II. СОТВОРЕНИЕ КУМИРА (от Маркса до Ивана Ильина)
II. СОТВОРЕНИЕ КУМИРА (от Маркса до Ивана Ильина)
Пример с «Вече», вообще говоря, наводит на некоторые размышления, идущие в сторону представления о том, как создаются кумиры, призванные занять какую-либо нишу в национальном сознании. В деле создания таких кумиров заграница вообще и эмиграция в частности сыграли значительную роль. Некоторые небезосновательно считают, что многочисленные эмигрантские газеты и газетки, журналы и журнальчики русскоязычные, созданные «там»» все эти чаще всего полуеврейские Посевы и посевчики, всевозможные «наши страны», и многочисленные эмигрантские группы и группки были созданы нашими спецслужбами, или быстро попадали под влияние таковых. Надо ли говорить, что в ряде случаев советская спецслужба действовала в трогательном единстве с американской, когда речь шла о едином курсе в геополитике. Не приходится долго говорить и о том, что каждый орган печати рассчитан на определенный круг читателей. Для демократов создавались одни органы печати с обкатыванием бесконечных тем о «правах человека», всевозможных свободах, о «подлинной демократии», и так далее. А для другой группы лиц, русских, не забывших еще о своей национальной принадлежности, создавались и соответствующие органы печати. Понятно, не будешь же рассказывать о Суворове или Минине и Пожарском каким-нибудь парагвайцам, чтобы вдохновить их на банановую революцию. Но также бессмысленно вдохновлять русских примером какого-нибудь Дон Перетца или Боливара, чтобы овладеть их патриотическими чувствами и через эти чувства всунуть им в их разгоряченные головы нужную идейку в каком-нибудь символическом виде. Чтобы внедрить принципы плюрализма, «гуманизма» и, попросту, иудаизма, как это мы видели на примере статьи г-жи Вулич, нужно использовать и «патриотические» темы и образы. Ведь для идеологов важны только принципы оценок и символические матрицы понимания, формирующие в каждом из нас наше социальное поведение, а не методы, какими это достигается.
Для того, чтобы сформировать принцип религиозного безразличия, нужно печатать рядом статьи и православных батюшек, и совершенных безбожников, под одной «патриотической крышей», конечно же, озабоченных судьбой родины и обличающих «наших врагов» — империалистов, демократов, масонов, и проч. и проч. Конечно, обязательным ритуалом считается задеть вскользь еврейскую тему. В пределах разумного, конечно. Как впрочем, и все остальное. Эта тема является несущей конструкцией «патриотической крыши», ее основой.
Так, рядом с уважительным отношением к нашей святой Церкви появляются редакционные статьи, из словоблудия которых, однако, проступают все черты масонского гуманизма, всечеловеческих ценностей и «всемирной культуры». Известно, что каждый орган печати и каждое «движение» вызываются к жизни какой-либо определенной политической или религиозно-философской необходимостью. С семидесятых годов тихо и широко нашими спецслужбами инспирируется диссидентское движение для идеологического обеспечения развала СССР. Так на свет появился «феномен Солженицына». Этот идеологический процесс проходит с использованием разных мотивировок и тем: используется и «антикоммунизм», и «патриотизм», и «русский большевизм», и «права человека», — каждой группе лиц, объединенных общностью взглядов, своя тема. Можно не сомневаться, что на лацкане пиджака большинства участников всех этих предприятий имеется с обратной стороны маленький значок в виде циркуля с наугольником. Появляются «континенты», и «наши страны» и прочие газетки и журнальчики.
Именно здесь, во всех этих органах печати, созданных «там» нашими спецслужбами через засланных, посланных и завербованных, тщательно при всем том следят за тем, чтобы никакое «черносотенство» русское, то есть никакие коренные принципы русской национальной психологии и русской эталонной мысли не смогли бы появиться на свет Божий. На этой кухне, зная о существовании исторической, черносотенной мысли и существовании голода на этот продукт русской мысли и истории, готовят «заменителей», культовых героев, которые должны занять эту нишу. И на очередное, испеченное на этой кухне имя вешается ярлык — «великий русский мыслитель Пунькин-Мунькин». Эти культовые герои появляются как-то неожиданно, сразу, словно сваливаются с Луны, или тут же, с парохода попадают на презентации собственных трудов. Не успеешь оглянуться, а уже за год созвано с десяток конференций в честь великого Пунькина-Мунькина, изданы в разных видах «труды», как этих конференций, так и виновника всех этих торжеств. И пошла и поехала... И можно не сомневаться в организованном характере всех этих кульбитов. И вот уже всюду: «как сказал великий русский мыслитель Пунькин-Мунькин...» Его никто не читает, но все знают, чтобы было, что цитировать...
Чтобы конкретизировать сказанное, обратимся назад, чтобы извлечь из истории хоть какую-то пользу. Ведь для чего-то Господь Бог дал нам ее, историю, — чтобы нас вразумлять.
В 1922 году летом и осенью, ГПУ провело акцию по высылке еврейско-масонской «творческой интеллигенции» в Германию. Причем, тем же летом, другой эшелон отправился в Сибирь, увозя туда другую группу, но уже совершенно русской интеллигенции, еще вчера кадетствующей. В то же лето расстреляли группу священников во главе с митрополитом Петербургским Вениамином. Надо ли говорить, что органы ЧК — ГПУ тщательно отбирали по своему критерию лиц, подлежащих отправке в Западную Европу. Надо ли говорить и то, что в этом ведомстве в этих вопросах ничего случайного быть не могло. Надо заметить, для понимания ситуации, что в это время, к началу двадцатых годов русская интеллигенция — врачи, инженеры, журналисты, художники и ученые, еще вчера бывшие в числе кадет, резко поправели и обнаружили явный уклон в самое дремучее черносотенство. Теперь они воочию наблюдали те самые картины еврейского засилья и реального воплощения своих романтических идеалов, правду о которых им говорили еще несколько лет назад правые, реакционные газеты. Теперь русский инженер или врач, вчерашний кадет или социалист и друг угнетенного «царским деспотизмом» еврейского народа, вдруг становился махровым реакционером, антисемитом, и даже начинал мечтать о возвращении царя-батюшки на прародительский престол (см. ниже очерк «Бнай-Брит», сюжет с В. Вернадским).
Но, с другой стороны, именно их, русских интеллигентов, и выбрасывали из своих родовых квартир новые еврейские властители, все эти гоцы и гершуни, еще вчера морочившие им головы рассказами о тяжкой судьбе еврейского народа, только и мечтающего, как стать равноправными со всеми остальными и уж вслед затем, конечно же, готового осчастливить все русское общество своей бескорыстной космической любовью. С верой в эту прекрасную сказку русский интеллигент рождался, жил и умирал и целые поколения свято верили в нее, как добрые христиане в святую великомученицу Варвару. Теперь, летом 1922 года — одних к стенке, других в Сибирь, ну а настоящую «творческую интеллигенцию», то есть еврейско-масонскую, всех этих Бердяевых и Осоргиных, вкупе с Мережковским и прочими мерзавцами отправляли в тихую и спокойную сравнительно с большевистской Россией Западную Европу. Итак, родоначальником всех этих акций надо считать ЧК-ГПУ. Но есть и другой родитель — Бнай-Брит. Ему в этой книге посвящен целый очерк. Дело в том, что все сосланные-посланные из СССР философы, писатели и ученые были организованы в Берлине в Религиозно-Философское общество, которое имело своим местоприбыванием в Берлине Ложенгауз по Клайсштрассе, 10, где и находилась штаб-квартира еврейской масонской организации Бнай-Брит. Эти первые шаги высланных интеллигентов освещала русскоязычная берлинская еврейская газета «Руль» и потому нет больших проблем все это узнать. Конечно, русская эмиграция в одну секунду поняла смысл этой акции: внести смуту в ряды ее, в том числе и вызвать церковную смуту, раскол, что и удалось сделать этой ядовитой прививкой господам из ЧК-ГПУ, т. е. розенфельдам и бронштейнам.
В Ложенгаузе, в штаб-квартире Бнай-Брит (см. ниже «Секреты тайных хранилищ») держали отчет все высланные философы и писатели. И этот факт лучше всего свидетельствует о национальной принадлежности высланных, часто выдававших себя то за полуфранцузов, то за полунемцев, то еще за кого-нибудь. Здесь держал отчет и С. Франк, и Н. Бердяев и, что самое интересное для нас сегодня, и Иван Ильин, ныне поднимаемый на щит. Да, Иван Ильин, по матери Штейкерт — официально немки. Статью начету тему, относящуюся к 1934 году анонимного, но черносотенного автора перепечатал достолюбезный альманах «Вече» № 57, откуда я и заимствую ближайшие сведения. Сама же статья опирается на сообщения как газеты «Руль», так и некоторые другие.
В это время, в двадцатые, как и тридцатые годы Иван Ильин далеко не монархист. Собственно говоря, монархистом он так и не стал. Как не стал в полном смысле православным писателем. Об этом чуть ниже. Ильин был надо сказать, из всех интеллигентов самым патентованным: он был гегельянцем, да еще полунемцем! XIX век, как известно, весь прошел под знаком немецкой философии, которая, в свою очередь, блестяще развивала каббалистические идеи и была философией пантеизма. Через философию приходили уже непосредственно к масонству и оккультизму. И уже по факту пребывания в гегельянстве Ивана Ильина можно судить о многом. Иван Ильин был женат, к тому же, на племяннице члена ЦК партии кадет С. А. Муромцева, старейшего масона, председателя I Гос. Думы, самой разбойничьей. Муромцев был профессором Московского университета. И Ильин, кончив университет, остается в нем, становится приват-доцентом, и едет на три года для стажировки в Германию, Францию, Италию. Во время этих поездок, как правило, ученая молодежь вступала в масонские ложи, широко распространенные в западноевропейских университетах. Повсеместно. Нигде и никогда Иван Ильин затем не будет критиковать кадет, евреев. И масонскую тему будет старательно обходить. Он выдумает термин «мировая закулиса». И это само по себе показательно, это желание избежать прямого обозначения темы. Так... где-то, что-то, знаете ли, «закулиса», что-то вроде «третьей силы». Говоря о большевизме, он старательно будет избегать «острых» терминов и названий. Вместо «евреев» будет иногда появляться просто — «инородцы». Но и то — в странном виде.
Чем он занимался в годы первой революции? Достоверно известно, что принадлежа по убеждениям во все эти годы к кадетскому кругу, он критически относился к монархии и Николаю II. Так он относился к этим темам и к Царю в сущности — до самой смерти. Да и как может относиться к Самодержавию гегельянец?
Высланный за границу, он устраивается, как ученый-философ, и до 1938 года читает лекции в Русском институте в Берлине, созданном еврейско-масонской организацией ИМКА. Видимо из-за своих проеврейских настроений он чувствует себя неуютно при нацистах. Но 5 лет, между тем, он прожил при коричневом режиме, не подвергаясь никаким репрессиям и спокойно уехал в Швейцарию. А надо сказать, что правые деятели, настоящие монархисты-черносотенцы оказавшиеся в эмиграции, устроиться на такие места даже не мечтали. В рижской еврейской газете «Сегодня» № 62 от 4 марта 1931 г. он, в своем интервью, говорит, что его напрасно некоторые записывают в правые, что он критически относится к монархии. Ильин объясняет, что евреев он любит, антисемитов осуждает, и что у него много друзей среди евреев, что евреи много пострадали от погромов в царской России. В конце 20-х, начале 30-х он выражает симпатии к немецким социал-демократам. С приходом нацистов к власти он делает кульбит и пытается стать на арийскую почву. Его любимое слово — «воля». И вот появляются «волевая идея», «волевой импульс» и прочие симптомы пантеистического волюнтаризма. Ему симпатизирует сам П. Б. Струве деятельнейший масон, член ЦК кадетской партии и его не любят бердяевцы. В его журналах сотрудничают вчерашние либералы, левые октябристы, вроде князя Н. Б. Щербатова, бывшего одно время министром внутренних дел, и ставшего союзником гучковцев («прогрессивный блок»).
Облик Ильина, как мыслителя — публициста в целом малопривлекателен. Правые считают его юдофилом и подлецом-перевертышем, масоном. Таким он и был. Действительно, Ильин становится врагом революции, когда революция уже победила и царствовал большевизм. При большевиках он читает лекции в институте им. Маркса. В предмете у него Фихте, Кант, Руссо и прочие. В это время на Юге России разыгрывается трагедия гражданской войны. Там, на Юге, Белая Армия. Но Ильин в это время читает лекции в Москве и получает паёк от большевиков. Когда никакого Белого движения уже не будет и в помине, а вся полемика переместится в эмиграции на газетные полосы, он провозгласит себя идеологом Белого движения. Он примкнет к его бывшим участникам, т. е. республиканцам и масонам. Но Белое движение — не монархическое. У него же симпатии к генералу Врангелю. И это показательно. Он станет врагом большевизма, когда окажется подальше от большевиков. Хотя и эта вражда к ним условна.
Когда был жив Монарх, тогда рядом с Ним не было Ильина. Тогда Ильин кадетствовал, то есть предавал так или иначе царя-батюшку, на верность которому, кстати, присягал при поступлении на службу. Когда же монарх был уже давно расстрелян, и прошли десятки лет, Ильин провозглашает себя единственным настоящим монархистом. Но тоже странным. Но самое главное даже не в этом. Главное в том, что Ильин просто не мыслитель, а моралист, продолжатель старой линии толстовства, идущей от масонской идеологии (этика и труд) XVIII века. Читать его тяжело и бесплодно. Каково же его творческое лицо, если в двух словах. Почему именно из него, давно забытого, примитивного и плоского публициста у нас вдруг сделали кумира?
Больше всего неприятна в Ильине его неумная амбиция. Он указывает, обвиняет, приказывает, вещает и, поучает. Но все, что он говорит, там где верно, там банально и тривиально. И даже странно, что взрослый человек с высокомерным видом вещает, например, что религиозный опыт не терпит насилия и даже... угроз. Он готов сообщать, что вода мокрая, а лопатка есть предмет, пользуясь которым можно копать землю при наличии условий, что а) у вас есть руки и б) что лопатка эта не из картона... и так далее.
Эта удивительная банальность, в сочетании с ригоризмом, совершенно идиотским, в сочетании с беспрерывной риторикой, совершенно бессодержательной удивляет не меньше. Эти школярские поучения вроде: «мы должны быть зоркими» и «духовно-волевыми» могут доконать кого угодно. И это при полном отсутствии какой-либо здравой логики. Каждая фраза Ильина раздражает и вызывает ворох вопросов, количество которых нарастает как снежный ком, так что, в конце концов, просто машешь рукой и закрываешь книгу. Большинство словосочетаний у Ильина не подлежит осмыслению. Думаешь, что значит, к примеру, вот эта фраза, не самая риторическая: «Петр Великий имел одну великую, осознанную им самим задачу: пробудить творческую инициативу русского человека», пробудить его «волю к живой самодеятельности». Что это значит в живой реальности?
А что, думаешь, до Петра не было этой творческой самодеятельности. И что же. Московская Русь выросла сама, как придорожная трава, без этой самодеятельности? И неужели вся цель деятельности Петра была так безкачественна, как физическое понятие энергии: она важна как цель сама по себе. Неужели не важно, на что она затрачивается. Первый вопрос: творческая самодеятельность — для какой цели? — Ильина не интересует.
Ильин — утопист, прожектор, и все десятки лет в эмиграции он только и занимается, что пытается нарисовать идеальную Россию будущего. Он не задается даже вопросом, а куда и как уйдет новый правящий класс, владеющий Россией. Он играет словом «большевики» — так легче. Они уйдут — это для Ильина само собой разумеется. Россия возродится обязательно — он вериг. Прожектер-романтик, он, взрослый человек, наученный на мудреной науке — философии, вместо трезвого анализа обстановки фантазирует о приятственном, как Бальзаминов. Ему все кажется, что русский народ, там, в России уже начал борьбу с большевиками, и скоро их сбросит и надо торопиться успеть написать ему «руководство по возрождению». Он. этот народ, должен будет знать, что лучше быть умным, чем глупым. И надо жить своим умом, а не чужим. И всеми этими, школьными прописями, неизвестно для кого и с какой практической пользой написанными, словно для малолетних школьников, он заполняет статью за статьей, уверенный, что говорит что-то сверхценное. Ему не приходит в голову, что та сила, что назвала себя условно большевиками так просто не уйдет. И не так просто — тоже не уйдет. Начисто избегая тем масонства и еврейства он изначально обрекает себя на пустое, легкомысленное фантазерство. Как у психастеника, мы видим у него «мысленную жвачку». Ильин нравится многим звонкой, пустой фразой.
Взрослый и серьезный человек, он пишет статьи на тему, «как изжить социализм», даже не зная, насколько легкомысленно и неумно говорить о возможности такого «изживания». Ильин безнадежно отстал от социологии своего времени и был на уровне моралиста-прожектера середины XVIII века. Он даже не понимал, что социализм есть религия, и что весь западный мир идет по этому пути. Огромный поток литературы на эту тему остался ему неизвестен. Он остался уверен, что капитализм противостоит социализму[79]. Но даже для начала XX столетия эта идея была уже глубокой архаикой. Эту схему исповедовали только марксисты, да и то не все. Даже немецкие социал-демократы ушли от нее. Воспитанный на Фихте, он не уловил главной мысли этого мыслителя об этом самом социализме, как меры организованности общества и коллективного труда. Странно, но то, что было ясно даже молодому Чичерину в середине ХГХ в.: немецкая философия в целом есть учение о социализме, для Ильина осталось тайной. Его амбиции, гипертрофированное самолюбие шло ведь не от ума, а от его отсутствия. Ему так хотелось уверить других, что он, Ильин, один на всем свете философ, что он нигде почти не ссылается на источники, хотя повторяет зады пятидесятилетней давности, например, по поводу природы монархии, заимствуя полностью мысли на этот счет у Тихомирова, который, впрочем, тоже не был оригинальным мыслителем. Но на оригинальность Лев Александрович и не претендовал.
Ильин совершенно не чувствовал дистанции и потому писал указания, каким должен быть священник. И совершенно непонятно, почему пастырь у него становится, например, вдруг «живым источником молитвы, любви и христианской совести». Как цадик у хасидов.
Любой христианин, православный может взять Закон Божий и посмотреть, Кто является источником совести, как и любви. И каждый человек знает, откуда идет молитва. И не нам мирянам, обсуждать вопрос — каким должен быть пастырь. Это уже чистое протестантство. Когда говорят об Ильине, как о православном мыслителе, то стараются не замечать его странных заявлений о том, что не так уж важно вероисповедание и даже не важно христианин ли вы или нет (ст. «Чего мы ожидаем от наших пастырей»).
Невозможно найти другого такого поклонника пустой фразы, как И. Ильин. Сколько раз он повторит, что «мы должны идти своим путем» и «должны мыслить самостоятельно». Для чего говорятся эти банальности и навязчиво повторяются, нигде не конкретизируясь? В чем состоит эта самостоятельность и что это за свой путь, мы нигде не узнаем, сколько бы ни читали Ильина. Что значат слова: «Мы должны быть зоркими»... Ну, должны, и что?
Но есть одна сторона в деятельности Ильина, которую иначе как назвать гнусной просто невозможно. Его нынешние биографы, поклонники, тщательно избегают говорить об этих темах. Мы уже отмечали, что Ильин старательно обходит вопрос о подлинных виновниках падения монархии. Он избегает говорить о тех, кто, будучи подданным Самодержца, стал на путь предательства своего долга, как это сделал его родственник по жене — С. А. Муромцев. Весь непримиримый гнев его обрушивается в серии статей на... монархистов, на правых, на Союз Русского Народа и его членов, а значит на преп. Иоанна Кронштадского, и на свт. Тихона, будущего патриарха. И на тысячи убитых, затравленных русских людей, в период 1905-1917 г. Он их ненавидит. Мифологические мотивы и пустая риторика сразу кончаются, как только он говорит о монархистах, то есть о людях, которые в отличие от него самого, простые инженеры, рабочие, крестьяне, торговцы, солдаты, врачи, писатели и прочие, и прочие не побоялись объявить о своей приверженности принципам русской Монархии. Совершенно игнорируя многочисленные факты, он самым наглым образом врет. То он упрекает монархистов за то, что те не сообщали Царю правды, не добиваясь свидания с Царем — а это наглая ложь[80]. Не говорю уже о том, что Николай II имел многочисленные сведения из разных источников о том, что происходит в стране, и особой нужды в личном свидании в этом смысле не имел. То он сообщает, что черносотенцы просто вытягивали из Царя деньги, а сами ничего не издавали, кроме журнальчика «Земщина».
А между тем никакого журнальчика, кстати, с таким названием не было, а была масштабная газета с этим названием. Но на самом деле большая часть правых газет издавалась на скудные гроши самих русских людей, отдававших все свои средства и силы делу защиты Родины и престола царского от еврейско-кадетского нашествия и бундовского террора. (Бунд — еврейская революционно-террористическая организация того времени). Выходило мало, около 240 газет и журналов, малым тиражом, но именно из-за того, что денег не было... у правительства на монархическую печать, а деньги из государственной казны уходили на революционное дело и в т. ч. левую печать. И много.
Он обвиняет монархистов в том, что они не создали в стране организованной силы, забывая, вероятно, о том, что ему самому же в 1906 году было уже 23 года и что все подданные Царя обязаны были быть монархистами, все, а не только члены монархических организаций. И что монархист, это не какая-то особая порода людей, обязанная защищать Престол, а что эта обязанность лежала на всей стране, причем на Самом Царе больше, чем на остальных в отдельности и вместе. И если не создали, то кто же мог ее создать — слесарь, паровозный машинист или врач земской больницы? А может какой-нибудь Сидоров из деревни Верхние Бугры Тьмутараканской губернии? И кто же должен был быть монархистом, как не любой русский подданный, включая самого Ильина. Ведь монархист — не должность в каком-нибудь специальном департаменте. Это просто человек, верный присяге своему Царю. И такую присягу давал и сам Ильин. Каким же образом он отделяет себя от монархистов в царской России. Об этом ни намека. Его дело давать советы, — например, «учиться грозной любви и широкой борьбе». В одном месте он, как Моисей на горе Синай, вещает, что еще в 1905 г. «все» понял, весь смысл и монархии, исторической судьбы России и смысл революции. Но в рядах защитников престола мы его не найдем. Там можно найти бесстрашного служащего железной дороги, В. Г. Орлова, создавшего в те годы монархическую организацию, выступавшего перед революционной толпой и умевшего ее переубедить. Не раз и не два шел В. Г. Орлов, монархист и черносотенец, под пули, имея пять детей и жену, а в марте семнадцатого оказался в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. И таких людей Ильин ненавидел всю свою жизнь.
Но еще более любопытен и показателен ряд лиц, названных им, как героев монархического служения. Это Столыпин, Коковцев, Джунковский, Самарин, Пуришкевич — за убийство Распутина. (Ильин И. О грядущей России. Избранные статьи. Джорданвилл, 1991, с. 100). В другом месте к ним присоединяется архимасон, кадет В. А. Маклаков. Это список лиц, так или иначе причастных масонству, а некоторые из них и к прямому предательству, как генерал В. Ф. Джунковский. Столыпин был, как известно, сторонником конституционной монархии, чего и не скрывал. Масонству он покровительствовал и разрешал деятельность его на территории России. О его членстве в ордене писали немало в то время. Коковцев — друг еврейско-банкирских кругов Франции, близкий доверенный Великого Востока Франции, член масонского общества «Маяк» и, кстати, единственный царский министр, получивший от Временного правительства персональную повышенную пенсию, когда его коллеги-министры были арестованы и томились в тюремных камерах. Даже большевики не тронули графа Коковцева.
Ильин хвалит г. Пуришкевича исключительно за убийство Распутина... Пуришкевича, который предал монархическую идею, обрушивался с резкой критикой на Монарха в самые роковые месяцы для Империи и который был исключен из правой фракции Гос. Думы за свое заигрывание с «прогрессивным блоком»... Ильин восторгается В. А. Маклаковым, виднейший кадетом и масоном, имевшим, кстати, большой вес и в эмиграции. Для Ильина Маклаков идеал монархиста. О масонстве Маклакова писали все газеты с 1906 г[81]. Он был членом ЦК кадет, как и С.А. Муромцев.
В рижской еврейской русскоязычной газете «Слово» за март 1926 г., была напечатана статья Ильина «Черносотенство — проклятие и гибель России».Уже одно это название открывает смысл акции ГПУ в отношении г. Ильина. На века вперед такое явление русского политического сознания, как черносотенство, сделалось ненавистным всей торжествующей еврейской по духу демократии.
Заметим, не кадеты, не масоны и не евреи, согласно Ильину, «гибель России», не реальные творцы революции, а те, кто в условиях царской, то есть исторической России остался верным своему монархическому долгу! Долг ведь лежал в силу присяги на каждом подданном Русского Царя. Обвиняются же те, кто остался верным своему долгу. Они плохо защищали престол. От кого? Как раз на этот вопрос Ильин никогда не любил отвечать конкретно. Этой статьей Ильин открывает клеветническую кампанию против русских монархистов, черносотенцев, правых. Не надо забывать, что правые — это миллионы русских крестьян, рабочих, мелких служащих и прочих, создавших на свои трудовые гроши в тяжелейших условиях еврейского террора и клеветы, преследования со стороны администрации свои организации во всех губернских и многочисленных уездных городах, а также в тысячах сел и деревень. Особенно много сельских отделов было открыто в Юго-Западной и Западной России, особенно на полтавщине, черниговщине, на Волыни усилиями Почаевской Лавры и пр. и пр. Не следует также забывать, что уже к апрелю 1907 года террористами было убито 57 председателей отделов Союза Русского Народа.
И если Ильину монархисты не нравились, как и тем, кто давал ему кусок хлеба, то праведный Иоанн Кронштадский в ноябре 1906 г. самолично не только освятил знамя Союза Русского Народа, но и сказал знаменательные слова при этом: «Я за честь считаю для себя освятить это знамя».
Вот, собственно, что стоит за всей звонкой фразой Ильина. Говоря о будущей России, он все время повторяет слова о необходимости создания «русской идеи». Ее создавать когда-то приглашал еще Вл. Соловьев. Потом целая плеяда других философствующих умов взялась за эту задачу: как создать нечто, способное заменить Православие. Теперь Ильин. Но его вкусы явно лежат в области либеральной. Как и Вл. Соловьева и всего круга нашей полуеврейской интеллигенции. Потому он и ищет «русскую идею», что православие, давно обретенное, его не устраивает. Иначе, чего же искать? Ильин постоянно повторят: «мы должны найти свой путь». То есть этот путь еще не найден для Ильина. И как только Ильин начинает называть какие-то конкретные имена и факты, так и его симпатии сразу становятся ясными и расшифровывают нам его политические симпатии. Ему нравится, например, «монархически-лояльная русская интеллигенция, окружавшая Александра II Освободителя и осуществившая его реформы»[82] (там же, 92), т. е. Ильин западник и либерал. Он говорит о монархе, но нигде о Самодержце!..
Серьезный человек, он объясняет исторические события, в том числе и ближайшие ко временам Александра II самым школярским образом, как наши современные недоросли на митингах. Или в пропагандистских листках. Но ведь они не учились, в отличие от Ильина, в Геттингене или Сорбонне.
Творения моралиста Ильина, бесплодные и бедные мыслью, но богатые клеветой на монархистов, примитивные, и в то же время лукавые, с многочисленными умолчаниями и либеральными симпатиями, долго лежали никому не нужные, на дальних полках, в связках пожелтевших листков-газеток, пока вдруг не понадобилось занять нишу «правой идеологии». И вот беспомощный бормотун в одну секунду импортирован с запада на святую Русь и минуя порядок воинской службы в рядах культуры, сразу произведен в карлы Марксы по департаменту «патриотизма». Благо, что оба, Маркс и Ильин, были гегельянцами и «полунемцами». Так, посланный органами ГПУ на Запад в ряды русской эмиграции, сегодня И. А. Ильин возвращается в качестве гения, кумира. Он никогда не будет читаемым, и за это можно быть спокойным, потому что читать у него нечего, но всегда будет почитаемым — источником цитат и ссылок.
Там, где исторически было место для настоящих монархистов, настоящих русских замечательных людей, там сегодня стоит пустая фигура с пустыми глазницами и ее называют «правым идеологом», «замечательным и великим русским мыслителем Иваном Ильиным». Ильин на самом деле молчит. Ему нечего было сказать, ни при жизни, ни после смерти, кроме риторических красот и восхваления деятелей масонства, вроде уже приведенных выше. Нам говорят, что Ильин Гегелем обосновал «религиозный опыт». Но какой «опыт» можно обосновать «алгеброй революции»? Ему нечего было сказать с точки зрения и чисто творческой. И сегодня из него делают кумира. Имена и сочинения Каткова, Меньшикова, Пасхалова, Шарапова, Гилярова-Платонова, Булатовича, Булацеля, архиепископа Никона Рождественского и сотен других остаются под спудом. Не все они были в равной степени монархистами, но все они были людьми прямодушными, искренними, и талантливыми. Верность долгу они запечатлели своей кровью, своей мученической кончиной. Вместо них нам дают грызть сухую кость гегельянца, полунемца или полуеврея, и уж во всяком случае — масона по симпатиям и клеветника.
Вот для чего и как создаются кумиры с помощью ГПУ. Как же мало надо иметь изобретательности, чтобы опять нас дурачить каким-то залежалым товаром. Снова за границей изобрели для нас очередного «Маркса» и снова гегельянца! И мы снова рады — «великий русский мыслитель Ильин сказал...» Все, что верного сказал Ильин — было сказано тысячекратно до него. Он только повторял. И если мы теперь хотим понять, в чем смысл огромного подлога в деле формирования национального самосознания, то мы должны будем вспомнить и «феномен Солженицына», и господина И. Ильина из крохотной газетенки «Наши задачи», давно пылящегося на архивных полках спецхрана, и вдруг вывалившегося в виде монумента-классика.
Данный пример, как никакой другой, показывает, как выпекаются авторитеты не наши, но для нас сотворенные за границей, но не без помощи каких-нибудь очередных ГПУ. Напомню смысл это аббревиатуры: главное политическое управление. Не более того. Никто не усомнится в мысли, что без таких управлений нельзя править и демократическими странами. Значит, кумиры будут и дальше выпекаться для нашего удовольствия. Кто же следующий? Но нельзя не видеть очевидного: вместо хлеба нам дают камень.