Человек и рыба

Полинезийцы верили, что мана сохраняется в теле человека даже после его смерти. Кости и плоть покойника могли служить запасом маны. На островах Восточной Полинезии после войны уставляли целые ритуальные площадки черепами убитых. В Новой Зеландии коллекционировали мокомокаи – копченые головы предков или врагов, которые считались сильными магическими предметами. Тот, у кого голов было больше, обладал и большей силой. Время от времени головами обменивались или торговали. Известно, что одну из таких голов получил в свое распоряжение Кук. В XIX веке английский офицер Горацио Гордон Робли собрал целую коллекцию мокомокаи, которую потом пытался продать новозеландским властям. Они отказались, и Робли уступил коллекцию Американскому музею естественной истории, где она и хранилась до недавнего времени[104]. Многие другие головы, однако, все еще рассеяны по музеям мира, и отсудить их маори не могут. Оно и неудивительно: ведь благодаря мокомокаи музеи теперь тоже обладают немалой маной.

Горацио Гордон Робли был, кстати, не только пионером коллекционирования маорийских артефактов, но и автором одной из первых серьезных книг об искусстве полинезийской татуировки. Собственно, мокомокаи – это не просто головы, а головы, покрытые та-моко – ритуальными рисунками. Сам корень «тату» полинезийского происхождения, и, наверное, до середины XX века татуировщики-полинезийцы дали бы фору любому западному мастеру. На островах Океании татуировка была одновременно и искусством, и языком – по ней можно было определить и происхождение, и возраст, и статус. На некоторых островах татуировки делали всем, на других это было привилегией знати и ее окружения. Мастера-татуировщики высоко ценились и немало брали за свою работу. Деньги в Полинезии были не в ходу, так что платили им продуктами. А те, у кого не хватало средств на татуировку, шли в дружины, членам которых рисунки на коже делались вне очереди и бесплатно.

На Гавайях головы не коптили, а вот татуировки делали и сохраняли кости выдающихся людей в надежде, что их мана передастся новым хозяевам. Как мы еще увидим, это сыграло немалую роль в истории гибели Джеймса Кука.

Увы, для того чтобы получить голову и кости человека, нужно было, чтобы этот человек умер. В некоторых случаях он делал это самостоятельно, но часто случались и убийства. Так мана легитимизировала и охоту за головами. Полинезийцы много воевали друг с другом. Устная история небольшого острова Мангаиа, население которого к началу XIX века не превышало трех тысяч человек, рассказывает о 42 войнах в предшествующие приходу европейцев несколько столетий. Новозеландские маори сражались друг с другом непрестанно. Правда, в некоторых случаях эта воинственность была связана с ужасной практической необходимостью: каннибализмом. Маори в Новой Зеландии, жителям острова Пасхи и многих других регионов Полинезии не хватало белка.

Вообще надо сказать, что на жизнь полинезийцев часто влияла нехватка таких ресурсов, о которых мы обычно даже не задумываемся. Мы привыкли, что на судьбу государства или сообщества может оказывать влияние наличие или отсутствие залежей какого-то металла – золота или, скажем, железа; полезных ископаемых – угля или нефти; пушного зверя, на худой конец. Но на островах Полинезии могло не хватать камня для изготовления ручных сверл, глины для создания керамики или дерева для изготовления лодок проа, а это материалы, которые практически в любом другом регионе мира не являются редкостью. Мы привыкли, что на развитие общества может влиять качество грунта – вспомним заливные луга Египта или русские черноземы. В Полинезии есть острова, на которых не хватает грунта как такового – ни хорошего, ни плохого, потому что поверхность составляют кораллы, на которых нельзя ничего вырастить и по которым даже ходить сложно. К сожалению, на некоторых островах недостает и пищи. На Гавайях до появления людей из сухопутных млекопитающих жили только летучие мыши. Но у гавайцев были привезенные с собой куры и свиньи. Маори же свиней не знали, и тем из новозеландцев, которые жили далеко от моря, зачастую кроме птиц охотиться было не на кого. Нехватка белка возмещалась за счет других маори.

Каннибализм – пугающая практика, чуждая всем нашим культурным нормам. Но, с точки зрения полинезийцев, она часто выглядела вполне невинно в отличие от многих вещей, которые считаем привычными мы. Известный исторический анекдот (из числа тех, которые сложно проверить) рассказывает, что, узнав от миссионеров о наполеоновских войнах, маори больше всего были поражены их бессмысленностью: как можно было перебить столько людей и ни одного потом не съесть? Даже если эта история – вымысел, идею она передает хорошо. Нельзя судить другие культуры по нашим стандартам, тем более если им приходится выживать в чрезвычайно непростых обстоятельствах[105].

Но даже в самых крайних ситуациях поедание человека все же было сопряжено с присвоением его маны. А это требовало обрядов, и если дело происходило не во время войны, то жертвоприношений, которые совмещались и с приобретением маны, и с тем же людоедством.

???

Хороший пример – история мифического основателя Тонганской империи, полинезийского государства, в начале II тысячелетия нашей эры объединившего под своей властью несколько островов и просуществовавшего с разными перипетиями до XIX века. Конечно, империей ее можно назвать только условно – на привычные европейские государства она вовсе не была похожа. Но все же это было самое влиятельное из всех полинезийских обществ. Основателя империи, если верить преданиям, звали Ахоэиту. Он был рожден смертной женщиной от бога Тангалоа. Увы, другие, небесные, сыновья бога взревновали к Ахоэиту отца, оказывавшего земному сыну большое внимание, убили брата, разорвали и съели. Тут бы история Тонганской империи могла закончиться, не начавшись, но Тангалоа заставил сыновей извергнуть части тела Ахоэиту назад, собрал их воедино и воскресил его, сделав правителем.

???

Этот миф, вероятно, связанный с обрядами инициации, прекрасно показывает, что каннибализм мог быть разновидностью ритуала и даже чем-то вроде жертвоприношения.

Довольно часто человек в жертвенных мифах ассоциировался с рыбой. Тут сразу напрашивается, конечно, сравнение с привычными нам иудейскими и христианскими образами. Если ближневосточные скотоводы сравнивали человека с агнцем, овцой и важнейшие мифы о жертвах в нашей культуре – история Исаака или Иисуса – предполагают сравнение человека с агнцем или прямую его замену агнцем, то в морской культуре полинезийцев человека заменяла рыба.

Связь жертвоприношения с рыбной ловлей подчеркивалась. На некоторых островах жертву насаживали на увеличенную копию рыболовного крючка – она как бы становилась добычей богов. На Гавайях человека могли принести в жертву только в период ловли тунца, да и сама жертва называлась «длинная рыба». Потом из костей покойника могли сделать крючки для рыбной ловли; рыбалка, война и жертвоприношения смыкались, утверждая в конечном счете власть короля, который развязывал войны и ритуальный двойник которого приносил жертвы, глотая одновременно глаза человека и тунца. Но в то же время в периоды, когда тунец был табу, власть короля сильно уменьшалась[106]. Схожий сюжет есть и в самоанских мифах.

???

Сын вождя, недовольный тем, что его народ ест человечину, просит завернуть себя в пальмовые листья и под видом рыбы принести на пиршество к отцу. Слуги вождя готовятся разделать эту замечательную большую рыбу, разворачивают листья, и вдруг обнаруживается правда. Шокированный вождь извлекает из истории урок: «Теперь я все понял. Я согласен – больше не будет у нас прежних трапез. Теперь всем людям на Самоа будет сохранена жизнь, а мы станем питаться только рыбой»[107].

???

Бывало, что и на Гавайях вождя ассоциировали с рыбой – например, с тигровой акулой, тоже игравшей важную роль в местных ритуалах[108]. Зато на Таити ситуация была противоположной: в местном мифе рыбаки должны были принести в жертву вождю большую рыбу, завернутую в пальмовые листья. Но по пути к святилищу они не удержались и съели большую часть. За это они сами были принесены в жертву вместо рыбы – и так с тех пор и повелось[109].

Жертвоприношения, увы, были в Полинезии делом нередким. Человека могли убить в знак объявления войны или заключения мира, при освящении лодки, для очищения от табу или просто при проведении важного для вождя ритуала: например, при нанесении первой татуировки его сыну, возведении вождя на престол или даже при сбривании у него волос.