Заключение: двойное обязательство

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Заключение: двойное обязательство

Мы видели, как Павел отвечает своим критикам. Он и защищает свое посещение (2:1—16) и объясняет невозможность своего приезда (2:17 — 3:13). В процессе своей двойной apologia он иллюстрирует свое пасюрское служение при помощи четырех метафор — домостроителя, матери, отца и вестника. В качестве домостроителя он верно хранил Евангелие; как мать он проявил нежность и заботу об обращенных; как отец он был усердным в их обучении; а как посланник проявил смелость в провозглашении слова Божьего. Из этих четырех метафор мы можем увидеть два основных направления пасторского служения в наши дни. Первое обязательство касается Слова Божьего (хранить его как домостроитель и провозглашать его как посланник), и второе обязательство мы берем на себя по отношению к людям Божьим (как мать и отец, любя, заботясь о них и обучая их).

Первым идет наше обязательство по отношению к Слову Божьему. В 1 Фес. 2, Павел три раза называет свое Послание «благовестием Божьим» (2, 8, 9) и дважды «словом Божьим» (13). Павел был твердо убежден, что его весть исходила от Бога и что «его» благовестие было воистину «Божьим» благовестием. Он не был его создателем. Он был только домостроителем, которому оно было доверено, и вестником, которому было поручено провозглашать его. Но более всего он должен был быть верным. Каждое истинное христианское служение начинается с убеждения, что мы призваны принять Слово Божье как его хранители и посланники. Мы не должны довольствоваться «слухами о Боге», заменяющими «Благую Весть от Бога». Ибо, как пишет об этом Кальвин, «Евангелие… так же далеко от предположений и догадок, как небеса далеки от земли»[56]. Конечно, мы не являемся Апостолами Христа, как Павел, но мы верим в то, что Новый Завет сохранил учение Апостолов и теперь завещает нам это учение в своей совершенно определенной форме. Поэтому мы являемся доверенными лицами этой апостольской веры, которая и есть Слово Божье, имеющее власть совершать работу в тех, кто верует. Наша задача — сохранять это Слово, изучать его, распространять, применять и повиноваться ему.

Во–вторых, мы имеем обязательство по отношению к людям Божьим, Мы видели, как Павел выражал свою глубокую любовь и заботу к фессалоникийцам, сравнивая себя с матерью и отцом. Он чувствовал себя и действовал по отношению к ним так, как если бы они были его собственными детьми, каковыми они и являлись, поскольку он привел их ко Христу. Поэтому он учил их; зарабатывал на себя, чтобы не стать обузой для них; беспокоился об их духовной зрелости; был нежным и жертвенным в своих взаимоотношениях с ними.

Затем, в 2:17 — 3:13, совершенно, казалось бы, неосознанно Павел дает трогательное подтверждение того, о чем он пишет: открывает перед ними свое сердце, преисполненное любви. Он покинул их с величайшей неохотой, фактически, его оторвали от них против воли. Затем он так старался вновь посетить их, но все его попытки были напрасны. Напряженное ожидание вестей о них стало невыносимым, поэтому, пожертвовав многим, Павел отправил к ним Тимофея, чтобы поддержать их и узнать, как у них обстоят дела. Когда Тимофей вернулся с доброй вестью, радость Павла была беспредельна и он вознес к небесам свои благодарения. Все время он неустанно изливал свое сердце в молитвах о них. Все дело в том, что его жизнь была теснейшим образом связана с их жизнью. «Ибо теперь мы живы», пишет он, «когда вы стоите в Господе» (3:8).

Что это за весьма необычный язык? Я часто задавал себе этот вопрос. Что это за любовь и тоска; это невыносимое напряжение, когда нет новостей, и эта несказанная радость, когда появляются добрые вести; эта привязанность, проявляющаяся в заботе, и эта страстная молитва; это чувство тесной близости с ними, как будто его жизнь заключена в их жизни, а их жизнь в его жизни? Я думаю, что это язык родителей, обстоятельствами разлученных со своими детьми, жестоко тоскующих по ним, испытывающих глубокое беспокойство, не получая известий о них. Пасторская любовь — это родительская любовь.

Иоанн Златоуст (около 400 г. н. э.) это понимал, когда комментировал утверждение Павла о том, что фессалоникийцы были его надеждой, радостью и венцом: «О, сколько здесь огненного жара! Никогда не смогла бы ни одна мать или отец, даже если бы они собрались вместе, чтобы выразить свою любовь, показать такую привязанность, которая могла бы сравниться с любовью Павла»[57]. В другом наставлении он писал о собственной пасторской молитве за свой приход:

«Нет человека, которого бы я любил больше вас; нет, даже белый свет мне не мил так, как вы. С радостью я вырвал бы свои глаза десять тысяч раз, если бы так возможно было обратить ваши души. Ваше спасение дороже для меня, чем сам белый свет… Только это является предметом моих молитв о вас, ибо я жажду вашего возрастания. Все мои усилия направлены на мою любовь к вам, ибо все мои помыслы о вас, вы являетесь для меня всем — отцом, матерью, братьями, детьми»[58].

Другой, более поздний пример, который бы мне хотелось привести, — это Чарлз Симеон, служивший в Церкви Святой Троицы в Кембридже викарием в течение пятидесяти четырех лет в первой половине девятнадцатого столетия. Американский епископ дважды навестил его, когда Чарлз Симеон был уже в преклонном возрасте, и писал: «Ласковое, любящее выражение его лица, приветливый тон его голоса в сочетании с великой мягкостью и детской простотой его манер немедленно дали мне ощутить себя так, словно бы я находился рядом с отцом…»[59] Сам Симеон, предпочитая скорее восхвалять истину и благочестие, чем бичевать ошибки и зло, обычно умолял молодых священнослужителей «быть мягкими в отношениях с людьми, как мать среди своей семьи»[60].

В этом и заключается двойное обязательство христианских пасторских руководителей, первое — к Слову Божьему (как домостроители и посланники) и второе — к детям Божьим (как матери и отцы). Мы служители Слова и служители церкви. Иначе то же самое можно выразить двумя основными характеристиками пасторского служения, которыми являются истина и любовь. Именно с помощью них строится церковь, особенно в согласии между ними. Через «провозглашение [или сохранение] истины в любви» мы «возрастаем в Того, Который есть глава Христос» (Еф. 4:15). И все же такое сочетание редко встретишь в современной церкви. Некоторые лидеры являются великими глашатаями истины и готовы сражаться за нее,, но проявляют мало любви. Другие же провозглашают любовь, но не имеют равного усердия в деле провозглашения истины, как Иисус и Его Апостолы. Истина тяжела, если ее не смягчить любовью, а любовь слишком мягка, если ее не укрепить истиной.

Если напоследок мы спросим, как нам развить это двойное обязательство по отношению к Слову и церкви, это равновесие в сочетании истины и любви, единственным ответом будет, что это возможно лишь при помощи Святого Духа, поскольку Он и является источником обоих даров. Он есть «Дух истины» (напр. Ин. 14:17), и «плод Духа есть любовь» (Гал. 5:22). Пасторские лидеры, таким образом, более всего нуждаются в полноте Духа, Который единственный может вести нас путем истины и любви.