ПИСЬМО I. К ЕВСЕВИЮ[834]

ПИСЬМО I. К ЕВСЕВИЮ[834]

1[835]. Вчера, когда ко мне пришло великое множество монахов, среди нескончаемых разговоров речь зашла и о моей книжице, описавшей жизнь блаженного мужа и епископа Мартина. Она, как я слышал, многими читается с большим вниманием и удовольствием. 2. Между тем, сообщили мне, как некто, подвигнутый злым духом, сказал: почему же Мартин, который сам воскрешал мертвых, изгоняя [однажды] из домов огонь, был опален жарким пламенем, а значит, подвергся страданию?[836] 3. О, этот несчастный, кем бы он ни был! Мы узнаем в речи его вероломство иудеев и слова, которые они кричали распятому на кресте Господу: "Других спасал, а Себя Самого не может спасти"[837]. 4. Потому тот, кем бы он ни был, родившись в те времена мог бы сказать Господу те же слова, что равным образом хулят святого. 5. Что же [по-твоему получается], кто бы ты ни был, что Мартин потому не мог быть святым, что оказался опаленным огнем? О, блаженный и даже через эти поношения во всем подобный апостолам муж! Ведь так говорили язычники и о Павле, когда его укусила змея: "Верно этот человек убийца, когда его, спасшегося от моря, суд Божий не оставляет жить"[838]. А он, стряхнув змею в огонь, не претерпел никакого вреда. Спутники же его полагали, что после случившегося он вскоре умрет, но когда увидели, что никакое зло не коснулось его, уверовали и сказали, что он Бог[839]. Тем более их примером, презреннейший из смертных, ты должен сам изобличить свое нечестие, как если бы тобой двигал соблазн, поскольку то, что Мартина, как говорят, коснулся огонь и вскоре опалил еще раз, ты [должен] отнести к его добродетели и заслугам, ибо, окруженный огнем, он не погиб. 6. Узнай же, несчастный, то, чего не знаешь, — великие знамения, [явленные] почти всеми святыми в минуты опасности, были [свидетельством] их добродетелей. Я, например, полагаю, что Петр [только] благодаря вере смог пройти вопреки природе по морю и на зыбкой воде оставить телесный след[840]. Но не менее [верил], как мне кажется, и пророк язычников, которого поглотило море и коего после трех дней и стольких же ночей, извергнув из глубин, волна возвратила его обратно[841]. И я не знаю [кто из них] больший: тот ли, кто жил в пучине или тот, кто прошел над морской бездной. 7. Но ты, глупец, об этом, как я думаю, не читал или прочитанного не понял. Ибо не без Божественного внушения блаженный Евангелист пример подобного рода священными письменами передал именно для того, чтобы из них человеческий разум узнал о прискорбном случае на море и о змее. И как говорит Апостол, который наготой, голодом и опасностями от разбойников хвалится[842], все это святым мужам хотя и дается для испытания, но через их претерпение и преодоление всегда проявляется выдающаяся добродетель справедливых и через все искушения терпящие и всегда непобедимые настолько полнее торжествуют, насколько тяжелее претерпевают. 8. Потому то, что относят к слабости Мартина, есть полнота его достоинства и славы, ибо, искушенный опаснейшим происшествием, он [все же] победил. Кроме того, мною опущено в этой книге то, что о его жизни мы уже писали. Нет ничего удивительного в том, что там я рассказываю не о всех собранных свидетельствах, ибо если бы я пожелал описать все, то получился бы огромный том. Ведь не настолько малым было сделанное им, чтобы все можно было бы объять. 9. Однако то, о чем было предпринято разыскание, я не могу скрывать, и обо всем происшедшем я расскажу, дабы не показалось, что мы случайно или преднамеренно опустили то, что можно было бы поставить в упрек блаженному мужу.

10. Когда Мартин прибыл почти в середине зимы по ежегодному обычаю своему (ибо следовал правилу епископскому посещать приходы свои) в некий диоцез, клирики приготовили ему пристанище в секретарии церкви, [развели] большой огонь и даже грубый земляной пол тщательно утрамбовали, а ложе соорудили из большой охапки соломы. И вот, когда Мартин возлег на ложе, то весьма разгневался он на непривычную мягкость постели, ибо привык он отдыхать на голой земле, укрываясь только власяницей. 11. Потому возмущенный Мартин, чуть не впав в грех, вообще разбросал подстилку [по комнате], а затем сжег в печурке часть той соломы, которую он отверг. Сам, как то и было ему привычно после длительного и утомительного перехода, удовольствовался голой землей. Примерно в середине ночи на плотно утрамбованном полу, о котором мы упомянули ранее, огонь охватил сухую солому. 12. Мартин, пробужденный ото сна неожиданным происшествием, грозящей со всех сторон опасностью и, что более всего было важным, необычайным дьявольским ухищрением, медленнее, чем это было необходимо, прибег к помощи молитвы. Ибо, стремясь вырваться наружу, в течении долгого времени он пытался [отпереть] засов, которым запиралась дверь, но тут почувствовал вокруг себя столь сильный жар, что даже одежду, в которую он был одет, охватил огонь. 13. Наконец, придя в себя и понимая, что не в бегстве, а в Боге его спасение, поспешно схватил он щит веры и молитвы и прямо посреди огня, полностью обратившись к Богу, простерся [в молитве]. И вот, чудесным образом отдалив [от себя] огонь, невредимый посреди огня Мартин воззвал к Богу. Монахи же, которые были за дверью, [услышав] звук трещавшего и рвущегося наружу пламени, выломали запертую дверь, раскидали огонь и из середины его вынесли Мартина, когда уже казалось, что он весь испепелен продолжительным пожаром. 14. Кроме того - словам моим свидетель Бог - он сам мне рассказал и не без скорби сознался, что [узрел во всем] этом козни дьявола, ибо, пробудившись ото сна, он [сразу] не принял правильное решение, благодаря которому через веру и молитву отвратил опасность; столь же долго огонь бушевал вокруг него, сколько он, смятенный, был искушаем мыслью выбраться наружу через дверь. 15. Когда же в молитве он вновь поднял знамя креста и оружие и вступил в середину пламени, то почувствовал себя [как бы] увлажненным, а жар - менее сильным. Из чего любой, кто прочитал это, может заключить, что хотя той опасностью Мартин и был искушен, но все же он ее преодолел.