290.

1) Отошел виденный мною умирающим, и с нами то же будет; что ж лелеем плоть? – 2) Он был в тревоге на одре смертном: ибо тогда нападают помыслы, какие кто любил, – И добрые утешают, а злые томят. – 3) Не будем же опутывать себя ни страстями, ни помыслами страстными. [4, 88]

1) Что столько благотворно и спасительно для души, как память о смерти? Об этом и беседовать к вам ныне побуждаюсь, по поводу смерти епископа Енейского, которого вы не видели, как он умирал, а мы видели и многую от того получили пользу, и умилились сердцем, видя в себе то же, что было в нем. – Так исшел он и отошел, и уже не возвратится более в эту жизнь. Не потребны для него более ни небо, ни земля, ни море, ни солнце, ни луна, ни звезды; не дышать ему более этим воздухом, не испускать гласа гортанию, не смотреть очами, не слышать ушами, не обонять ноздрями, не осязать руками, не ходить ногами и ничего другого не делать, свойственного жизни сей, ни большого, ни малого; заключены двери ее для него навсегда, и он ждет теперь суда и воздаяния. Воздаяние еще в сокровищах есть, сокровиществуется, как написано: и сии вси послушествовани бывше верою не прияша обетования, Богу лучшее что о нас предзревшу, да не без нас совершенство приимут (Евр. 11, 39, 40). – Что же нам? – ничего другого. Разве не подвергнемся мы тому же самому? Не таким же ли образом обратимся в землю, из коей взяты? Не таким же ли образом умрем и станем прахом и пеплом? Приникнем во гробы и посмотрим, чем кончается теперь живой состав наш. – Что же так лелеем мы это бедное тело, которое спустя немного предадим земле и червям? Зачем облагаемся страстьми, с коими встретимся при исходе?

2) Умирающий, еще дыша, говорил, что явились ему два некие лица, женщина и мужчина, и обличали его безжалостно, отчего он стенал, взывал о помощи и трясся, ужасаясь исхода из тела. Видите, каков приговор смерти? – Демоны выступают нашими обличителями и осудителями. И бывает это так, что какие помыслы любезно принимаем мы и в дело приводим, те узрим и во время исхода: если предзрим Господа пред собою выну (Пс. 15, 8), если представляем, яко близ суща, хранителя жизни нашей, Ангела, если воображаем таких и таких святых, то их и увидим при последнем издыхании; если же напротив рисуем в себе греховные образы и бесовидные помыслы сокровиществуем, то их и встретим тогда, что жалостно и пагубно.

3) Почему восподвизаемся о том, чтоб не быть объятыми такими идолами в час исхода, но обрестись тогда с чистым сердцем, чтоб с дерзновением можно было и нам сказать: в мире вкупе усну и почию (Пс. 4, 9). Ибо для добродетельного смерть есть сон, как и Господь сказал: Лазарь друг нашуспе: но иду, да возбужду его (Ин. 11, 11). Если же она сон есть, то явно, что есть для него и виновница упокоения, и становится началом Жизни Вечной, как говорит св. Апостол: ныне же Христос воста от мертвых, начаток умершим бысть; и опять немного ниже: пожерта бысть смерть победою. Где ти, смерте, жало? где ти, аде, победа? – Жало же смерти, грех: сила же греха, закон. Богу же благодарение, давшему нам победу Господем нашим Иисус Христом (1 Кор. 15, 20, 54–57). – Се, поглощена смерть! Се, дарована победа! Ибо Господь говорит: побеждающему дам ясти от древа жизни, еже есть посредерая Божия (Откр. 2, 7). Се открыто поприще Царствия Небесного? Се предлежит треблаженный подвиг! Побеждающему венец и вкушение Жизни Вечной. Потщимся и мы победить диавола, попрать страсти, очистить себя вполне от всякого зла и стяжать добродетели, чтоб и обитателями рая соделаться и удостоиться вкушать от древа жизни.