Церковь "Христианского движения"
Церковь "Христианского движения"
Идея "Христианского движения" — объединение русской молодежи вокруг Церкви. В эмиграции во главе религиозно настроенной молодежи встал В.В.Зеньковский, он и был инициатором и вождем "Движения".
Началось "Христианское движение" в Сербии. Там образовался первый кружок молодых людей для совместного чтения Священного Писания, писания святых отцов, для изучения России..; его примеру последовали другие группы молодежи, и подобные религиозно-просветительные кружки начали быстро возникать в разных городах Сербии, а потом и в других странах: в Чехословакии, Германии, Болгарии, Финляндии и в Прибалтике. Формы и методы работы "Движение" заимствовало от Всемирного Христианского Союза молодых людей, весьма популярной интерконфессиональной ассоциации, известной под сокращенным названием "ИМКА" [212]. Наши кружки, созданные лишь по образцу "ИМКА", некоторые эмигранты произвольно отождествляли с самой организацией "ИМКА", не только потому, что мы от нее нечто заимствовали, но и потому, что мы пользовались материальной поддержкой этой богатой и дружественной нам организации. "ИМКА", правда, нам помогала и помогает, но мы оставались верны нашей идеологии, которая легла в основание нашего объединения, и всегда подчеркивали нашу внутреннюю независимость, что не мешало нам поддерживать самые добрые отношения с нашими друзьями. Во главе "ИМКА" в первые годы эмиграции стояли Э.И.Мак-Нотен, П.Ф.Андерсон, Г.Г.Кульман — деятели широких взглядов и бережного отношения к нашей идеологии. Они поддерживали нас, никогда не пользуясь благотворительностью, как средством для пропаганды своего вероучения среди русских.
В Сербии "Христианское движение" в русской среде большого развития не получило, и Зеньковский перебрался в Париж. Во Франции, еще до его переезда, возникло несколько религиозных кружков молодежи. Девушки и юноши, человек по десять, собирались в бедных комнатках по углам Парижа, читали вместе Евангелие и беседовали на волнующие их религиозные темы. Случалось, они приглашали меня благословить их собрания. Размеры "Движения" в то время были еще весьма скромные. Расцвет его связан с приездом В.В.Зеньковского.
В особняке, на бульваре Монпарнас, №10, предоставленном нам "ИМКА", организовался центр "Движения", и русская молодежь с воодушевлением туда устремилась. Загорелась творческая работа, преследовавшая высокую цель — христианизацию молодежи, а через ее посредничество и русского общества. "Движение" не только Церкви не чуждалось, но было с нею крепко связано, оставаясь одновременно организацией "мирскою", от нее не зависимою. "Мы не епархиальное учреждение и не клирики, мы служим Церкви в звании мирян, посильно содействуя приближению к Церкви неверующих…" — так определяли "движенцы" свое отношение к Церкви. Задачу "Движения" я понимал. Для молодежи, если от Церкви она отстоит далеко, сразу войти в нее трудно, надо сначала дать ей постоять на дворе, как некогда стояли оглашенные, и потом уже постепенно и осторожно вводить ее в религиозную стихию Церкви; иначе можно молодые души спугнуть, и они разлетятся в разные стороны: в теософию, антропософию и другие лжеучения.
Организация "ИМКА" по своему направлению интерконфессиональна. Русскому обществу "ИМКА" была небезызвестна по ее прошлой полезной деятельности в России. Генеральный секретарь д-р Мотт, человек глубокой веры и религиозных исканий, еще до революции пленился нашей русской молодежью и основал в Петербурге религиозно-просветительную организацию "Маяк". Патриарху Тихону д-р Мотт был близок. В свое время в России я имел случай ознакомиться с деятельностью "Христианского движения" и с некоторыми его представителями и оценил их искреннюю христианскую настроенность. Теперь, в эмиграции, на меня посыпались нарекания: "Движение связано с "ИМКА", а там масоны… Вы общаетесь с масонами…" Я возражал: "Если фарисейски охранять чистоту своих риз, тогда надо сектантски ото всех отъединиться. Это неправильно. Надо смело идти в стан инакомыслящих и пытаться привлекать их на свою сторону". "Карловцы" со мной не соглашались и, верные своей психологии, заняли по отношению к "ИМКА" враждебную позицию. Я счел нужным во избежание дальнейших кривотолков выяснить вопрос о причастности "ИМКА" к масонству и на открытом собрании "ИМКА" (в Болгарии), где мы, несколько православных архиереев, присутствовали в качестве гостей, я попросил д-ра Мотта ответить на этот волнующий некоторые русские круги вопрос. Д-р Мотт заявил, что он не масон и никогда им не был, в программе "ИМКА" нет и признака масонства, а причастность или непричастность к нему — частное дело отдельной личности, за которое она сама и отвечает. Думаю, что лица, обвинявшие "ИМКА" в масонстве, сами не верили в обвинения (настолько они были необоснованны и нелепы), но воспользовались ими для нападения на меня.
В первые годы эмиграции "Христианское движение" процветало. Создавалось множество разных кружков и содружеств, благотворительных и просветительных начинаний: девичья дружина, витязи, школы (четверговая и воскресная), летние колонии, собрания, лекции, доклады, диспуты, вечеринки… и, наконец, ежегодные съезды, которые привлекали руководителей и представителей "Движения" со всего нашего рассеяния.
Эти конференции бывали большим событием в среде русской христианской молодежи Зарубежья. Съезд устраивался обычно в летнее время вне Парижа, в каком-нибудь городке, где местная администрация на неделю предоставляла устроителям какие-нибудь спортивные или пустующие солдатские бараки. Один из бараков отводили под церковь, другой — под зал заседаний и столовую, в остальных устраивали дортуары для делегатов. Расписание дня включало ежедневное богослужение, проповедь, лекции профессоров — участников Съезда, доклады в секциях, дебаты, беседы… Мы поощряли самодеятельность и давали молодежи возможность принимать самое живое участие в прениях и при желании выступать и со своими собственными докладами. В последний день Съезда бывала всеобщая исповедь, а наутро в день закрытия все причащались. Настроение единодушия, внимательное, братское отношение друг к другу, высокий религиозный подъем — вот отличительные черты первых съездов. Незабываемое умилительное впечатление… Случалось, эти конференции оставляли глубокий, благотворный след. В их творческой религиозной атмосфере у одного из руководителей Съезда — Ельчанинова возникла и осуществилась мысль о священстве. Идея организации Богословского Института и первое совещание о возможности ее реализации связаны тоже с одной из конференций. К сожалению, за последние годы съезды стали утрачивать свой пламенный религиозный дух…
Как я уже сказал, "Христианское движение" в первые годы своего возникновения породило много кривотолков. Чтобы положить этому конец и сделать явным до очевидности, что русская молодежь "Движения" — не масоны, а послушные дети Православной Церкви, я посоветовал "Движению" устроить свою церковь и иметь своего священника.
На дворе, в гараже особнячка на бульваре Монпарнас, была устроена церковь во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы. Настоятелем я назначил выдающегося священника о. Сергия Четверикова [213]. Церковь стала привлекать богомольцев со стороны и обросла приходом.
Религиозно-нравственное воздействие на молодежь достигалось не только привлечением ее к посещению своей церкви, но и организацией летних лагерей, где она в течение одного-полутора месяцев отдыхала на лоне природы и одновременно вела жизнь, подчиненную религиозным началам. В лагере жил священник, ежедневно бывало богослужение, общая молитва, беседы по вопросам христианской веры и Церкви… Лагери превратились в школы религиозно-нравственного воспитания нашей молодежи.
О.С.Четвериков пошел навстречу пожеланиям наиболее ревностным и духовно преуспевшим "движенцам" и организовал внутри "Движения" христианское содружество с более строгой церковной дисциплиной.
"Движение" вело многостороннюю просветительную работу, но ею не ограничивалось. Когда наступили черные дни безработицы среди русских, "Монпарнас" организовал даровую столовую, раздачу нуждающимся белья и одежды, оказывал помощь ночлегом.
Сколько прекрасных страниц в эмигрантской истории "Движения"! К сожалению, не сумели удержаться на той религиозной высоте, которой достигли. Замешалась политика, в здоровый организм проник яд политических разногласий… Я обвиняю Н.А.Бердяева. Он стал заострять политический вопрос, проводить четкую социалистическую линию, старался склонить умы к принятию левых политических лозунгов. "Довольно кланялись вельможам, поклонимся пролетариату…" — подобные безответственные фразы привели к тому, что молодежь, которая не забыла еще обид большевизма, у которой не изгладились из памяти ужасы насилия и преследований родных и близких, оказала энергичное противодействие, и в результате мир и единодушие среди "движенцев" исчезли. Этот разлад до сих пор еще не изжит. Левые (группа Пьянова и м. Марии — последователей и учеников Бердяева) обвиняют правых в непонимании советской действительности, "нового советского человека", в нежелании примириться с советским отечеством и закапывать ров между прошлым и настоящим. Правые травили левых: вы не учите национализму, вы предаете Россию, вы готовы подать руку гонителям Церкви… Бурные дебаты на Монпарнасе не прекращались. Наконец националисты во главе с председателем французского отдела "Движения" Никитиным решили с "ИМКА" разорвать, чтобы их не обвиняли в примиренчестве с советской Россией; они устроились на стороне, на rue Olivier de Serres, № 91. Сперва от них отошли "витязи", которых возглавлял Федоров и опекали Карташев, Гирс… организовавшие "Общество друзей витязей"; левые образовали группу "Православное Дело" под водительством Пьянова, м. Марии, Федотова… и тоже устроились на стороне при общежитии м. Марии на rue Lourmel, № 77.
Сейчас "Движение" в упадке. Молодежь остыла. Религиозная идеология требует подвига. Мало веры, нужно еще исповедовать ее в однообразной повседневности трудной эмигрантской жизни. После первых лет религиозного воодушевления началась практика веры, а на нее у молодежи не хватило ревности. Потеряв родину, вскоре же обрели надежду, что можно ее вернуть, но надежда не осуществлялась, и героические чувства стали блекнуть. Надо иметь твердые устои, чтобы не поколебаться, не впасть в малодушие и продолжать верить, что, развивая и храня в себе высоконравственные и духовные начала, тоже служишь родине. Это не только подвиг личного спасения, это в каком-то смысле и подвиг духовного пробуждения и перевоспитания своего народа. Политические течения — пассивное приятие тех или иных политических взглядов — с подлинным творчеством не связаны, закалить же себя в нравственном отношении очень важно: человек приобретает на всю жизнь душевную крепость, моральную устойчивость, которая его удержит на поверхности в любую житейскую бурю.
"Движение" все же свое дело сделало и продолжает существовать, хоть и утратило прежнюю свою кипучесть. Политические кружки, увы, проявляют сейчас больше активности и возбуждают больше интереса, нежели религиозная идеология "Движения". И все-таки я верю, что оно не погибло. Большой ошибкой вождей была непредусмотрительность: они не приготовили себе смены. Молодежь первых эмигрантских лет уже теперь зрелые, женатые люди, они устроили свою судьбу и от "Движения" отошли; а маленькие члены "Движения" еще дети, надо ждать, когда они подрастут и когда проявят себя как сознательные деятели по его возрождению.