2.5. ФЕСМОФОРИИ

Фесмофории¹ были самым распространенным греческим праздником, главной формой культа Деметры. Воздать должное богине земледелия, этот праздник женщины общины праздновали в своем кругу; характерной чертой праздника было жертвоприношение свиньи: кости свиней, вотивные статуэтки свиньи, терракоты, изображающие дарительницу или саму богиню с маленькой свинкой на руках, повсеместно служат теми признаками, по которым археологи определяют святилища Деметры². Святилища, где справляли Фесмофории, нередко находились за пределами города, иногда также на склоне акрополя³; в Афинах Фесмофорион располагался поблизости от Пникса, места народного собрания⁴.

Для женщин Фесмофории представляли уникальную возможность не только днем, но и ночью быть вне семьи и дома; они собирались в святилище, куда всем мужчинам вход был строго воспрещен. Возводились временные жилища, skenai; женщины создавали свою собственную организацию, в Афинах ее возглавляли две «предводительницы», archousai⁵. Дети, кроме грудных младенцев, оставались дома, незамужние девушки были здесь, в том числе и гетеры⁶ при условии определенного срока воздержания; рабыни не допускались⁷. Все были знакомы друг с другом и знали, кому полагалось здесь находиться. Каждый глава семьи был обязан отослать свою жену к богиням и взять на себя расходы⁸.

Отсутствие мужчин придавало женскому празднику таинственные и зловещие черты. Не без основания часто говорится о «мистериях»⁹. Известны ритуалы инициации, teletai; на Миконосе местные жительницы могли запросто являться к Деметре, чужеземкам же требовалось сначала пройти посвящение¹⁰. Были храмы Деметры со статуями, которых никогда не касался мужской взгляд¹¹. Аристофан хотя и выводит в комедии на сцену «женщин на празднике Фесмофорий», не может сообщить об этом празднике каких-то особенных подробностей.

В Афинах, как в Спарте и Абдерах, праздник длился три дня, с одиннадцатого по тринадцатое Пианопсиона; два других женских праздника предваряли его: Фесмофории в Галимунте и Стении¹²; в Сиракузах праздник продолжался десять дней¹³. «Восхождение», anodos — так в Афинах назывался первый день — очевидно, потому, что тогда процессия женщин поднималась вверх, к расположенному выше Фесмо-фориону; с собой нужно было нести много разных вещей: культовую утварь, еду, то, что было необходимо для пребывания там, и прежде всего, конечно, поросят для жертвоприношения. Оно, по-видимому, совершалось вечером того же дня или ночью: «Поросят бросают в ущелья Деметры и Коры. Сгнившие останки брошенного туда поросенка поднимают наверх женщины, именующиеся «черпальщицами»; они в течение трех дней блюдут чистоту и так спускаются в запретное пространство, выносят оттуда на поверхность останки и кладут их на алтари. Есть поверье, что тот, кто возьмет от них часть и рассыплет ее с семенами на землю, получит хороший урожай. Рассказывают, что там, внизу обоих ущелий, водятся змеи, которые поедают почти все, что бросают вниз; поэтому, когда женщины «черпают» и когда, опять же, возлагают упомянутые изображения, устраивается шум, чтобы прогнать змей... Из теста изготавливают и несут наверх неизреченные священные предметы, фигурки змей и мужских членов; они также берут еловые ветки... Все это бросают в так называемые «megara», так же, как и поросенка, о чем уже говорилось». Вот все, что нам известно из основного источника¹⁴; о «мегарах» Деметры, о «megarizein» как синониме к «thesmophoriazein» применительно к женщинам, в других случаях мы имеем лишь краткие указания¹⁵. «Megara» или «magara»¹⁶, по-видимому, находились именно в Афинах, но археологически они не засвидетельствованы. В книдском святилище Деметры¹⁷, напротив, была обнаружена круглая яма с костями свиней и мраморными вотив-ными фигурками этих животных; в святилище Деметры в Приене¹⁸ камнем была выложена прямоугольная яма, поднимавшаяся над землей наподобие плоского фронтона и прикрытая тяжелыми плитами. В одной, специально отгороженной стеной части большого святилища Деметры в Агригенте находился круглый алтарь, напоминавший колодец, центральное отверстие которого вело вглубь примерно на 1,2 м, где его продолжала естественная расщелина в скале¹⁹. Устройство всего этого, очевидно, не было везде одинаковым; тогда как основной источник, с одной стороны, говорит о «бросании» и «черпании», а с другой — о «спуске вниз» и «возложении», создается впечатление, что имеются в виду две различных возможности. Общим является основное действие опускания жертв вглубь земли. В Геле, Сирисе, Локрах найдены остатки жертв и жертвенных трапез, которые каждый раз захоранивались в разных местах²⁰.

Таким образом женщины вступали в контакт с загробным миром, со смертью и разложением, но при этом одновременно присутствовала идея сексуальности и плодородия: фаллосы, змеи, ель. Миф объясняет принесение в жертву свиньи похищением Коры: когда дочь Деметры исчезла под землей, вместе с ней разверзшаяся бездна поглотила и свиней пастуха Эвбулея²¹. Деметра во время поисков дочери учредила Фесмофории²²; свадьба со смертью воспроизводилась в жертвоприношении. Деметра, Кора, Зевс Эвбулей почитались вместе в круге празднования Фесмофорий²³.

То, что «возлагают», по-гречески может быть названо словом thesmos; останки, о которых говорилось, женщины «несли» из ям на алтари, но и новые дары они опять же «несли» к ямам. Фесмофории изображались в виде женщины, несущей на голове закрытую корзину²⁴. Отталкиваясь от этого, очевидно, и следует толковать название праздника²⁵, по которому затем и сами богини (одна Деметра или вдвоем с Корой) именовались «Thesmophoros».

Второй день, середина праздника, назывался «nesteia», «пост». Женщины проводили его уединенно, подле богини; без столов и стульев, они готовили себе на голой земле ложе, беря для этого ветки ивы или другие растения, которым приписывалось свойство подавлять любовное желание²⁶. Настроение было мрачное²⁷, соответствующее печали Деметры поели похищения Коры; венков не надевали²⁸. Считалось также, что женщины «подражают древней жизни»²⁹, первобытному состоянию, предшествовавшему изобретению культуры. На третий день или в ночь перед тем пост, наконец, завершался жертвоприношениями и обильной мясной трапезой³⁰. В Афинах при этом было принято призывать Каллигению, Kalligeneia, богиню «прекрасного рождения»³¹; видимо она, так же как и «Вскармливающая юношей», Kurotrophos³², существовала лишь в ритуале и не отождествлялась ни с каким из мифологических, олимпийских божеств.

Женский праздник имел еще два аспекта, хотя их статус не вполне ясен: обеденный и кровавый. Женщины упражнялись в непристойных речах, aischrologia³³; видимо, они разделялись на группы и выступали друг против друга, однако, должно быть существовали случаи, когда взаимными оскорблениями обменивались мужчины и женщины. Здесь — исток ямба, iambos, в смысле «насмешливого стихотворения»³⁴; Баубо, рассмешившая богиню наготой, связывалась с Фесмофориями³⁵. Как свидетельствует один поздний источник, женщины поклонялись изображению лона³⁶. В Сицилии выпекали пироги такой формы и, судя по всему, ели их также и вне праздничного ритуала³⁷. Фаллосы из теста, сопровождавшие жертвоприношение поросенка, служили хорошим дополнением. И все же, хотя это и находится в кажущемся противоречии с названными реалиями, еще до начала праздника выставлялось требование сексуального воздержания, которое подкреплялось затем особой подстилкой³⁸; Деметра и ее дочь подчеркнуто именовались «священно-чистыми», hagne thea³⁹; жрицы Деметры не должны были вступать в брак⁴⁰. При этом воздержание со своей стороны является подготовкой к противоположному, приближающей момент зачатия и рождения, как пост предваряет жертвенную трапезу. Возбужденному состоянию, в которое приводит пост, вполне подходит обсценность; реальная удаленность от мужчин компенсировалась воображением, находя выход в словах и образах, пока наконец праздник не заканчивался под знаком Каллигении.

Враждебность по отношенщо к мужчинам также приобретала в фантазиях преувеличенные, жуткие формы. Рассказывалось, что на празднике в Кирене женщины-«мясники» с украшенными цветами лицами, с мечами в руках, кастрировали мужчину, который хотел подглядеть за ними — самого царя Батта⁴¹; предводитель мессенцев Аристомен, когда он подошел слишком близко к женщинам, справлявшим Фесмо-фории, был обращен в бегство жертвенными ножами, вертелами для жарки мяса и факелами, и схвачен⁴²; в комедии Аристофана такому шпиону приходится не лучше. Геродот⁴³ рассказывает, Фесмофории будто бы были принесены в Грецию из Египта Данаидами, то есть известными убийцами мужчин, которые, впрочем, в то же время открыли иточники Арголиды. Доподлинно известно, что женщины на Фес-мофориях ели зерна граната, темно-красный сок которых всегда ассоциировался с кровью; если такое зерно падало на землю, оно принадлежало мертвым⁴⁴. Это связывало женщин с кровью и смертью; Деметре тоже была присуща не одна только пассивная печаль, но еще и активный гнев, требующий жертв.

Различные действия со сгнившими останками поросят, предпринимавшиеся в видах хорошего урожая — самый очевидный пример сельскохозяйственной магии в греческой религии: «носители плодородия», «напитанные силами земли», «применялись для нового сева в качестве колдовского средства, дающего плодородие» — так это было сформулировано Людвигом Дойбнером⁴⁵. Безусловно, в основе здесь лежит нечто очень древнее; находки, относящиеся к раннему неолиту, уже указывают на существование связи между зерном и свиньей⁴⁶. Бросается в глаза, что обряды, о которых идет речь, никак не отражены в мифе, что на месте «гомеровских», антропоморфных богов появляются функциональные имена, как, например, «Kalligeneia». Аттический месяц Пианопсион был месяцем сева. В то же время, праздник мог справляться и на два месяца раньше (так это было, к примеру, в Фивах и на Делосе⁴⁷): в этом случае, впрочем, увязка с севом предстает чем-то, не имеющим решающего значения. Не удались также попытки вывести особое отношение женщин к Деметре из восстанавливаемой ранней формы земледелия⁴⁸. Фесмофории выполняли сельскохозяйственные функции, но праздник со всеми его особенностями нельзя объяснить, исходя лишь из этого.

Подойти к проблеме совсем иначе попытался Карл Кереньи⁴⁹, когда сравнил уединение женщин в зловещей, кровавой, сексуальной атмосфере с имевшими место в некоторых примитивных культурах менструальными табу. Это неожиданное сопоставление, впрочем, не следует понимать в том смысле, что в «доисторическую» эпоху будто бы существовал биологический феномен коллективной менструации; однако, чувства и поведение, сопутствующие месячным, вполне могли послужить моделью для ритуала ежегоднего праздника, благодаря которому женщины утверждали себя в своей собственной, закрытой для мужчин, особости.

Таким образом, ядром остается разрыв семейных уз, разделение полов, конституирование женского союза; по меньшей мере раз в году женщины демонстрировали свою самостоятельность, свою ответственность и значимость для плодовитости общины и плодородия возделываемой земли. Именно то, что под сомнение ставились вещи, считавшиеся сами собой разумеющимися, укрепляло преемственность. При этом Фесмофории с их серьезным, мрачным, «чистым» характером находились в известной оппозиции к празднику Адониса⁵⁰, во время которого женщины по-другому вырывались из жестких рамок своего обычного существования, когда все определяла атмосфера соблазна и страсти, физической привлекательности и диких криков; частный культ, несший отпечаток восточного влияния, давал гораздо больше простора проявлениям индивидуальности, чем полисный праздник, делавший акцент скорее на сплоченности женщин, выполняющих одну и ту же роль.

Женскому союзу, по крайней мере в некоторых местах, соответствует мужской союз. На Паросе «кабарны» (kabarnoi), собиравшиеся вместе за жертвенными трапезами, служили Деметре Фесмофорос⁵¹. На картине Полигнота в Пестром Портике⁵² было изображено, как Тел-лис и Клеобея принесли с Пароса на Фасос «священное» культа Деметры — брат, в чьем имени заключен смысл «посвящения», со своей сестрой-девственницей. Святилище Деметры в Коринфе включало целый ряд помещений для культовых трапез, найденные там терракотовые вотивные статуэтки представляют юношу с посвятительным даром в руке⁵³. Здесь можно также увидеть связь с мужскими союзами малоазийской Матери; есть вероятность, что произошло наложение культов, ориентированных на мужчин, и культов, ориентированных на женщин; очевидно только, что они хорошо друг друга дополняли.

Ведь уединение под знаком опечаленной, гневающейся Деметры было не самоцелью, а промежуточным этапом. Темные ямы, которые открывались, закрывались вновь, «прекрасное рождение» было исполнено надежды и обращено в будущее; виды на хороший урожай — часть этих ожиданий, возникавших как естественное продолжение праздника. Греки видели в Деметре thesmophoros в конечном итоге подательницу «закона» — порядка брака, цивилизации, вообще жизни⁵⁴, и не были в этом так уж неправы.