V

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

V

Да, культура — это идеология «человеческой» религии. Да, вкусы создаются. Как создаются телевизионные программы с заложенной в них определенной идеей, как составляются планы книгоиздательств и как многое другое.

Вкусы же — дело прихотливое. Никто не спорит, что, например, Гомер гениален, и даже очень. С этим согласятся все, но читать не будет никто. За очень редким исключением. Существует и отчетливо выраженный национальный вкус, проявляемый в отрицании. Например, по моим наблюдениям, никакие утверждения авторитетных людей, что «Дон-Кихот» гениальное произведение, не могут русского человека, подростка и взрослого, заставить прочитать хотя бы два десятка страниц этого монумента всемирной интеллигенции. И то, что это — монумент, вовсе не представляется очевидным. Зато еврейские дети читают его с искренним восторгом.

Кафку только русский интеллектуал прочтет, и то разве что «для порядка», а еврей прочтет и не будучи интеллектуалом, а простым инженером или продавцом. То же с Шагалом, с Пикассо... Впрочем, то, что существует определенный национальный психологический тип, выражаемый и во вкусах литературных и зрительных искусств, — это отмечено давно. Например, в замечательной работе Э.Метгнер (Вольфинг) «Модернизм в музыке». (СПб. 1911 г.) И с этим творцам всемирной культуры приходится считаться. Но замечу сразу, считаться в форме, но не в содержании. Слово «всемирный» что-то да означает: означает же одну-единственную идею, выраженную в свое время (в 1723 г.) в масонском катехизисе — «согласие в главном, разнообразие во второстепенном». Совершенно очевидно, что нам навязывают еврейские вкусы, которые всемирны.

А что главное, что второстепенное, еще предстоит разобраться. Но, разбираясь, приходится сразу ставить себя под удар, который уже не раз следовал вслед за таким «разбирательством». Лично мне вспоминается по этому поводу Тертуллиан и содержание его полемики с язычниками. Для них Тертуллиан и его единоверцы были не кем иным, как нигилистами, ниспровергателями всего и вся; всего того, что так дорого всему «культурному миру». И в этих словах нет иронии. Был культурный мир, тот самый, кстати, который так успешно мы сегодня воспроизводим в главных чертах, и были отрицатели этого мира. По крайней мере, всех статуй всех решительно богов, и всех героев, и всех вообще капищ, невзирая на их очевидную для сегодняшнего мира художественную ценность.

И дело не в том, чтобы что-то ломать, а в том — что надо признавать и чего не надо. Может быть, значимость для одного, а может быть, значимость для всего общества, а последняя чаще всего определяется значением в ценностной системе данной культуры. Когда значимость определена, вопрос переходит в плоскость достаточно всем известную, чисто техническую: выделение денег, экранного времени, выделение бумаги на издание, реклама и прочее, вполне очевидное для каждого. Происходит легализация какого-либо произведения, его тиражирование и активнейшая пропаганда.

Учитывая все эти факторы создания культурного процесса, приходится расстаться со многими романтическими представлениями на уровне детей дошкольного возраста, вроде классической фигуры, столь дорогой сердцу обывателя: «талант всегда пробьет себе дорогу»[71]. Много у нас талантов, противных большевистской идеологии, пробило себе дорогу на книгоиздательском фронте? Эти таланты в основном пробивали просеки на лесоповалах, вот и все. Но смею заметить, что и во всеобщий котел всечеловеческой культуры кладут далеко не любой продукт, как бы ни был он вкусен и полезен. Напрасно думать, что не существует никакой идейной заданности во всем этом мировом процессе. Во всем этом разнообразии есть тоскливое однообразие... Пошлость была всегда, но сегодня именно на нее делается ставка.

Но вернемся к полемике, в которой одна сторона доказывает неполноценность русской нации. Рефрен, звучащий в каждом утверждении какого-нибудь телекомментатора или историка-публициста,— «в этой стране все не так». Пример чистого, сытого и вежливого Запада колет глаза, и в нем, как в зеркале, мы и без комментаторов видим — действительно «не так». Грязь, нищета и хамство плюс бандитизм и самое беспардонное воровство сверху и повсюду. Да еще большевизм и бездорожье. Отчего это «все не так»? От вашей русской неполноценности, говорят нам. Мы с этим не согласны. У нас русская литература и много ученых... Между тем, постоянное выдвижение вперед имен и фамилий знаменитых для доказательства величия и значимости самой русской нации изначально порочно и таит в себе вовсе не идею значительности и талантливости своего народа. Бесконечное козырянье и цитирование по случаю и просто так Толстым и Достоевским, Чеховым и Куприным, десятком других имен философов и мыслителей, композиторов и певцов — лишь свидетельство вырождения если не самой нации, то ее окультуренных представителей, которые только как бы на то и способны, чтобы быть поставщиками ко двору Ее Величества культуре работников и глашатаев.

Бесконечное тиражирование мыслей значительных и гениальных, комментарии к ним и комментарии на комментарии сродно работе раввинов-талмудистов; оно лишает человеческую мысль авторитетности и содержательности и передает оценку мысли в руки комментаторов культуры: «как сказал Федор Михайлович», «как писал Лев Николаевич», «как отметил в свое время Лосский...», и далее следует, как правило, какая-нибудь совершенно банальная сентенция. Самая замечательная мысль, сказанная от себя, пройдет незамеченной, если не опирается на соответствующую цитату.

Целая армия комментаторов-литературоведов, этих талмудистов-гробокопателей, заслонила живую человеческую мысль засушенным гербарием — цитатой и сделала почти  невозможной ее самостоятельность.

Но и за минусом этого талмудического процесса, получающего свое освящение в основных догматах иудаизма с его культом личностей, творцов культуры, обращение с пиететом к ряду своих отечественных «великих» и «значительных» с целью утверждения величия своей нации таит в себе совершенно другую идею. В культурологической апологетике своей нации сквозь призму человеческой кумирни, на капище всемирной культуры скрываются основания шаткие и двусмысленные. Речь должна была бы идти о понимании уникальности своего народа и необходимости его существования в творческом замысле Творца и Вседержителя. А понимание уникальности русского народа должно было бы совершенно по-другому расставлять и все акценты и в отношении национальной значимости к творцам общечеловеческой культуры, даже из числа своих соплеменников. Культ личностей появляется тогда, когда сама культура перестает быть церковной и становится мирской. Кто имеет доступ к историческим материалам, включая мемуарную, тот, возможно, с удивлением на первых порах отмечал, что в допетровской Руси и в послепетровской (но уже только со стороны простонародья) совершенно буднично, без восторгов и без особого внимания писали и говорили сами современники о тех людях, чья изображения сегодня мы видим в учебниках русской истории. Культ личности всех писателей и поэтов, музыкантов и композиторов, весь патриотический запал в этом направлении совершенно непонятен сельскому миру России и всей русской провинции. Там, свидетельствую, никогда не было проблем и с культом Сталина, как, впрочем, и с его извержением, там просто другая психология и другой язык. «Культ личности» возникает только в культуре иудейской и называется гуманизмом. В христианстве есть только культ Творца и Спасителя.