Университет и Московская Духовная академия
Университет и Московская Духовная академия
В России XIX в. все эти идеи продолжали блестяще осуществляться, и в авангарде шел все тот же Московский университет. Здесь еще со времен Павла I набирал силу университетский благородный пансион. Его возглавляли соратники Новикова, среди которых главную скрипку играл Иван Петрович Тургенев. Во главе же пансиона стоял ученик Дружеского ученого общества розенкрейцеров А.А.Прокопович-Антонский, человек добрый и стеснительный, и, конечно, человеколюбивый. Из этого пансиона вышла целая плеяда будущих поэтов, писателей, государственных деятелей и просто чиновников либеральных взглядов. Из наиболее видных можно назвать В.А.Жуковского, который находился под опекой самого И.П.Тургенева. Его творчество находилось под исключительным влиянием романтического мистицизма, характеризовавшего тогдашнее масонство и породившего само течение романтизма в Европе.
Московский Университетский благородный пансион был, собственно говоря, создан бывшими членами Дружеского ученого общества. московскими розенкрейцерами. Ими здесь было учреждено литературное общество, первым председателем которого стал В.А.Жуковский, а на заседания приглашались Карамзин, Дмитриев, Нелединский-Мелецкий и др. Московский благородный пансион, творение московских розенкрейцеров, дал русской литературе Жуковского, кн. Шаховского, Жихарева, кн. Одоевского, Баратынского, Грибоедова, Воейкова, Вельтмана, Калайдовича, Шевырева и др. Многие из воспитанников пансиона достигли высокого положения, как, например, кн. Д. В.Дашков[47], А.С.Норов[48], А.И.Тургенев, генерал Инзов (покровитель Пушкина).
Иван Петрович Тургенев оказывал большую помощь и Карамзину, а позже и другим молодым литераторам. Но главное заключалось в создании атмосферы, благоприятствующей развитию литературной деятельности в первопрестольной. (см. Сушков Н.В. Московский Университетский благородный пансион» М.1858). Надо ли говорить, что созданный масонами-просветителями университетский пансион воспитывал юную дворянскую поросль по своим образцам и практически все его выпускники становились членами лож.
Ко всему сказанному выше о Московском университете можно было бы добавить еще одну существенную и характерную деталь: по всему фасаду здания университета на Моховой можно видеть многочисленные шестиугольные звезды — «звезды Давида», в виде наложенных друг на друга треугольников — классический символ каббалистики. О других масонских символах, украшающих фасад этого старинного здания можно и не говорить, так эти символы характерны для всех эпох того времени и для того архитектурного стиля, что получил название классицизма. и был полностью инициирован идеологией масонства. Ведь в основе этого архитектурного стиля лежит идея космополитизма и оккультно-языческая символика, идеология всемирной республики и всемирной религии пантеизма.
Были и другие очаги масонских идей. Например, Царскосельский лицей, созданный исключительно для луфтонов (см. Семевский В.И. Политические и общественные идеи декабристов. СПб. 1909 и его же в журнале «Минувшие годы», 1908. №№ 2, 5-6, работу «Декабристы-масоны»), то есть детей масонов не ниже градуса шотландского мастера. Они считались как бы детьми ордена. Для вступления их в масонство не требовался обряд приема в полном объеме. Сказанное относится и к А. С. Пушкину.
Царскосельский лицей и был призван сформировать, наряду с другими учебными заведениями, высшими и привилегированными, корпус чиновников высшего и среднего разрядов из числа лиц, преданных идеям масонства и идеям его «братства». Отсюда этот лицейский культ «дружбы», воспетый Пушкиным. Именно о вольных каменщиках пишет А.С.Пушкин: «людей священные друзья». Это они — та «бессмертная семья», которая «неотразимыми лучами» когда-нибудь нас озарит и мир блаженством одарит» (см. Лотман Ю.М. Роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л.. 1983 г., с. 184). Эта «бессмертная» семья поставила поэту надгробный памятник по всем правилам масонской символики. И есть за что...
О том внимании, которое уделяло масонство Лицею говорит тот факт, что в 1819 году ложа Астрея обратилась с циркуляром ко всем ложам ее союза с предложением учредить масонские стипендии в Царскосельском лицее. То, что предложение было принято, видно из постановления симбирской ложи от 11 ноября 1819 года. когда братья подтвердили ежегодный взнос в 100 рублей на воспитание в лицее двух луфтонов (т.е. сыновей масонов), «от имени ложи Великой Астреи туда назначаемых». (Семевский В.И. Политические и общественные идеи декабристов, с.351).
Царскосельский лицей остался подлинным рассадником масонства и либерализма в политической сфере, до самой революции семнадцатого года. Среди выпускников Лицея кроме А.С.Пушкина и кн. Горчакова вспоминаются писатель Салтыков-Щедрин, М.В.Буташевич-Петрашевский и премьер-министр граф Коковцев, наследовавший на этом посту погибшему Столыпину.
Такое же положение занимала и Нежинская гимназия высших наук кн. Безбородко, которую закончил Н. В. Гоголь и Нестор Кукольник. Здесь в их время процветало «братство Шапалинского». Факт членства самого Гоголя в масонской ложе не вызывает сомнений. Это видно из его причастности к «братству». Сам Шапалинский был директором гимназии и организатором этого «братства». Масонская ложа была учреждена преподавателями-масонами. В нее входили Ландражин, Шапалинский, Зингер, Орлай, Белоусов. Это выяснилось во время следствия по делу о вольнодумстве, произведенному чиновниками министерства народного просвещения. Сам Гоголь находился в самых тесных отношениях с этими преподавателями. На одном письме другу, старшекурснику Высоцкому, им был использован один из масонских символов скорбного земного существования — «черная квартира». Впрочем, на всем творчестве Н.В.Гоголя лежит печать характерного для масонской идеологии морализаторства, символичности, оно пропитано идеями «возрождения» и романтическим мистицизмом (см. Машинекий С.М. Гоголь и дело о «вольнодумстве». М., 1959 г.; Павлинов С.А. Тайнопись Гоголя. М., 1996 г.).
В последующие годы такой же славой закрытого «братства» пользовалось и училище правоведения в Петербурге. Окончившие эти заведения в разные годы, не будучи даже знакомыми, поддерживали друг друга, помогали делать карьеру однокашникам.
В 1826 году все государственные служащие должны были дать вторичную подписку о том, что они не состоят в масонских ложах. Первый указ Александра I от первого августа 1822 года. оказался не эффективным. Николай I по завершении следствия над заговорщиками, снова потребовал подписку, с указанием, где в каких ложах ранее состоял подписавшийся. Высочайшим рескриптом министру внутренних дел В.С.Ланскому было повелено взять эти подписки по всему государству.
По Московскому университету такие подписки дали:
А.А.Прокопович-Антонский (ложа «Гермеса»), Христиан Ив. Лодер (ложа «К Амалии» в Веймаре и ложа «Александра Тройственного Благословения»), ст. советник М.Я.Мудров (ложа «Трех Глобусов» в Берлине в 1802 г, ложа «Кавалеров Креста» в Париже с 1805 г., ложа «Московского Востока» с 1820 г.), Матвей Гаврилов (ложа «Озирис» в 1780 г., ложа «Александра...»), Федор Рейс (ложа «Александра...»), ординарный профессор, кавалер, кол. советник Ив.Ив.Давыдов (ложа «Избранного Михаила» в СПб. с 1820 г.), Мих. Малов (ложа «Александра...»), Федор Кистер (та же ложа), адъюнкты Иван Веселовский (ложа «Ищущих Манны») и Александр Эвениус (ложа «Петра к Истине» в СПб. с 1819 г.), и так далее. Здесь, в перечне давших подписки, и работники Университетской типографии. Что касается известного врача, профессора медицинского факультета Мудрова, то он не назвал тайных лож, членом которых был. Надо заметить, что, по свидетельству графа М.В.Толстого, именно масонские связи и женитьба на дочери профессора университета Х.А.Чеботарева, розенкрейцера, открыла ему двери в лучшие московские дома. Сам Мудров пишет, что вступил в ложу в немецком университете. Внутренние браки способствовали превращению масонства в «малый народ».
Другим направлением масонского просветительства было внедрение масонов в систему воспитания духовенства и привлечение его в ложи[49].
Для высших степеней, уже со степени теоретического градуса Соломоновых наук. к которым поначалу принадлежали и наши московские розенкрейцеры, пока не поднялись до более высоких, для определенных ритуалов требовалось присутствие священника[50].
Существовали также и так называемые клерикальные степени, высокие. также требовавшие присутствие священника при некоторых обрядах. Новиков сам лично проводил обряд причащения у себя в имении. для чего также употреблял священника своей церкви в Авдотьино, который приносил ему святые Дары. Ведь многие ритуалы в масонстве кощунственно повторяют церковные обряды и правила, в том числе и покаяние публичное, благословение, проповедь, св. причастие, использование священнической одежды и т. д..
Уже Шварц, после открытия Педагогической семинарии для окончивших духовные училища и желавших обучаться в Московском университете, проводил отдельные лекции для будущих священников, в которых излагал события Священного Писания каббалистическим образом, символически, и вплетая в объяснения чисто масонские легенды, заимствованные из Талмуда и каббалы. Этот факт очень встревожил Екатерину II, опасавшуюся, что семинаристы, вступившие в масонские ложи, могут стать затем архиереями. Через кн. Прозоровского, проводившего по Ее указанию следствие в Москве, она постаралась узнать что-либо по этому вопросу. Кн. Прозоровский запросил по этому делу архиепископа Платона: не вовлекали ли семинаристов в розенкрейцерском сообществе в масонские ложи? Архиепископ Московский дал отрицательный ответ. Он сказал, что сам спрашивал учеников Педагогической семинарии. и те ответили, что их в масонство не вовлекали. В данном случае или владыка Платон был наивен, или не хотел говорить правду. Потому что по крайней мере двое учеников Дружеского Ученого Общества вступили в масонство и стали впоследствии митрополитами (Михаил Десницкий и Серафим Глаголев). Архиепископа Платона, за его благожелательное отношение к мартинистам и близкие отношения с И.В.Лопухиным подозревали в причастности к «обществу». Впрочем, уже на мистический журнал «Утренний Свет» (1778-1780) Новикова, популяризировавший идеи масонства и каббалистики, подписалось 12 архиереев. На эти новиковские журналы в общем числе подписчиков духовные лица и учреждения стояли на первом месте. Но и воспитанники духовных училищ, в свою очередь, направлялись в Педагогическую семинарию Дружеского Общества розенкрейцеров по совету и выбору архиереев епархиальных и особенно архиепископа (а потом и митрополита) Московского Платона (Мальшинский А.П. Наша печать. — «Исторический Вестник». 1887 г.. т.28).
По данному сюжету характерно свидетельство историка Москвы М.И.Пыляева: «Новиков обладал огромными талантами, образованием и благороднейшим характером; он был главою кружка московских масонов, лучшие люди его времени, как, например, граф Чернышев, Лопухин, Репнин, Тургенев, митрополит Платон, Михаил (Десницкий), и Серафим (Глаголевский) считали его своим другом». (Пыляев М.И. Старая Москва М.1990, с.76).
Действительно, преосвященный Платон всячески содействовал всем предприятиям московских розенкрейцеров на общественном поприще. Он благословил и само открытие Дружеского ученого общества, Педагогической и Переводческой семинарий. Только благодаря ему в педагогической семинарии могли обучаться у московских мартинстов, розенкрейцеров, будущие священники, выпускники духовных училищ.
В результате, в Москве ко временам царствования Николая I уже вполне вызрело «мистическое христианство», вернее мистико-каббалистическое, сосредоточенное в нескольких церковных приходах, где священники были масонами, розенкрейцерами (см. ниже).
При Александре I масонство стало почти государственной организацией. Сам Государь покровительствовал масонам и по своим взглядам был большим республиканцем, чем радикальные либералы Западной Европы. Влиятельным лицом в области религиозной масонской мистики становится А.Ф.Лабзин, ученик новиковского кружка. Он издавал «Сионский Вестник» (1806, 1817-1820 гг.) и «под видом св. Писания делал свои толкования произвольно на оное, яко же от беса способно был принимать», — пишет современник, архимандрит Фотий. В эти времена и обер-прокурором св. Синода становится масон-мистик кн. А.Н.Голицын, который окружает себя «братьями». Сам св. Синод становится всего лишь отделом министерства духовных дел и народного просвещения. Духовными делами в это время ведает Александр Иванович Тургенев, сын известного уже нам сподвижника Новикова, из всего вольнолюбия и либеральной терпимости усвоивший разве что неприязнь к Церкви.
Основанное в 1814 году Библейское общество стало первым утвержденным властью Православного Государя экуменическим обществом, где рядом с деистом, атеистом, масоном-мистиком, сидели английские квакеры и методисты, католические патеры и пасторы лютеранские, а между ними православные архиереи: митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Амвросий, архиепископ Минский и литовский Серафим (ученик московских розенкрейцеров, впоследствии митрополит Санкт-петербургский), духовник Императрицы о. Александр Криницкий, ректор Петербургской Духовной Академии Филарет, впоследствии знаменитый Митрополит Московский, ставший затем поборником Православия и сильно почитаемый москвичами, ныне канонизированный Русской Православной Церковью. В то время, впрочем, он находился под влиянием кн. А.Н.Голицына и некоторых других мистиков, в первую очередь Лабзина. в ложе которого «Умирающий Сфинкс» он тогда состоял (См. прим. на с. 282). Здесь же в Библейском обществе. видим и министра народного просвещения гр. А.К.Разумовского, министра внутренних дел Козодавлева, обер-прокурора св. Синода кн. Мещерского, будущего министра народного просвещения и члена ложи «Полярная Звезда» знаменитого С.С.Уварова, графа К.А.Ливена, упоминаемого в записках Мотовилова (см. Нилус Сергей. Великое в малом. М.. 1992 г., с.120), А.И.Тургенева, видного розенкрейцера З.А.Карнеева, А.А. Ленивцева, Р.А.Кошелева. А рядом с ними агенты Британского Библейского общества Патерсон, Пинкертон, пастор англиканской церкви Питт, пастор гернгутер Шейерль и проч., и проч. (Пыпин А.Н. Библейское общество. «Вестник Европы». 1868 г., №№ 8,9). Идея внецерковного «христианства» выражена и в идее Священного Союза — объединении «христианских наций», этого прообраза Соединенных Штатов Европы.
По свидетельству осведомленного архимандрита Фотия, «многие в Лабзине и его последователях искали обрести Бога и святость Его, как бы того не было нигде, кроме его. Сему идолу кланялось начальство Санкт-Петербургской Духовной Академии, и Синод его чтил. Некоторые в общество его вступили и принимали духа нечистого, даже духовные, а некоторые письменно себя причисляли, из каковых был сам ректор Академии Филарет». (Из записок Юрьевского архимандрита Фотия о скопцах, хлыстах и других тайных сектах в Петербурге в 1819 году. «Русский Архив», 1873 г.. кн. 2, ее. 1434...). В этом же «сонме бесовском», по выражению Фотия, был и Теофил, законоучитель Первого Кадетского Корпуса, иеромонах. Затем, по масонской линии, он был переведен кн. Голицыным в Одесский Ришельевский лицей, имел награды, сделался главным в правлении лицея, но после отставки Голицына звезда его быстро померкла.
В Морском Кадетском Корпусе был законоучителем архимандрит Иов. Он вошел в ложу Лабзина «Умирающий Сфинкс», но пробыл после этого в Корпусе недолго. Последовало умственное помешательство, — он разрезал икону Божией матери, бывшую на холсте, и натворил безобразие в алтаре. После этого пытался выброситься из окна. Был лишен монашества и священства. Этот Иов не только состоял в ложе, но и был членом «корабля» в хлыстовской секте Татариновой, располагавшейся в самом Мраморном дворце, где бывал и кн. Голицын, и Сам православный Государь Александр I, «хранитель святых догматов и всяческого в Церкви святой благочиния».
В ложе состоял и законоучитель Академии Художеств о. Сперанский, и пастор Второго Кадетского Корпуса Эвенгоф. Надо сказать, что, вице-президентом этой Академии был А.Ф.Лабзин. Следует заметить, что имена многих архиереев в масонстве остались неизвестными, так как, по свидетельству М-Л. Магницкого, «некоторые из важных лиц здесь не именуются, потому что были в связи с Лабзиным не формально, ибо он освобождал их от приемов и посещений обрядовых собраний». («Русская Старина», 1899 г.. т.2. с.300).
Обращает на себя внимание, что в нескольких учебных заведениях законоучителя были в «братстве». Учившийся в Морском Корпусе декабрист Завалишин, свидетельствуя о причастности к масонству Иова. утверждал даже, что по тайному влиянию масонов старались в то время преподавателями закона Божия в учебные заведения назначать людей, причастных к ордену вольных каменщиков. Завалишин сообщает, что была найдена исповедь Иова, «обличавшая страшные душевные муки человека, колеблющегося между верой и сомнением, и содержащая признание в участии в масонстве». (Семевский В.И. Минувшие годы. 1908 г., № 2, с.131 и след.). Этот рассказ Завалишина подтверждается косвенно и рассказом архимандрита Фотия, который не только хорошо знал Иова, но и исповедовался у него. Приписывая сумасшествие Иова пребыванию в ложе Лабзина, он говорит, что сам Иов ему лично каялся в своем масонстве...
В 1808 году Московская Духовная Академия получила учебную программу, разработанную под руководством М.М.Сперанского. Основанием была поставлена философия, по преимуществу немецкая. Академическая библиотека получила мистическую литературу как раз розенкрейцерского круга чтения. На Канте, Гегеле, Фихте, а больше на мистиках-каббалистах вроде излюбленного масонами Я. Беме, Баадера, Штиллинга, И.Масона, И.Арндта, профессора философии и богословия Духовной Академии пытались строить свои системы богословия. Эта картина влияния масонства видна и из работы Флоровского «Пути Русского Богословия». Из Московских розенкрейцеров позднего периода, уже сороковых-шестидесятых годов, прославился о. Семен Соколов (1772-1860). Он отличался внешним благочестием и переводил мистическую масонскую литературу, вродеФомы Кемпийского, «не возбранял читать и Эккартсгаузена» (прот. Флоровский, «Пути Русского Богословия») и любил читать «Сионский Вестник», рупор самых откровенных антихристианских идей, этот «духовник строгий и назидательный», по словам Н.В. Сушкова.
В 1818 г. «Сионский Вестник» был закрыт, потому что вызвал возмущение духовенства и рядовых православных людей. Лабзинский журнал проповедовал, что христианство было и до воплощения Христа. Поскольку прот. Флоровский достаточно легко шагает по именам, не пытаясь хоть как-то приоткрыть нам, читателям, суть учений этих людей. то за краткостью полезно привести хоть одну цитату из «Сионского Вестника». В двух статьях о философии (1806, январь и июль) Лабзин пишет к Эккартсгаузену: «Обратясь к чтению Цицерона и других древних авторов, я увидел, сколь древние были ближе к понятиям и истинам христианства, нежели мы, имеющие писанное Евангелие и называющие себя христианами».
Этой теме и Новиков посвящал немало статей. «Истинное христианство» мистиков-масонов находилось вне Христа евангельского. Это ведь Новиков и другие члены сообщества братьев злато-розового креста произносили в ложах: «О, Иегова, Великий Мастер!» И писали... об «истинном христианстве». Благочестивый о. Семен Соколов любил читать эту литературу и своим прихожанам ее рекомендовал. Так во времени тянулась эта цепочка розенкрейцерской науки, о которой прот. Флоровский говорит так нежно и ласково. Около о. С. Соколова собирался кружок мистиков-масонов.
Свои воспоминания об о. Семене Ивановиче Соколове оставил Н.В.Сушков и в них много удивительного и в то же время характерного для того времени. Сначала два слова о самом авторе воспоминаний. По своим родовым связям Николай Васильевич Сушков (1796-1871) принадлежал к масонскому кругу вельможной интеллигенции того времени. По матери он был племянником известного статс-секретаря Екатерины II А.В.Храповицкого, который, как и другие все ее секретари, был масоном. Он воспитывался в Московском благородном университетском пансионе, где главную роль играли московские розенкрейцеры. Директором пансиона, неустанно опекавшим воспитанников, был добрейший А.А.Прокопович-Антонский, о котором Сушков отзывается самыми горячими словами признательности и восхищения, (см. Сушков Н.В. Московский Университетский благородный пансион. М. 1858).
Необычным были сами обстоятельства встречи и знакомства Сушкова и О.Семена Ивановича Соколова. В 1828 году Сушков принял участие в дуэли, находясь на службе в Молдавии. Дуэль кончилась гибелью его соперника и Сушкова судили. Суд приговорил его к нескольким месяцам тюрьмы и эпитамии, церковному покаянию. Отсидев два месяца в Тираспольской тюрьме, Сушков для прохождения церковного покаяния выбрал Москву и осенью 1828 года, по прибытии в первопрестольную, пришел к святителю Филарету. После нескольких продолжительных бесед, из которых владыке стало ясно, что перед ним человек, совершенно незнакомый с церковным учением, Сушков был направлен митр. Филаретом для прохождения церковного покаяния в церковь Воскресения в Барашах, что на Покровке, к отцу Семену Ивановичу Соколову. И у них быстро установились доверительные отношения. И эти отношения, не только по церковной линии, но и по масонской продолжались до самой смерти о. Соколова в 1860 году.
«Семен Иванович, пишет Сушков, находился смолоду в приязненных отношениях с членами и питомцами Дружеского общества, которое имело столь важное влияние на новорожденный в России Университет.» (Сушков Н.В. Записки о жизни времени святителя Филарета, митрополита Московского. М. 1868, с. 11).
Ко времени их встречи о. С.Соколов был достаточно хорошо известен москвичам, как и своему духовному начальству. Он уже обратил своими трудами и способностями внимание на себя сначала архиеп. Августина, затем Серафима, и. наконец, он приобрел лестное доверие прозорливого преемника его Филарета. Круг обязанностей о. С.Соколова постоянно рос: то он нес должность депутата при следственных делах, то духовника духовных лиц, то руководителя подвергшихся отлучению от церкви (эпитимии);
наконец, члена конференции Московской Духовной Академии, члена попечительства о бедных духовного звания и так далее.
Поклонник масонской мистической литературы. «Сионского Вестника», Фомы Кемпийского и других авторов этого круга, он был известен москвичам именно как мистик и масон. Сушков по этому поводу пишет так:
«В Москве он известен был как духовник строгий и назидательный, как осторожный путеводитель смущаемых сомнениями и ропотом в дни скорби и искушений, как глубокомысленный и проникнутый духовностью мистик.» (ук. соч., с. 15).
Между тем, так как далеко не у всех москвичей было восторженное мнение о масонстве вообще и о мартинизме и мистицизме о. С.Соколова в частности, то Н.В.Сушков дает характерное пояснение читателям — что такое франкмасонство. По его мнению, москвичи много в этом вопросе путают и многого не понимают. Невежественная толпа путает иллюминатство и масонство. Нет ничего дурного на самом деле ни в мартинизме, ни в масонстве вообще, потому что «масонство — секта вовсе не политическая, а прямо религиозная, члены которой усиливались постичь таинства природы и верили в общение с ними душ и ангелов. (...) Чистое франкмасонство чуждо всякой политической деятельности. Основное правило франкмасонов: соблюдать братское дружество и совершенное равенство меду собою членов масонских лож при взаимно пособии друг другу во всех случаях и обстоятельствах жизни.» (ук.соч., с. 16)
Приведя в пример «Нравственный катехизисъ истинных франкмасонов» И.Лопухина, Сушков, защищая репутацию о. Семена Соколова и прочих масонов, делает такой вывод: «Из него (т.е. этого «катехизиса» — В.О.) видно, что наши так называемые мистики составляли общество истинно верующих христиан, которые распространяли просвещение, утверждали добрые нравы и жертвовали своим достоянием на пользу ближнего.
В правила и убеждения их вошло все доброе, разумное и честное из учений Якова Беме, Сен-Мартена и Георга Фокса. то есть чистых масонов. мартинистов и квакеров, с тем только различием, что наши мистики, пиэтисты, восторженники, мечтатели — назовите их как угодно — не уклонялись от учения евангельского, не отвергали священных обрядов и св. таинств, не искажали философскими умозаключениями точного смысла св. Писания, уважали как Новый, так и Ветхий Завет и оставались до могилы верными сынами православной церкви.
Вот таким-то был мистиком и мартинистом Семен Иванович. Он радушно пошел мне навстречу, дружественно протянул руку и скоро сблизился со мною. Мы виделись часто.» (ук. соч., с. 17)
Как видно из этой апологетики франкмасонства, приведенной выше, беседы о. С.Соколова, розенкрейцера, с находящимся у него на покаянии в течении 2-х лет, Сушковым дали богатые плоды. При этом надо заметить, что почти на всем протяжении XIX века такая апологетика масонства была характерна для русской публицистики и исторической науки. Чем больше шло время от момента запрещения масонства (1822 и 1826 гг.). тем восторженнее были отзывы об этом братстве и о деятелях новиковского кружка розенкрейцеров. В этом вопросе, кстати, славянофилы наши ни в чем не уступали западникам-либералам.
Отец Семен Иванович Соколов сосредоточил около себя большой круг московских интеллигентов-масонов и был для времен 30-50-х годов тем же, чем был некогда О.А.Поздеев. В круге его адресатов Сергей Степанович Ланской и его супруга, Александр Иванович Муравьев, брат Муравьева-Карского и графа М.Н. Муравьева, наместника Литовского, семейство С.Н. и Н.А.Арсеньевых, в том числе баронесса Медем. Этих лиц «он назидал письмами», как это делал в свое время и Поздеев и как принято в масонстве у руководителя с подопечными.
Как образчик, Сушков приводит в пример некоторые темы бесед о. Соколова. По мнению последнего, христиане так и не уразумели «глаголы Божий», как и «Христово откровение — новые пророчества в Новом Завете». Не трудно догадаться, что если их не уразумели до сих пор христиане, а. следовательно, вера их неистинна, то уразумели другие, не-христиане. Но об этом, пишет Сушков, о. Соколов беседовал в узком кругу единомышленников. Любопытно, что в результате такого «богословствования» Сушков пришел к мысли, что для спасения рода людского нужен был предатель — Иуда. Впрочем, в этом вопросе Семен Иванович его поправил: значит воля Божия приготовила Иуду и расположила его к предательству? Но это уже хула... Были и другие темы. Например, о двух волях Бога в отношении к человеку, о воле «центральной и перифериальной» — термины, характерные только для масонства.
Весь этот сюжет с Сушковым, его покаянием, назначением ему святителем Филаретом в качестве его духовника отца С.Соколова, настоятеля храма Воскресения в Барашах, что на Покровке и характеристика Сушковым самого о. С.Соколова и попутно франкмасонства — крайне характерен для темы «масонство среди духовенства» в 30-60-е годы XIX века. Возникают и вопросы по данному сюжету. Москвичам было известно, что о. Соколов — масон, мартинист, мистик, волшебник, иллюминат. И несмотря на эту молву, о. Соколов, не просто масон, а розенкрейцер, имеет все возможности совращать беспрепятственно свою паству, вести антихристианскую агитацию и даже пользуется благоволением своего духовного начальства и московской администрации. Понятно. что этот священник был не одинок в своем масонстве. Оккультно-теософские каббалистические идеи властно вторгнулись в саму Духовную Академию, готовившую ученых священников, которые по принятии монашеского звания, затем, при определенных условиях, занимали нередко первенствующие места в церковной иерархии.
Влияние розенкрейцеров в Московской Духовной Академии, судя по всему, более не исчезало и исчезнуть уже не могло. Святоотеческая литература здесь становилась лишь источником новых мистических толкований в духе масонской идеи о «внутренней Церкви», то есть масонстве же.
Неученые батюшки отодвигаются в сторону, в дальние приходы. В руководство идут ученые монахи, прошедшие курс философии и мистически все толкующие, умеющие говорить по правилам западных риторов — цветисто, с аллегориями, яркими образными сравнениями, не способными, однако, тронуть душу, но завораживающие художественной силой своего слова.
Ярким представителем поздней когорты московских розенкрейцеров в Академии был проф. о. Федор Голубинский, а позднее и его сын Д.Ф.Голубинский. По свидетельству его ученика, графа М.В. Толстого, Ф.А. Голубинский держался системы Канта, но предпочитал ему Якобия, критика Канта. Нравился ему и каббалист Баадер. Следуя еврейскому философу Филону Александрийскому и другим иудейским мыслителям, он считал, что своим умом греческие философы не могли дойти до тех глубин мысли, которые ими были открыты. Значит, все основное в древнегреческой философии заимствовано у евреев. Нравилась православному священнику и ученому богослову Ф.А. Голубинскому и система Гегеля, которая, по свидетельствам самих ее многочисленных поклонников, готовила из них законченных атеистов или пантеистов с выходом в конечном счете на масонство (см. Чичерин Б.Н. «Воспоминания», с.40.). Профессор развивал ее на своих лекциях перед будущими священниками, многие из которых станут затем архиереями. Кроме того, о. Ф.А. Голубинский изучал «Талмуд и Каббалу, рассказы о ясновидящих». (Граф Толстой М.В., «Хранилище моей памяти». М.. 1995 г.. с. 125). Мемуарист осторожно замечает, что увлечение мистиками, теоретиками масонства, привело его к «сближению с масонами, почитавшими Беме одним из лучших своих учителей». Однако учение самого Голубинского ближе подходит к Баадеру, — замечает гр. Толстой. Замечание тонкое, но малопонятное, так как Баадер был лишь слабой копией Беме. Оба были каббалистами. Сам Толстой, заканчивая Академию, получил от профессора Голубинского в подарок сочинение Фомы Кемпийского «О подражании Иисусу Христу», горячо почитаемое масонами. Деятельность о. Ф. Голубинского не была тайной для его начальства, а осуществлением принятого им направления.
Но дело обстояло еще более серьезно. О. Ф.А. Голубинский входил во внутренний орден — в розенкрейцерство, как затем и его сын, тоже ставший преподавателем в той же Духовной Академии. (См. Рукописное собрание ГБЛ. — Указатель, т.1. вып. 2, сс.53, 188, 191).
Что это значит? Это поможет понять обрядник. по которому совершалось принятие в ту или иную степень масонства и другие обряды. Вот общая клятва, которую произносил любой «брат»:
«Я обещаюсь быть послушну начальникам моим во всем том. что мне для блага и преуспеяния Ордена, которому я обязан во всю жизнь сохранять верность, поведено будет; я обещаю быть осторожну и скрытну, умалчивать обо всем том, что мне вверено будет... в случае же малейшего нарушения сего обязательства моего: подвергаю себя, чтобы глава была мне отсечена...» — и так далее и — «в чем поможет мне Господь Бог и Его Милосердие» (ОР РГБ, ф.147, Nа2, л.3).
В другой клятве: «Клянусь и обещаюсь свободною волею пред Высочайшим Строителем Вселенныя и пред всеми истинными орденскими братьями, видимыми и невидимыми, рассеянными по лицу земли...»
Далее идет клятва в том, что без ведома начальства произносящий ее не будет вступать ни с кем ни в какие отношения. (Там же).
Это значит, что он, православный священник, призванный воспитывать и образовывать юные сердца будущих священников, произносил эти клятвы, целовал левое колено Мастера ложи, а на плечо ему клали «печать Соломона». И что он клялся в верности «святому Ордену».
А в конкретном ордене, где состоял о. Ф.А.Голубинский, присяга на верность звучала так:
«Я, NN, обещаюся свободно и по добром размышлении:
1. Во всю жизнь мою поклоняться вечному всемогущему Иегове в духе и
истине;
2. По возможности моей стараться всемогущество Его и премудрость чрез натуру познавать; (...)
4. Сколько в моей возможности состоит споспешествовать пользе моих братьев...
Все присутствующие братья говорят: Тебе, да будет, о, Егова! Ты начало, средина и конец, который живет от вечности. Аминь!» (ОР РГБ ф.157, №101, «Теоретический градус Соломоновых Наук», л. 3 об.).
Не будем говорить о демонических обрядах, магии, вызывании духов, о том, что учение розенкрейцерское погружает последователя его в страшные глубины каббалистической мистики. Между тем, авторитет о. Ф. Голубинского в Академии был непререкаем.
И до самой революции в православных кругах всегда было живо представление о необходимости исправить тот ущерб, который был нанесен церкви «ученым монашеством», замешанным на западной философии и иудейской мистике. Таким образом, обновленчество в Церкви имеет давние масонские корни.
Было бы неверно считать, что все выпускники ради карьеры вступали в ложи, но главный эффект достигался самой учебной программой. Кроме того, мы видели клятву о помощи «братьям». Можно не сомневаться — помогали. И были осторожными. И «умалчивали».
Что до графа Толстого, то и его отец Владимир Толстой, и сам мемуарист. были в рядах вольных каменщиков. Получив замечательное духовное образование под руководством самого о. Ф.А.Голубинского, граф Михаил Толстой стал составлять книжки духовно-религиозного содержания из Четьи Минеи, Пролога и Жития святых. Затем стал сотрудничать в религиозных журналах, вроде «Душеполезного чтения», «Богословского вестника», написал «Рассказы из истории Русской Церкви», «Сказание о чудотворной Иверской иконе Божией Матери» и др. И был благочестив, по-своему...
То есть, нельзя сказать, что в церковных вопросах и вопросах веры вообще Михаил Толстой, граф и почти рюрикович был безграмотным. Но при всем том он увлекался спиритизмом и вызывал духов умерших или тех, кто выдавал себя за таковых. В конце концов он убедился, что вызываемые им духи были из злого племени.
Он был масоном и масонским «христианином». Розенкрейцерство XIX века вошло в самые близкие отношения с церковными кругами, и по своему тихому, скрытному мистицизму, обильно прикрытому цитатами из священного Писания и христианскими терминами и понятиями, оно дошло без потрясений до революции. По некоторым сообщениям. перед революцией митрополит Антоний Вадковский, первоприсутствующий член св. Синода, состоял в одной ложе с гр. Витте. (Показание С.П.Белецкого, тов. министра внутренних дел. — Падение царского режима, т. III. 333-334. см. ниже)
Что касается богословия, которое никогда не было сильной стороной Русской Церкви (она до Петра I и не очень-то в нем нуждалась), то оно сильно привлекало к себе внимание таких ученых, как проф. о. Голубинский.
Взглянем напоследок на несколько биографий.
Василий Сергеевич Арсеньев (1829-1915). Из потомственных масонов. Отец его входил в окружение Новикова, а сам он дожил до мировой войны. Как и полагается в масонских семьях, и мать его была дочерью известного масона из того же круга московских розенкрейцеров В.Д.Комынина, близкого Новикову человека. Дядя матери тоже был масоном, и тоже известным в своих кругах — Л.В.Левшин, моряк. И прадед был масоном... Тем не менее, в биографической справке о нем сказано: «консервативно настроенный царский чиновник, близкий к К.П.Победоносцеву и церковным кругам, автор статей по истории и богословию, переводчик, библиофил, масон».
С такой родословной иначе и быть не могло. Масонство вроде давно уже стало историей, но на самом деле оно тихо цвело в среде высшей бюрократии, при дворе и среди писателей, ученых, врачей, затрагивая и некоторых священников. Старый кружок розенкрейцеров в Москве давал молодые всходы.
В.С. Арсеньев точно так же, как и граф М. Толстой, состоял в масонской ложе в самых близких отношениях с проф. о. Ф.А. Голубинским, и с его сыном. В 1850 году он вступил в ложу как ученик, постепенно поднимался по масонским градусам, и достиг высших степеней. (Рукописные собрания ОР ГБЛ. — Указатель. Т.1. вып. 2). Он также сотрудничает в церковных изданиях: «Душеполезное чтение». «Православное обозрение» и других. Среди его сочинений — статьи об иконописи, о воспитании, переводы из незабвенного Фомы Кемпийского, этого Карла Маркса розенкрейцеров. К 1896 году он достигает высшего чиновничьего градуса — действительного тайного советника. При этом. будучи активным членом ложи. ведет активную переписку с «братьями». Из этой переписки можно узнать. что в область христианской философии им были включены и сочинения Новикова, и его соратников — каббалистов, магов и алхимиков. Среди его корреспондентов по масонской линии — генерал А.П. Ермолов. Обычно, говоря о возможном масонстве последнего, ссылаются на его слова о том. что он не любит секретных обществ и потому никогда в орден не вступит. Такие свидетельства не стоят ни копейки (вспомним клятву). Но историки всех оттенков доказывают обратное, и напрасно. В фонде Арсеньева в Рукописном Отделе РГБ хранится переписка доблестного генерала с розенкрейцером Арсеньевым, по масонской линии.
Судя по всему, В.С. Арсеньев, прот. С. Соколов, Д.И. Попов, С.С. Ланской (бывший незадолго до смерти министром внутренних дел). отец и сын Голубинские, Апполон Григорьев, известный писатель, «почвенник», граф М.В. Толстой, Павел Андреевич Болотов (сын известного мемуариста), сын его Алексей Павлович Болотов (генерал-майор и профессор Военной академии). А.Н. Пыпин — историк масонства, В.А. Жуковский, и некоторые другие известные лица, принадлежали в 30-40-е годы, и позднее, к одному кругу масонов. Не все жили в Москве. но встречались часто и переписывались.
Фигура В.С. Арсеньева соединяет новиковское масонство времен
Екатерины II с масонством уже предреволюционным.
...О широком распространении масонства среди писателей ХIХ века говорят различные отрывочные сведения, сами по себе характерные своей рутинностью. Например, такой эпизод, описанный мемуаристом:
«Летом 1822 г. И. А. Крылов с тогдашним закадычным приятелем своим М. С. Шулепниковым... нанимал дачу недалеко от городской черты. К ним почти каждый вечер собирались литераторы, большею частью масоны разных лож... Распорядителем этих собраний, где угощение совершалось в складчину всеми гостями-братьями, был И. А. Крылов, прозванный друзьями «Соловьем» (Бурнашов В. П. Воспоминания. «Дело», 1874, № 4, 169).
Среди посетителей из числа «братьев» названы В. А. Жуковский, граф Д. И. Хвостов и другие. Созданный в середине ХIХ века Литературный фонд и «Шахматный клуб» несомненно имели масонское происхождение. Среди учредителей фонда был И.С. Тургенев, член французской ложи «Биксио» (Берберова Н.). Относительно Льва Толстого укажем лишь на его отношение к франк-масонству: «Я весьма уважаю эту организацию, — писал он одному немецкому «брату», — и считаю, что франк-масонство сделало много хорошего для человечества (Dictionnaire de la franc-macconrie, 1887, Paris, р.1174).
Показателен сам по себе один факт. Когда в 1901 году в Париже российские либеральные профессора — масоны открыли здесь с разрешения властей Русскую высшую школу общественных наук, где лекции читали старейшие наши масоны, вроде Аничкова, Гамбарова, Ковалевского, де Роберта, то почетным председателем русского попечительного совета состоял яснополянский ересиарх Лев Толстой, будучи «зеркалом русской революции» и отражая своим творчеством все основополагающие идеи масонского гуманизма с его антихристианским пафосом.
Не приходится говорить и о том, что все творчество графа Льва Николаевича Толстого есть действительно самое полное осуществление принципа масонского катехизиса, провозгласившего примат «чисто человеческого, в котором согласны все люди» над религией, нацией, традицией и историей. Страсть к мессианизму, желание стать на место пророка Моисея и вещать от имени самого Бога вообще говоря характерно для многих наших писателей той поры, отражая глубинные влияния на их психику масонства. Известно, что литература в нашей стране стала всем для интеллигентного общества. Ни философия, ни серьезные научные интересы не были присущи ему. И все, что у других народов разделяется между философией, наукой, богословием, у нас вылилось в литературу и уже при ней стали создавать суррогат философии, психологии, социологии, этики и эстетики — литературную критику, вместившую в себя все эти науки. В свою очередь, эта литература изначально была трибуной идей масонского, либерально-гуманистического просветительства. И Лев Толстой обнаружил все внутренние тенденции литературы, как претензии спасать человечество моралистической проповедью. Затем началось отрицание семьи, государства и самой нравственности. По существу, Толстой развивал в своей публицистике идеи мартиниста Радищева. Любопытно, что после смерти графа Царь Николай II выделил немалую ежегодную пенсию его вдове Софье Андреевне в знак признания заслуг великого писателя, преданного анафеме святой Православной Церковью. И еще любопытно. В то время, как последователей гр. Л.Н. Толстого арестовывали и преследовали судебным порядком, самого графа не трогали. Он как будто обладал дипломатическим иммунитетом. Трудно во всей этой истории не увидеть подспудных влияний в верхах власти масонства[51].
Укажем еще на некоторые эпизоды этой темы.
...Запрещенное в 1822-м и повторно запрещенное в 1826 году, масонство ушло от взоров улицы, широкой публики, перестало себя афишировать, рекламировать, но его влияние на высшую управленческую сферу государства лишь усилилось. Оно закрылось от низов, от народных масс, для обывателей, что было в собственных его интересах, но оставалось открытым для верхов. Оно не стало буквально закрытым и секретным. Просто не стало о себе кричать. Но известный писатель, почвенник близкий к славянофилам Апполон Григорьев, например, вступил в масонскую ложу, видимо, когда еще учился в Московском Университете в 30-е годы или в первые годы после его окончания, когда в начале 40-х работал в том же университете. Он сам сообщает о своем вступлении в университетскую ложу своему другу Фету. На масонские деньги он уезжает в Петербург. Увлек его в масонство однокашник, Константин Соломонович Милановский. В это время, следовательно, среди преподавателей университета продолжала действовать масонская ложа. Да ведь были еще живы и масоны Александровского периода. И они, как видно из признания Ап. Григорьева и из того факта, что о масонстве студента Милановского было в студенческой среде известно, не особенно и прятались. Фет пишет, что в университете Ап. Григорьева опекал проф. Крылов, о масонстве которого хорошо известно. Крылов поместил Ап. Григорьева на должность университетского библиотекаря. Это было в начале 40-х годов. «К этому Григорьев не раз говорил мне о своем поступлении в масонскую ложу и возможность получить с этой ложи денежные субсидии». (Фет А.А. Воспоминания. М. 1890-1893 г.. т.3, 226).
Следовательно, масонская ложа в московском университете продолжала действовать со времен новиковских и точно также, как и в те времена, втягивала в свои рады молодые силы, юное поколение учащейся молодежи. Костяк же ложи составляли профессора и другие сотрудники университета. Любопытно, что вместе с вступлением в ложу А. Григорьев от «отчаянного атеизма» перешел сразу в «крайний аскетизм» и стал «молиться пред образом, налепляя и зажигая на всех пальцах по восковой свечке». То есть совершая магические действия. С одной стороны — молитва пред образом, с другой — магизм. Из этого сочетания появится и розенкрейцерское обновленчество среди части священников. Извращение христианства и приспособление христианской практики и терминологии к своим целям. Корни этого явления, обновленчества, именно здесь... Ложа помогла А. Григорьеву решить его личные проблемы и вскоре «к крайнему моему изумлению, он объявил мне, что получил из масонской ложи временное вспомоществование и завтра же уезжает в три часа дня в дилижансе в Петербург...» (там же, т.3, с.226)
Так, преемственно, масонская ложа университета перешла из времен екатерининских во времена императора Николая I, направляя и контролируя весь педагогический процесс и формирование научных кадров. Не трудно догадаться, что при такой ситуации на кафедрах университета оставлялись для ученой и преподавательской деятельности только те лица, которые проявляли готовность войти в члены ложи университета. Совершенно очевидно и то, что о существовании этой ложи в императорском университете не могло не знать и высшее начальство, а, следовательно, знал об этом и сам Николай I.
На всем протяжении XIX века и до самой революции не известно ни об одном судебном преследовании кого-либо, как масона, за принадлежность к масонской ложе. Никаких примеров. Иначе и быть не может. Масонство обслуживает исключительно высшие сферы, и никогда не садится в крестьянские избы или городские нищие хибары. Искать его надо в кабинетах министерств, у финансовых тузов и среди богемы.
Переехав в Петербург, Ап. Григорьев и здесь находит себе масонскую ложу. Масонство его отразилось в его повестях, в цикле стихотворений «Гимны», которые оказались переводами немецких масонских песен, а также и в критических рецензиях. Знание предмета сказалось и в характеристике рыцарских немецких романов. (См. Григорьев Алполон. Воспоминания. Л., «Наука», 1980 г., с.70; здесь же — Егоров Б.Ф. Художественная проза Ап. Григорьева и Примечания).
О масонстве середины XIX века, как и времен Александра II, известно очень мало. О нем, современном, просто не пишут.