СИЛА ВЕРЫ
Когда-то в старину была Младая девушка в Ефесе,
И эта девушка жила На самом низком интересе Любви и неги подкупной,
Где очи с личиком смазливым,
И волос, в локон завитой,
Наряд со вкусом прихотливым Имеют самый ценный торг...
Забыв девический свой долг,
Она весь век свой посвятила На то, что юных волокит В силок бесовский свой ловила Румянцем уст, ланит...
Уж нет у них стыда во взорах!
Потерян вовсе Божий страх!
Последний вкус в ее уборах,
Улыбка страсти на устах,
И сладость в томных разговорах...
Уж вся та девушка была В сетях бесов, как в клетке пташка, И знать не знала, что вела Она сама себя, бедняжка,
В погибель вечную и ад!
Но Божья милость — что за чудо! Она подобных этой чад,
Стремглав рискующих на худо, Влечет из гибели назад И вместо мук и наказанья,
Дает им чувство сладких слез И всю горячность покаянья...
О Бог наш дивный, Бог чудес!
Раз та ефесская блудница
Куда-то в тайной думе шла И так пленительна была,
Что всех умы к себе и лица Невольным образом влекла...
Идет... И вдруг пред ней явилась Жена в растрепанных власах И молча в ноги повалилась С младенцем мертвым на руках.
И так, рыдаючи, молилась Она в слезах блуднице той,
Стоя смиренно на коленях,
И в вопле жалобном и пенях На жизнь и горький жребий свой. «Отдай дитя мне! — говорила Она блуднице. — Умились Моей бедой и помолись,
Да снова Творческая Сила Возбудит к жизни, как от сна,
Вот это мертвенное чадо,
За кое в свете для меня Сокровищ всех земных не надо!... Отдай дитя!...» И вот жена, Привставши, мертвого младенца Своей дрожащею рукой Кладет на длань блуднице той И в чувстве жалобного сердца, Упавши прямо в ноги к ней,
Их с горьким воплем обхватила Всей женской силою своей,
И даже с клятвой говорила,
Что ни на шаг один уж ей Она не даст ступить оттоле,
Пока иль волей иль неволей Она дитя не воскресит!... Блудница молча и сквозь слезы На мать несчастную глядит,
И слышит внятно, и молчит На вопль ее и на угрозы......
Ей жаль, от сердца жаль, самой Жены валяющейся той.
Блудница плачет и на сердце Ей пал какой-то сладкий свет.
Но чтоб решиться о младенце Молиться Богу — силы нет И даже чувства умиленья!...
Ее преступная рука И сердце чужды дерзновенья!
И мысль свободы далека Молиться к Богу искупленья. Блудница плачет и молчит,
На мать несчастную глядит,
Меж тем как та, навзрыд рыдая,
У ног блудницыных лежит, Ужасной клятвой заклиная Отдать дитя ее живым!...
Тогда, в смущеньи, и невольно Объята трепетом святым, Блудница к небу богомольно Свой взор смиренно подняла,
И так, залившися слезами, Молиться Богу начала:
«Каким я сердцем и устами К Тебе, мой Боже, помолюсь? О, я не смею! я боюсь,
Да огнь Божественного гнева Меня, начавшую грешить Еще от матерьнего чрева,
В молитве вдруг не попалит... Не я молюсь, не ради грешной Моей молитвы умились,
Но ради этой безутешной Жены к щедротам Ты склонись И воскреси Твоею силой Ее умершее дитя,
Да этим тронувшись и я Душой умершей и унылой От грешной жизни воззовусь,
И ныне ж снова я вернусь К давно потерянному мною Пути на небо и к Тебе!»
Когда так скромною душою В слезах горячих и в мольбе Блудница эта изливалась,
Когда пред Господом она Смиренным сердцем обещалась
Исправить жизнь с того же дня И в сладком трепете терялась Любви божественной к Нему, Открыто было одному Все то отшельнику, который, Стоя близ града на столбе,
Зрел дивным образом в те поры, Что при блудницыной мольбе От неба свет неизъяснимый Блудницу ярко окружил,
И в нем младенец недвижимый Открыл глаза, пошевелил Своею крошечной ручонкой,
И снова жизнью задышал,
И, перехваченный пеленкой, Ожившей ножкой заиграл... Блудницу обнял тайный трепет: Она на диво то глядит И слезы сладкие струит...
Но вот младенческий и лепет... Младенец плачет и кричит...
Мать робко вслушалась, прыгнула В сердечной радости она И, чувств встревоженных полна, Устами бледными прильнула К устам младенца своего,
Схватила на руки, сжимала В объятьях матерьних его И жарко, жарко целовала!
Тогда ж та дивная жена К столбу отшельника с блудницей Пошла, и вместе с ней она
Покрылась жесткой власяницей И, ставши строгою черницей, Осталась в лике дев святых,
Где обе кончили смиренно Искус всех подвигов земных,
А тот младенец, оживленный Молитвой дивной веры их,
По днях младенческих своих Отрекшись міра, удалился К Святой земле и наконец В обитель Саввы поселился,
Где был единственный чернец.
И так по жизни свят и редок,
Что против воли хоть не шел,
А взят был силой напоследок На патриаршеский престол.
(Собрание сочинений и писем Святогорца к друзьям своим о Святой Горе Афонской, Палестине и русских святых местах.
Том IV. СПб., 1865. С. 18-23)
Это стихотворение принадлежит первому периоду литературной деятельности Святогорца (27.8.1814 — 17.12.1853) — иеросхимонаха Сергия, в монашестве Серафима, в міру Симеона Авдиевича Веснина.
20. Блаженны будем, когда обрящет нас Господь Бог бдящими (Лк. 12, 37) в полноте даров Духа Его Святаго! (Деян. 2, 38). Тогда мы можем благодерзновенно надеяться быть восхищенными на облацех в сретение Господне на воздусе (1 Сол. 4, 17), грядущаго со славою и силою многою (Мф. 24, 30) судити живым и мертвым (Символ веры, 7-й член [и 2 Тим. 4, 1]) и воздати коемуждо по делом его (Мф. 16, 27).
21. «Хотя апостол и говорит: Непрестанно молитеся (1 Сол. 5, 17), но да ведь, как помните, и прибавляет: Хощу лучше пять словес рещи умом, нежели тысячи языком (1 Кор. 14, 19). И Господь говорит: Не всяк глаголяй Ми, Господи, Господи! спасется, но творяй волю Отца Моего (Мф. 7, 21), то есть делающий дело Божие, и притом с благоговением, ибо Проклят всяк, иже творит дело Божие с нерадением (Иер. 48, 10). А дело Божие есть: Да веруете в Бога и Его же послал есть Иисуса Христа» (Ин. 17, 3).
22. Пожену враги моя и постигну я, и не возвращуся, дондеже скончаются, оскорблю их, и не возмогут стати, падут под ногами моима (Пс. 17, 38-39).
23. Пияй от воды сей возжаждет вновь, а пияй от воды, юже Аз ему дам, не возжаждет вовеки, но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник приснотекущий в живот вечный (Ин. 4, 13-14).
Далее идет самая интересная часть «Беседы» — как узнать человеку, в Духе ли он, и опытное доказательство сего, явленное Мотовилову по молитве преп[одобного] Серафима пришествием и нисшествием на них Самого Святаго Духа.
Итак, цель жизни нашей христианской состоит в том, чтобы прийти в такое состояние, при котором можно бы нам было получить Духа Святаго.
Не в том цель жизни христианской, чтобы творить добродетели, жить благочестиво и утешаться этим, а чтобы получить Духа Святаго. А если от своих добродетелей мы не приходим в совершенство, в духоносное состояние, то к чему они?! Не и язычницы ли такожде творят? (Мф. 5, 47.)
Этим отводится и не имеющий под собой никакой почвы, но всецело основанный на невежестве и непонимании духа Св. Евангелия упрек тех людей, которые обвиняют монахов в изуверстве и никчемном «мучении» себя подвигами, когда Бог благ и любвеобилен и Ему чуждо всякое страдание... Очевидно, эти люди или приписывают монахам свое лживое понимание христианства и потом начинают критиковать его же (это часто бывает, что начинают вдруг обвинять Церковь в том, чему она совсем не учит), или же учение церковное смешивают с личным мнением каких-то встретившихся им либо назвавших себя этим славным и почетным именем и говоривших им нечто несуразное. А истинные монахи не только сами ни во что ставят все свои — и сверхчеловеческие даже — подвиги, но и добродетелей у себя не видят. И если мирские и неверующие люди додумались до сей простой истины, что всякое мучение и страдание не составляет блаженства, то есть цели жизни, то неужели у монахов, святых мужей и жен, видящих и тайные мысли мирян, не хватило бы на это смысла? Думать так — значит соединяться заодно с врагами Христа, еретиками и антихристами. Нет, не ради добродетелей настоящие монахи подвизаются, ни тем более не ради самого подвига «мучают» себя, а совершают эти добродетели и подвиги и «мучают» себя ради получения Святаго Духа. Этим и объясняется, что несмотря на то, что всякая добродетель дает благодать Святаго Духа, а разумные, однако же, совершают одну в одно время, другую в другое, а иную — и вовсе откладывают. Несмысленный (в духовном отношении), но очень сведущий и образованный, пожалуй, упрекнет такого — как и делают, — когда увидит, например, что у человека есть талант говорить, а он вдруг подвиг молчания на себя накладывает, ему бы по милостивому сердцу и богатству заниматься бы весь век благотворительностью, а он отказывается от состояния и, будучи единственным наследником у отца, уходит в монастырь. Иногда мы видим также в житиях святых, что они бедных отгоняли от своих келлий, а богатых принимали и сидели с ними часами (не по человекоугодию, конечно, как может подумать близорукий, страстный ум) или иногда месяцами ничего не ели и не пили, а потом вдруг выходили на рынок, на паперть (как будто нарочно для соблазна!), ели когда не следует колбасу и т. д., и т. д. А поступали так святые от великого разума, который для плотских людей кажется чистым безумием (1 Кор. 2, 14), наблюдая пользу и выгадывая духовные барыши, по выражению преп[одобного] Серафима Саровского.