а. Домостроитель (2:3—4)
а. Домостроитель (2:3—4)
В тексте само слово «домостроитель» не встречается. Но понятие человека, управляющего домом, ясно подразумевается во фразе вверить нам благовестив (4). Бог вверил благовестие Павлу так, как хозяин вверяет свое имущество управителю. Павел несколько раз возвращается к этому, либо когда хочет выразить высокую привилегию, каковой вверенное благовестие является для него (Гал. 2:7; 1 Тим. 1:11; Тит. 1:3), либо когда хочет подчеркнуть чувство ответственности, которое соответствует чину домостроителя (напр. 1 Кор. 4:1–2; 9:17; 2 Тим. 2:2).
Однако, прежде чем начать развивать тему своего служения в качестве доверенного лица, а также говорить об ответственности перед Богом за дело благовествования, в стихе 3 ему приходится объяснить абсурдность выдвинутых против него обвинений. В его учении, как говорит он, нет заблуждения, поскольку его учение — Божье благовестие — является истинным. Нет в нем также нечистых побуждений. Соответствующее этому греческое слово употреблено в единственном числе akatharsia, что значит «нечистота, нечистоплотность». Это слово обычно употреблялось в отношении сексуальной безнравственности (как в стихе 4:7), и, возможно, преследователи Павла намекали именно на это, поскольку такие случаи были не редкостью в среде странствующих учителей. Не было ли в их намеках порочащего смысла? Многим казалось весьма подозрительным, что среди вновь обращенных было «из знатных женщин не мало» (Деян. 17:4). Но, возможно, авторы НМВ правильно интерпретировали нечистые побуждения как «амбицию, гордыню, жадность, стремление к популярности»[28]. В–третьих, учение миссионеров не было «сделано с вероломством» (ПНВ): в учении нашем нет лукавства. То есть, в их учении не было хитрых методов. Они не пытались обратить людей в веру, например, сокрытием цены ученичества, либо предложением мошеннических благословений.
Здесь, таким образом, Павел делает три веских заявления. Он настаивает на том, что его послание истинно, его побуждения чисты, а методы открыты и бескорыстны. По этим трем пунктам его совесть была абсолютно чиста. Он был чист в том, что говорил, зачем говорил и как говорил.
Теперь Павел развивает свою метафору о домостроительстве, противопоставляя ее обвинению в заблуждениях, нечистых помыслах и лукавстве: Но, как Бог удостоил нас того, чтобы вверить нам благовестив (4). Он обращает особое внимание на то, что именно перед Богом он несет ответственность. Прежде всего, Бог удостоил его. Dokimazo может означать как «проверить, испытать», так и, в особенности, результат проверки, «принять как проверенное, достойное» или «удостоить» (АГ). В своем более простом значении это слово употреблялось как в отношении людей, так и монет — испытать, удостовериться в истинности, найти достойным. Миллиган ссылается на специальное значение этого слова, которое использовалось для описания «соответствия (кого–либо) для избрания на какой–либо общественный пост»[29]. Именно так Бог испытал Павла и нашел его вполне подходящим для Своего служения.
Во–вторых, в результате удачного испытания, Бог вверил ему благовествование, сделав его домостроителем. В–третьих, Павел старался угодить именно Богу, а не людям (ср. Гал. 1:10). В–четвертых, именно Бог испытывает наши сердца. Причем Бог, испытующий сердца наши, никогда не прекращает эту божественную работу в нас. Поэтому, как пишет Павел, мы и говорим как люди, испытанные Богом, удостоенные Им благовествования и старающиеся угодить лишь Ему. Не секрет, что в христианском служении нет ничего более важного, чем основополагающая концепция Бога. Домостроители благовествования ответственны, в первую очередь, не перед церковью, не перед синодом или руководителями, но перед Самим Богом. С одной стороны, это может привести в замешательство, потому что Бог испытывает наши сердца и знает все наши тайны, а Его стандарты весьма высоки. С другой стороны, это чудесным образом дает освобождение, поскольку Бог — намного более знающий, беспристрастный и милосердный судья, чем любой человек, священный суд или другая группа. Быть подотчетным Ему — значит быть избавленным от тирании человеческого критицизма.