И. Двойное зрение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

И. Двойное зрение

Понятие об этой способности и факты из области ее.

Под двойным зрением подразумевается способность различать доступные только одному зрению предметы 1) с завязанными глазами или чрез пропускающий свет экран, 2) без помощи глаз, другими частями тела. В последнем случае говорят о перенесении чувств, т. е. предполагают, что зрительная способность перемещается из глаз в другие органы.

1. «Вот (говорит Люис своим слушателям) опыт, показывающий, до какой степени может быть обострена способность зрения.

Это вот – очки, снабженные боковой арматурой и состоящие из двух твердых и не пропускающих света выпуклостей. Они могут быть прилажены к глазницам, очертаниям которых точно соответствуют. Все это закрыто черной бумагой и совершенно непроницаемо для света. Для большей предосторожности на глаза и вокруг очков наложены куски ваты, чтобы заполнить пустоту и закрыть щели. Устройство поддерживается резинкой, окружающей голову.

При таких условиях я даю Эсфири (особе, обладающей двойным зрением) сегодняшнюю газету, старательно заботясь о том, чтобы последняя была освещена как при чтении в нормальных условиях, и после этих предосторожностей вы видите, что, к нашему большому удивлению, субъект воспринимает свет и бегло читает две или три строки из упомянутой газеты. В этом для меня одно из самых странных явлений изощрения зрительной способности, физиологическое объяснение которого следует еще найти. Это область бесконечно малых сил, действующих на нервную систему, доведенную до беспримерной степени возбудимости, и если не предположить, что световые колебания проникают сквозь непрозрачные очки наподобие того, как звуковые колебания проникают сквозь перегородки, я до сих пор не вижу другого вероятного объяснения для этого странного явления зрительной гиперстесии» [73].

«Сомнамбулические субъекты (говорит Люис в другом месте) способны даже читать сквозь деревянную доску толщиной в пять миллиметров и, таким образом, проявлять ряд экстрафизиологических изощренных чувств, которое превосходит все, в чем мы считаем себя сведущими относительно естественных причин, обусловливающих функциональную деятельность нервных элементов».

2. Хорошо удостоверены также факты так называемого «перенесения зрения».

«У некоторых истеричных (говорит Вине [74]) осязательные ощущения особенно часто принимают форму зрительных образов. Зрительный образ становится, по словам больных, столь же ослепительным, как ощущение, производимое электрическим светом, он объективируется и может заслонить внешние предметы подобно галлюцинации…; когда субъекты достигают этой степени чувствительности, то самые легкие раздражения тотчас же им представляются в зрительной форме, и иногда бывает, что им кажется, будто они видят раздражение, полученное их кожей».

Это свое замечание Вине подтверждает следующим опытом. К шее одной истеричной (к тому же анестесичной) он приложил медный жетон с выпуклым изображением, больная стала жаловаться, что у нее в глазах ослепительные круглые пятна, делавшиеся тем ярче, чем сильнее Вине придавливал жетон. Чтобы своими вопросами не делать ей бессознательных внушений, он попросил ее нарисовать карандашом то, что она видит Хотя больная была бедная девица, никогда не учившаяся рисовать и у которой к тому же руки были атрофированы, она нарисовала фигуру поразительно близкую к реальной. Опыт, повторенный через три года (когда Вине случайно вновь увидал больную), дал еще более удовлетворительные результаты. Те же самые опыты были произведены над здоровыми, но, по сравнению с первыми, совсем безуспешно. Вине поясняет все эти опыты весьма поучительными рисунками, наглядно свидетельствующими об этой разнице.

«Возможно (говорит он в заключение), что эти опыты дают ключ к явлению, которое часто описывали под именем перенесения чувств и которое будто бы состоит в способности некоторых лиц видеть посредством органов осязания. Изложенные нами подробности показывают, что, хотя перенесение чувств есть, строго говоря, иллюзия, оно однако результат психологического явления вполне реального – именно внушения образов». (См. кн. проф. А. Гилярова: «Гипнотизм по учению школы Шарко», Киев. 1894 г., стр. 268-272.)

3. «Вот человек совершенно слепой, но, несмотря на это, могущий видеть», – сказал А. С. Уайт, представляя Генри Гендриксона одному из своих знакомых. Слова его оказались вполне справедливыми. М-рГендриксон может видеть, или, вернее, различать предметы, хотя лишился зрения шести месяцев от роду. Он родился в Норвегии сорок три года тому назад и прожил в Америке сорок лет. Он воспитывался в институте для слепых в Джэнсвилле, Уиск., и по выходе из этого заведения занимался различными ремеслами, преимущественно деланием метел; он написал книгу, озаглавленную «Из мрака». Сочинение это содержит некоторое объяснение двойного зрения, имеющегося у м-ра Гендриксона, хотя автор не может объяснить себе эту способность удовлетворительным образом или на основании естественных наук.

Он хорошо воспитан, довольно интересный собеседник, и благодаря темным очкам, скрывающим его совершенно закрытые глаза, трудно догадаться, что он слеп. За последние двадцать лет он редко ходил с провожатым, исключая те случаи, когда очень спешил или отправлялся в совершенно незнакомую местность. Следует помнить, что он совершенно слеп и не видал света с шестимесячного возраста. Между тем, он может сказать, как и всякий зрячий, когда подходит к внезапному возвышению тротуара, может повернуть за угол, сказать, когда проходит мимо подъезда, весьма хорошо и легко определить приблизительную высоту зданий на улице, но не может сказать, когда приближается к внезапному понижению тротуара. Этого он объяснить не может. Многие, наблюдавшие его свободные переходы с места на место, сомневаются в его слепоте, но те, которые испытывали его зрение, убеждены в том, что он ничего не видит.

«Находясь в поезде на всем ходу, – говорил м-р Гендриксон, – я свободно различаю и считаю телеграфные столбы, и нередко делаю это для времяпрепровождения или для определения быстроты нашего хода. Конечно, я их не вижу, но догадываюсь о них. Это – ощущение; конечно, моим распознавательным способностям ни мало не мешает моя слепота. Я не могу этого объяснить, но я никогда не бываю в полном мраке: в полдень, как и в полночь, меня всегда окружает одинаковый яркий свет. Однажды меня ужалила пчела, и я на мгновение почувствовал как бы оглушение и стал слепым, т. е. я должен бы сказать, очутился в полном мраке, не мог ни различать, ни ощущать ничего».

В присутствии нескольких лиц было произведено практическое испытание этого необъяснимого двойного зрения. На голову слепого наброшено было толстое тяжелое сукно, свешивавшееся со всех сторон и доходившее до пояса сидевшего м-ра Гендриксона. Сквозь это сукно ровно ничего не было видно.

Затем перед испытуемым или сзади него держали палку, переменяя ее положение. На вопросы вроде следующих: – «в горизонтальном ли она положении или в вертикальном?» – или – «как я держу ее?» – он давал быстрые и правильные ответы, ни разу не ошибаясь, иногда определяя, под прямым или под косым углом держат палку. «Это простое проявление моей способности отгадывать, – сказал слепой, – и я не могу объяснить этого иначе. Это покрывало – простая формальность, оно чистая бессмыслица. Мои зрительные или распознавательные ощущения получаются мной не этим путем. Я никогда в жизни не видел глазами ни одного предметами даже малейшей его тени. Вот вам доказательство моих слов. Приведите меня в незнакомую комнату, в которой я никогда не бывал, и о которой никогда не слыхал, и как бы темно ни было, я весьма точно определю вам размеры ее. Я не ощупываю стен, ничего не трогаю, ничего не вижу, но по какому-то странному закону отгадывания узнаю размеры и очертания комнаты.

– В 1878 г., – продолжал он, – я отправился в Нью-Йорк и зашел к Брик Померою в его контору на Юнион Сквэре. Там собралось несколько лиц, и мы приятно побеседовали. Я был без провожатого. М-р Померой пригласил меня к себе на квартиру и спросил, найду ли я дорогу. Я сказал, что по его описанию смогу найти его дом; гости его стали смеяться. Состоялось пари, и я отправился пешком – остальные последовали за мной, кто в экипажах, кто тоже пешком. Я прямо пришел к дому м-ра Помероя на Сорок первой улице, пройдя большое расстояние, и ни разу не ошибся ни на одном повороте. Действительно, я узнал дом, подойдя к нему; я его не видел, а, между тем, узнал и выиграл пари. Я учусь у м-ра Уайта стенографии, и так как имею очень хороший слух, то надеюсь сделаться искусным стенографом. Сперва мне было немного трудно писать, но теперь я могу писать очень хорошо».

– Знаете ли, – вмешался м-р Уайт, – что если я стану здесь в комнате и примусь делать протянутым указательным пальцем движения, словно отбиваю так перед певческим хором, описывая при этом фигуры букв, он сможет сказать, какие буквы я пишу, и прочтет слова, написанные мной таким образом.

– Произведем этот опыт, – попросили мы.

– С удовольствием, – отвечал, улыбаясь, м-р Гендриксон. Затем один из присутствующих выразил желание накрыть голову слепца, хотя в его слепоте он и не сомневался.

– Хорошо, – сказал слепой, и сукно снова появилось на сцене. Затем м-р Уайт встал и стал, быстро рассекая воздух, писать буквы.

– Ну-с, вы меня вот что спросили, – сказал м-р Гендриксон, поднимая сукно, чтобы дохнуть свежим воздухом. – Можете ли вы видеть, что я пишу? Я отвечу и да, и нет. Я не вижу но знаю.

– Кстати, – прибавил м-р Гендриксон, – я отличный конькобежец и, скользя быстро по льду; вижу малейшую частичку на льду, каждую царапинку и шероховатость, как бы мала или незаметна она ни была. Чем скорее я бегу, тем яснее вижу. Я не хочу сказать, что вижу, но угадываю, или нечто в этом роде. Мне это ясно, и я все различаю.

– Ошибались ли вы, полагаясь на это своего рода зрение?

– Никогда.

(«Chicago Gerald»; сн. «Ребус». 1888 г., № 45.)