства от плотских страстей и молил Бога об облегчении брани, явился мне святой Никон с вопросом:

– Как живешь, брат?

А я отвечал:

– Жестоко страдаю, отче, и если ты мне не поможешь, не знаю, что и делать, потому что плоть сильно восстает на меня.

Старец с улыбкою зачерпнул воды из святого Иордана и вылив мне на живот, с крестным знамением, сказал:

– Вот и здоров ты.

И с тех пор перестал я ощущать плотское вожделение и во сне, и наяву. [DCCV].

Такимъ образомъ, видно, что не безъ тяжкой борьбы и сильныхъ внутреннихъ страданій св. юродивые достигали безстрастія. Не смотря на то, что они всец?ло всю силу своей духовной ревности обращали на д?ла самоисправленія себя отъ нечистотъ и страстей, на высвобожденіе, выразимся словами преосвящ. ?еофана, своихъ силъ и укр?пленіе ихъ въ богоугодной д?ятельности, не взирая на то, что эта работа поглощала все ихъ вниманіе, вс? труды и все время [DCCVI], однако упорядоченіе и организація въ себ? безстрастности требовали высшей, божественной помощи, и только божественною помощью, при собственныхъ напряженныхъ усиліяхъ ума и воли, и можно объяснить то явленіе, что св. юродивые, вращаясь почти нагіе въ кругу женщинъ, оставались нечувствительными къ женскимъ прикосновеніямъ. Дал?е, постоянное тягот?ніе ихъ къ Богу („весь умъ св. Симеона въ д?л? Божіи бяше", когда онъ находился въ женской бан?), внутреннее умное безмолвіе ихъ, не выходя „извнутрь", способно было подать помощь тягот?нію души къ Богу. Преосв. ?еофанъ весьма отчетливо объясняетъ созерцательное состояніе подвижника, постепенно достигающаго безстрастія. „Первымъ условіемъ духовной жизни, пишетъ епископъ-затворникъ, служитъ внутрь пребываніе, которое есть господство челов?ка надъ самимъ собою, ибо подвижникъ долженъ стяжать чистоту ума отъ помысловъ, чистоту воли отъ пожеланій, чистоту сердца отъ пристрастій и страстей. Значитъ, условіемъ и средствомъ къ внутрь пребыванію служатъ боренія съ помыслами въ душ?, а въ т?л? – связаніе его, а за ними изм?неніе вн?шняго порядка" [DCCVII]. Когда-же подвижникъ самоуглубится, тогда онъ будетъ вид?ть иной міръ невидимый, но и не воображаемый, а предносящійся сознанію. „Старайся войти въ храмину, находящуюся внутри тебя и увидишь храмину небесную", говоритъ преп. Исаакъ Сиринъ. По объясненію св. Василія Великаго это состояніе есть то, когда челов?къ чувствуетъ, что онъ „назираемъ". Святитель ?еофанъ, какъ бы въ разъясненіе этихъ словъ, говоритъ: „зри себя содержимымъ десницею Божіею и зримымъ окомъ Божіимъ, спасаемымъ въ Господ?, стоящимъ въ смерти, подъ судомъ, чтобы всл?дствіе того рай воспріять". Когда же подвижникъ будетъ созерцать все это, тогда онъ достигнетъ зр?нія высшаго; при непрерывности же и напряженности упражненій въ духовныхъ созерцательныхъ подвигахъ подвижникъ достигаетъ стоянія постояннаго въ духовномъ мір?, предъ Богомъ. Кто-же воспринялъ при помощи Божіей созерцаніе другого, невидимаго міра, тотъ уже изшелъ изъ настоящаго міра и пребываетъ въ другомъ своимъ сознаніемъ и сердцемъ, вошелъ въ царствіе Божіе или воспріялъ его въ себя. Выступленіе изъ настоящаго міра и вступленіе въ другой составляетъ, по ?еофану, главную ц?ль и предметъ напряженнаго исканія подвижника. Трудъ, напряженіе, усиліе скоро приводятъ къ желанной ц?ли. Зр?ніе же другого міра способствуетъ содержать въ себ? и возгр?вать духъ ревности т?мъ, что доставляетъ истинное поприще для д?йствованія ревнующему духу. „Ты – не зд?шній, говоритъ св. Златоустъ, а изъ другого міра, сл?довательно, и д?йствовать долженъ, какъ бы въ томъ мір?, а для того и зр?ть его". Съ другой стороны, кто зритъ его, тотъ постоянно будетъ им?ть предъ глазами какъ бы норму, какъ бы образчикъ, напоминающій о томъ, чтобы не уклониться, не сд?лать чего либо криво [DCCVIII]. При такомъ состояніи духовномъ подвижникъ естественно погружался въ созерцаніе и, отр?шаясь совс?мъ отъ земного, становился земнымъ ангеломъ, небеснымъ челов?комъ. И св. юродивые, предавъ себя Богу, жили и д?йствовали только въ Бог? и для Бога и были вполн? безстрастными.

Постоянно и неизм?нно содержа въ себ? истинную и живую в?ру, усвояя ее себ? не только умомъ но и чистымъ сердцемъ, св. юродивые исполнялись чувствомъ высочайшаго благогов?нія и совершенн?йшей преданности къ Богу, д?ятельно стремясь проявить эту преданность во всемъ своемъ внутреннемъ поведеніи. Живая в?ра въ Бога вводила ихъ въ непосредственное присутствіе Божіе, давала имъ созерцать безконечное величіе свойствъ и совершенствъ Божіихъ, а созерцаніе этихъ свойствъ вызывало въ нихъ благогов?ніе къ Богу, всец?лую преданность святой Его вол?. Вполн? сознавая свою зависимость отъ Бога, свое въ Немъ возрожденіе, жизнь, спасеніе, они поставляли Бога средоточіемъ всей своей жизни и „преображались". Для достиженія состоянія преображенія со стороны св. юродивыхъ употреблялись: молитва, благочестіе, размышленіе, созерцаніе. Размышленіе, возбуждаемое молитвою и благочестіемъ, возводило ихъ умъ къ созерцанію Высочайшаго Существа. Созерцать, в?дь, и значитъ – забыть все и себя самого, умереть совс?мъ для вн?шняго міра, отказаться отъ всякихъ собственныхъ мыслей и всец?ло съ безпред?льною ревностью погрузиться въ Бог? и преобразоваться. Принимая это во вниманіе, легко понять непонятныя т? состоянія преображенія, которыхъ достигали путемъ аскетическаго созерцанія св. юродивые [29]. Разсмотримъ одно изъ проявленій высшаго созерцательнаго аскетизма въ подвиг? „юродства", описанное пресвитеромъ константинопольскимъ Никифоромъ со словъ того лица, которое испытывало такое состояніе, т. е. св. Андрея юродиваго. Вотъ что онъ ему разсказывалъ: „въ сладкомъ двухъ-нед?льномъ сн? я вид?лъ неизреченныя откровенія Божіи. Я находился въ прекрасномъ и дивномъ раю и не знаю, какъ я сюда попалъ – въ т?л? или не въ т?л? – не знаю. Но я зам?тилъ на себ? св?тлое од?яніе и на голов? в?нецъ изъ цв?товъ: царскій поясъ опоясывалъ мое од?яніе. Я восхищался красотами райскими: тамъ было много садовъ и въ нихъ росли высокія деревья, испускающія отъ в?твей благоуханіе. Одни изъ деревьевъ цв?ли непрестанно, другія – украшались златовидными листьями, иныя – им?ли различные, несказанной красоты плоды. Невозможно сравнить райскія деревья съ земными, „Божія бо рука, нечелов?ческая насади я". Находилось тамъ безчисленное множество птицъ; у одн?хъ были золотыя крылья, у другихъ были б?лаго цв?та, а у н?которыхъ – пестраго. Он? сид?ли на в?ткахъ райскихъ деревъ и п?ли. Отъ ихъ п?нія услаждалось мое сердце. Сады т? были расположены въ стройномъ порядк? („якоже станетъ полкъ противу полка"). Они орошались большою р?кою, протекавшею посредин? рая. По ея берегамъ раскинулъ свои в?тви виноградъ съ золотыми листьями. Тихій в?теръ колебалъ деревья райскихъ садовъ. На меня напалъ страхъ и мн? думалось, что я стою вверху тверди небесной. Юноша, од?тый въ багряницу, проходилъ мимо меня. Я посл?довалъ за нимъ и вотъ увид?лъ большой красивый крестъ радужнаго цв?та; вокругъ него стояли огнезрачные п?вцы и п?ли какую-то сладкую хвалебную п?снь. Юноша, подойдя къ кресту, поц?ловалъ его и мн? вел?лъ тоже приложиться къ нему. Я съ радостію и страхомъ лобызалъ крестъ усердно. Посмотр?въ внизъ, я увид?лъ подъ собою н?что въ род? морской бездны и, думая, что я хожу по воздуху, испугался и началъ кричать своему проводнику: „Господи, боюся, да не ниспаду въ глубину". Онъ же сказалъ мн?: „не бойся, подобаетъ бо намъ взойти выше" и подалъ мн? руку. Тотчасъ мы поднялись выше второй тверди, и увид?лъ я тамъ дивныхъ мужей и ихъ покой. Посл? этого мы вошли въ чудный пламень, который насъ не опалялъ, но только осв?щалъ. Я опять сталъ бояться. Но спутникъ мой, подавъ мн? руку, сказалъ: „еще выше взойти подобаетъ намъ", и тотчасъ мы поднялись выше третьяго неба, гд? я услышалъ п?ніе множества небесныхъ силъ. Зат?мъ, подошли мы къ блестящей, молніевидной зав?с?, предъ которой стояли огненные юноши съ блестящими лицами и съ огненными оружіями въ рукахъ. Зд?сь же увид?лъ я безчисленное множество воинства небеснаго. Проводникъ мой сказалъ: „какъ только откроется зав?са, тогда увидишь Владыку Христа и поклонись престолу славы Его". Я, слыша это, трепеталъ и радовался. Лишь только открылась зав?са, я увид?лъ Господа моего, какъ н?когда пророкъ Исаія [DCCIX], „видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм. Вокруг Него стояли Серафимы; у каждого из них по шести крыл: двумя закрывал каждый лице свое, и двумя закрывал ноги свои, и двумя летал.". Я упалъ предъ Нимъ. Невозможно передать той радости, какая меня тогда объяла. Я слышалъ и три слова, сказанныя мн? пресладкими и пречистыми устами Спасителя. Тогда вс? небесныя воинства восп?ли предивную п?снь. Проснувшись, я увид?лъ себя „я на том самом месте, где находился ранее, лежащим в углу" [DCCX]. Этотъ разсказъ, какъ таинственный, касающійся духовнаго міра, закрытаго отъ насъ почти непроницаемымъ покровомъ, можетъ быть и объясненъ только т?мъ, кто самъ находился въ сообщеніи съ нимъ, кто самъ былъ созерцателемъ.

Прежде всего нацо р?шить вопросъ о м?ст? восхищенія св. Андрея. Область, куда былъ восхищенъ св. юродивый Андрей названа третьемъ небомъ, раемъ [DCCXI]. Что это за область третье небо? гд? она находилась? Подъ именемъ неба въ священномъ писаніи часто разум?ется воздушное пространство, висящее надъ нашею землею [DCCXII], въ которомъ зам?чаются явленія: в?тра, мрака, облаковъ, тучъ, града, грозной бури, бывающія въ воздух?. Впрочемъ, воздухъ въ св. писаніи называется небомъ не въ собственномъ значеніи этого слова; подъ именемъ неба собственно разум?ется то необъятное для взора челов?ческаго пространство, которое заключаетъ въ себ? небесныя т?ла и оканчивается въ глазахъ шарообразнымъ сводомъ [DCCXIII]. Зат?мъ, въ св. писаніи подъ именемъ неба разум?ется небо высшее вс?хъ небесъ. На этомъ неб? обитаетъ Самъ Богъ [DCCXIV], безплотные духи [DCCXV] и праведные души людей [DCCXVI]. Отъ того оно и называется обиталищемъ Божіимъ [DCCXVII], домомъ Отца Небеснаго [DCCXVIII], небомъ небесе [DCCXIX], градомъ, котораго художникъ и строитель есть Богъ [DCCXX] и др. именами, которыя вс? на челов?ческомъ язык? означаютъ не что другое, какъ міръ духовный. В?роятно, и разум?ется подъ третьимъ небомъ или раемъ, куда восхищенъ былъ св. Андрей, міръ духовный. Въ основаніе этой в?роятности можно полагать какъ самое названіе неба, куда былъ восхищенъ св. Андрей, третьимъ, такъ и названіе рая, тождественное третьему небу. Небо третье, т. е. высшее, совершенн?йшее; оборотъ р?чи – еврейскій, зам?чаемый и въ нашихъ богослужебныхъ книгахъ [DCCXXI] и выражающій собою полноту и совершенство предмета. Раемъ называлось всякое пріятное м?сто, но преимущественно тотъ едемскій садъ, гд? пребывали наши прародители. Такъ какъ на земл? н?тъ ничего того, чтобы челов?къ зналъ и могъ представлять выше и вожделенн?е невиннаго состоянія первобытной четы, то слово Божіе прим?нительно къ челов?ческому понятію, употребляетъ слово рай и для выраженія будущаго его блаженства: „днесь со Мною будеши въ раи" сказалъ Спаситель раскаявшему разбойнику" [DCCXXII], „наше жилище на небес?хъ есть" [DCCXXIII], „въ дому Отца небеснаго обители многи суть" [DCCXXIV]. Поэтому то, и надо думать, что св. Андрей былъ восхищенъ въ блаженное жилище небожителей, какъ самъ онъ о томъ разсказывалъ [DCCXXV]. Гд? же находится это жилище? по буквальному смыслу словъ св. Андрея блаженное жилище небожителей представляется въ высот? стихійной („выше вторыя тверди"). Свящ. писаніе тоже учитъ, что Богъ оттуда говорилъ челов?ку въ начал? временъ и продолжаетъ подавать свои наставленія устами пророковъ, апостоловъ, оттуда ангелы нисходятъ и по возв?щеніи воли Божіей опять удаляются [DCCXXVI], туда вошелъ Богочелов?къ [DCCXXVII], наконецъ, ангелами возносятся и блаженныя души [DCCXXVIII]. Но это только символы, подъ которыми изображается міръ духовный, а не самые предметы. „Богъ представляется живущимъ на высот?, которая надъ нами, только въ означеніе Его славы, могущества, величія и власти, ибо естественно челов?ку представлять себ? Царя, живущимъ или сидящимъ на высот?, что такъ люди, по внушенію самой природы, обращаютъ очи гор?, когда призываютъ Бога въ свид?тели, или просятъ Его помощи. На земл? н?тъ языка, способнаго къ изображенію предметовъ духовныхъ. Почему и св. Писаніе не иначе изображаетъ ихъ, какъ подобіями, взятыми изъ видимой природы. Небеса стихійныя, какъ по своей высот? и величію, такъ и по своему постоянству и безпред?льности, особенно способны быть символами вещей духовныхъ, которыя сами по себ? славны и в?чны. А такъ какъ и умныя силы и праведныя души по внутренней чистот? и святости близки къ Богу и ясно видятъ славу Тріипостаснаго Божества, ибо управляются уже вид?ніемъ, а не в?рою, то и ихъ блаженство, проистекающее изъ созерцанія величія Божія, представляется подъ видомъ неба или царства небеснаго. При чемъ однако никогда не должно сливать образовъ съ предметами изображаемыми" [DCCXXIX]. И Господь, съ м?ста жилища своего взирающій на сыновъ челов?ческихъ [DCCXXX], есть вм?ст? Богъ приближающійся, а не Богъ издалеча [DCCXXXI]. Господь, слышащій съ небесъ [DCCXXXII], въ то время близокъ ко вс?мъ призываюшимъ Его [DCCXXXIII]; Богъ, посылающій свою помощь, т?мъ не мен?е пребываетъ съ нами въ скорби [DCCXXXIV]; Господь, возшедшій превыше вс?хъ небесъ, есть и будетъ съ нами до скончанія в?ка [DCCXXXV]. Тоже должно думать и о мір? духовномъ вообще. Духовный міръ не ограничивается изв?стнымъ пространствомъ и не заключается въ изв?стномъ м?ст?. Его пред?лъ не есть пред?лъ чувственности, какъ бы, т. е., начало Его было тамъ, гд? оканчивается чувственность. Итакъ, третье небо, по внутреннему смыслу св. Писанія, не означаетъ стихійной высоты, или какогонибудь м?ста, но высоту блаженства духовнаго. Оно есть небо умное, небо чистоты и славы. Это небо близь насъ есть: ангелы, хранители людей, всегда присутствуя при нихъ, вв?ренныхъ ихъ попеченію, постоянно предстоятъ и на неб? предъ лицемъ Отца небеснаго [DCCXXXVI]. Это понятіе берется съ первыхъ чиновъ близкихъ къ особ? государя. Это небо при насъ; напр. Іаковъ говоритъ посл? вид?нія л?ствицы: „истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!" [DCCXXXVII]. Это небо даже внутрь насъ есть: „малъ сосудъ есть сердце, говоритъ св. Макарій Великій, но въ немъ пріяты бываютъ вся вещи: тамо Богъ, тамо ангелы, тамо животъ и царство, тамо небесные грады, тамо сокровища благодати" [DCCXXXVIII]. Короче: такъ какъ Богъ не им?етъ нужды въ томъ или другомъ м?ст?, и такъ какъ блаженство духовъ состоитъ въ созерцаніи Божества, то рай или третье небо можетъ быть везд?, ибо Богъ везд?, преимущественно же тамъ, гд? Онъ являетъ или свое величіе или свою безм?рную благость. Прекрасно выражаетъ эту мысль св. Церковь въ трип?снц? въ навечеріи Рождества Христова: „обхождаху ангели, якоже престолъ херувимскій, ясли, вертепъ-бо небо зряху, лежащу въ немъ Владыц?". По вшествіи Богочелов?ка въ вертепъ, вошло съ Нимъ туда и небо съ ц?лымъ небеснымъ величіемъ. Теперь н?сколько словъ объ образ? восхищенія св. Андрея юродиваго. Онъ разсказываетъ о немъ, какъ о чемъ-то неизв?стномъ; „И не понимал я, «в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает». Но я видел себя облеченным в светлое, как бы из молний сотканное, одеяние, на голове моей лежал венок, сплетенный из многих цветов; я был опоясан царским поясом и сильно радовался при виде той красоты; умом и сердцем удивлялся я несказанной прелести рая Божия и услаждался, ходя по нему." [DCCXXXIX]. Вн?-ли т?ла св. Андрей восхищенъ былъ въ рай или въ т?л?? безъ т?ла-ли душа его созерцала тайны міра духовнаго, или въ т?л?, но приведенная въ состояніе сверхъ естественное? конечно, для всемогущества Божія ничего не значило восхитить на время душу св. Андрея изъ т?ла; но трудно усмотр?ть необходимость въ такомъ безприм?рно чудесномъ д?йствіи, каково отлученіе души отъ т?ла въ живомъ челов?к?; міръ духовный, какъ вид?ли, – близъ насъ: преграда, отд?ляющая челов?ка, есть чувственность посл?дняго. Поэтому, со стороны челов?ка нужно только, чтобъ уничтожилось въ немъ преобладаніе чувственности, чтобъ въ его душ? раскрылась способность сообщенія съ міромъ духовнымъ и, челов?къ, оставаясь въ т?л?, безъ всякой перем?ны м?ста, по м?р? раскрытія духовной стороны его, будетъ въ обществ? небожителей. Такъ, Іаковъ видитъ въ сновид?ніи л?ствицу, „вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней." [DCCXL]. Тайновидецъ, восхищенный въ дух? на великую и высокую гору, созерцаетъ св. Іерусалимъ, „нисходил с неба от Бога. Он имеет славу Божию.” [DCCXLI]. Но можетъ ли челов?къ, оставаясь въ т?л?, быть въ такомъ т?сномъ чрезвычайномъ сообщеніи съ горнимъ міромъ, въ какомъ находился св. Андрей? онъ былъ восхищенъ въ рай, до третьяго неба и слышалъ 3 слова отъ самого I. Христа, не сознавая былъ-ли онъ тогда въ т?л?, или кром? т?ла. По свид?тельству мужей, опытныхъ въ тайнахъ міра духовнаго, которые сами были зрителями, или приняли наставленіе отъ отцевъ и изъ устъ ихъ научились истин?, такое сообщеніе челов?ка съ горнимъ міромъ въ т?л? возможно. Св. отцы говорятъ, что подобныя вид?нія бываютъ:

а) внезапны и быстры: челов?къ мгновенно, божественною силою, переносится изъ страны чувственной въ духовную,

б) столь сладостны для ума и сердца, что челов?къ, если бы это завис?ло отъ его воли, никогда не разлучался бы съ ними,

с) способны до такой степени восторгать духъ нашъ, что онъ какъ-бы вовсе отд?ляется отъ т?ла, забываетъ его, всл?дствіе чего д?лается оно тогда безчувственнымъ и какъ бы мертвымъ. „Егда бываетъ неизреченное вид?ніе, говоритъ св. Исаакъ Сиринъ, перестанутъ тогда уста и языкъ и сердце, иже помысломъ хранитель, и умъ чувствомъ кормникъ, и мысль скоро летящая: и не ктому имать мысль молитву, ни движеніе, ни самовластіе, но наставленіемъ наставляется силою иною и пл?неніемъ содержится въ часъ онъ, и бываетъ въ непостижим?хъ вещехъ, ид?же не в?сть, ни хот?ніе имать чего и въ изступленіи бываетъ, и по словеси апостолову, аще въ т?л?, или вн? т?ла – не в?сть". Въ другомъ м?ст?: „внегда д?йствомъ духовнымъ движется душа къ онымъ Божественнымъ и подобно Божеству, уставлена будетъ непостижимымъ соединеніемъ, и просв?тится лучею высокаго св?та въ своихъ движеніяхъ; и егда сподобится умъ почувствовати будущаго блаженства, и себе забываетъ и вс?хъ сущихъ зд?, и не ктому взимаетъ движеніе въ чемъ, но пребываетъ вн? хот?нія въ мысли безплотныхъ, въ яже убо не повел?на быша чувства сказати, то вжизается въ теб? радость, умолчающая языкъ неуподобленіи пищи его. Кипитъ изъ сердца сладость н?кая, и привлачитъ челов?ка всего изъ всего неощутн?, на время и время; нападаетъ на все т?ло пища н?кая и радованіе, якоже плотскій языкъ не можетъ изрещи сія, дондеже вся земная пепелъ и уметы вм?нитъ въ памяти сей, и егда найдетъ челов?ку она пища, сице непщуетъ сицевый въ онъ часъ, яко н?сть ино что небесное царство, точію се. И аще не бы Богъ пред?лъ положилъ въ живот? семъ таковымъ вещемъ, не им?лъ бы челов?къ изыти оттуда отъ вид?нія ихъ дивнаго. Но сія суть неизреченна, не неизглаголанна и страшна, якоже глаголетъ Симеонъ, Новый богословъ. Воистину страшна и паче слова. Зрю св?тъ, его же міръ не имать, посред? келліи на одр? с?дя; внутрь себя зрю Творца міру, Который на небеси будучи, и въ сердц? моемъ есть, зд? и тамо зритъ ми ся, и бес?дую, и люблю, и ямъ питая ся добр? единымъ Боговид?ніемъ, и съединився ему, небеса превосхожу. И сіе в?мъ изв?стно и истинно. Гд? же тогда т?ло, не в?мъ” [DCCXLII]. Причина, отчего при такихъ вид?ніяхъ челов?ку кажется, что онъ переносится куда-то, не зная, въ т?л?, или кром? т?ла, скрывается въ изм?неніи состоянія созерцающаго. Внезапное, быстрое изм?неніе естественнаго состоянія, мгновенный переходъ изъ чувственной страны въ духовную, созерцаніе нев?домыхъ предметовъ, которыхъ красота невыразима, ч?мъ другимъ можетъ показаться, какъ не перенесеніемъ въ прекрасный міръ? а быстрая см?на сверхъестественнаго состоянія, незам?тный переходъ отъ духовнаго къ чувственному, мгновенное сокрытіе неизреченной красоты, ч?мъ другимъ можетъ показаться, какъ не снисшествіемъ изъ прекраснаго міра? Во время такихъ вид?ній духъ необходимо долженъ былъ раскрыться (этимъ легко объясняется разность пов?ствованій о ра? и неб? въ жизнеописаніяхъ святыхъ. Святые вид?ли рай по степени раскрытія духовной способности и ослабленія союза души съ т?ломъ, такъ какъ по зам?чанію Премудраго „т?ло тл?нное отягощаетъ душу, и земное жилище обременяетъ умъ и не попускаетъ ему возноситься въ свойственную область духовъ" [DCCXLIII]. Отсюда, находящемуся въ сверхъестественномъ состояніи челов?ку и потомъ пришедшему въ себя, естественн?е подумать, что т?ла съ нимъ не было, нежели, что онъ находился въ т?л?. Если же такъ, если челов?къ, находясь въ т?л?, безъ всякой перем?ны м?ста (какъ видно изъ словъ св. Андрея: „проснувшись, очутился я на том самом месте, где находился ранее, лежащим в углу. И удивлялся я тому, где я был во время видения, и тому, что сподобился видеть." [DCCXLIV], можетъ быть восхищенъ до слышанія неизреченныхъ глаголовъ, и не сознавать, въ т?л?-ли онъ тогда находится, или кром? т?ла, то можно и, кажется, должно думать, что и св. Андрей, во время сообщенія съ горнимъ міромъ, находился въ сверхъестественномъ состояніи духа, т. е. душа его раскрылась въ это время для духовнаго міра до возможной степени раскрытія въ т?л?, такъ что узы, соединявшія ее съ т?ломъ, какъ бы вовсе уничтожились, прервались. Значитъ, св. Андрей во время восхищенія былъ въ т?л?, такъ сказать, кром? т?ла, былъ весь въ дух?, а духъ весь въ Бог?.