Апостольское видение архиепископа Иоанна
Апостольское видение архиепископа Иоанна
Бог попустил русскую революцию, дабы Русская Церковь очистилась и дабы православная вера распространилась по всему свету… Церковь едина, но у каждого народа свое призвание в этом единстве.
Архиеп. Иоанн (в изложении еп. Германа Сен–Денийского).
В САН–ФРАНЦИСКО архиеп. Иоанн основал Русское православное иконописное общество, которое поддерживало традиционную русскую иконопись. Сам Владыка и возглавил это Общество, передав впоследствии бразды правления о. Спиридону. Евгений был казначеем.
Одной из главных своих задач Общество полагало помощь мастеру–иконописцу старообрядческой школы Пимену Максимовичу Сафронову. Более полувека создавал он удивительные, пронизанные светом священные образы. Архиеп. Иоанн хотел, чтобы он выполнил роспись нового собора. В 1965 году Общество пригласило Софронова в Сан–Франциско преподавать иконопись, а 1966 году организовало выставку его работ при соборе, а Евгений с Глебом издали иллюстрированный каталог.
Сколь бы ни были непритязательны задачи Общества, не обошлось без конфликта. В ту пору в Сан–Франциско жил еще один иконописец, по фамилии Задорожный. Он тоже мечтал расписать собор. Исповедовал он совсем иной стиль — современный, реалистический и как мог рекламировал его в статьях для русской газеты. Он пользовался поддержкой одного из влиятельнейших священников в городе, которому претил традиционный «старообрядческий» стиль.
На защиту старой школы встали очень многие, в газете появилась острая статья, изобличающая новую реалистическую манеру как декадентскую. С этим мнением соглашались и Евгений с Глебом, ревнители «истинного и традиционного Православия». Однако и в этом случае архиеп. Иоанн преподал им замечательный урок. Сам он, хотя и ратовал за старый стиль и напечатал статью в его поддержку, всё же смотрел глубже. Евгений вспоминал: «Один из самых ревностных почитателей старины в нашем обществе хотел, чтобы Владыка Иоанн издал указ по всей епархии о единообразии иконописи или хотя бы официально заявил о признании только традиционной школы. Вроде бы, благие намерения. Однако архиеп. Иоанн сказал ему: «Можно молиться перед иконой старой, можно — и перед иконой современной. Главное, чтоб мы молились, а не гордились «хорошими иконами»». В другой раз он заметил, что Матерь Божия плачет и творит чудеса через иконы самого различного письма».
СТАРАНИЯМИ архиеп. Иоанн в конце 1964 года произошло важное событие в Русской Церкви: канонизация святого праведного Иоанна Кронштадтского. Церковь в Советском Союзе не осмеливалась причислить к лику святых чудотворца конца XIX — начала XX века, поскольку он был убежденным монархистом, выступал против всяких «социалистических» движений и даже предсказал революцию и ее кровавые последствия. Поэтому свидетельствовать об его истинном месте среди святых выпало Русской Зарубежной Церкви, и больше всех иерархов способствовал этому Владыка Иоанн. Он обращался к главам прочих Православных Церквей в свободном мире, дабы произвести совместную канонизацию, но те опасались за свою репутацию и положение в политизированных церковных кругах. Это, однако, не остановило архиеп. Иоанна, и он продолжал приготовления, сочинял стихиры в честь нового, горячо любимого святого, дабы исполнить их на церемонии.
Св. прав. Иоанн Кронштадтский, неутомимый проповедник и питатель угнетенных, во множестве творил чудеса. Архиеп. Иоанн имел немало общего с ним. И столь естественно, что один из величайших святых нашего столетия трудился для прославления другого. Помог и Евгений, написав для «Православного благовестника» две статьи о св. прав. Иоанне Кронштадтском.
В ночь на воскресенье 1–го ноября архиеп. Иоанн отслужил торжественную службу — впервые со времен революции в России русский был причислен к лику Святых. Это деяние Православной Церкви в свободном мире заронило надежду в сердца братьев–христиан в порабощенной России. К великой печали Владыки Иоанна на торжество собрались далеко не все. Тем же вечером состоялся бал–маскарад по случаю Дня духов.
«После службы, — вспоминает Евгений, — Владыка отправился туда, где вовсю веселились, нарядившись ведьмами, чертями, вурдалаками и прочей нечистью. Он вошел в зал — собравшиеся словно окаменели. Стихла музыка. В полной тишине Владыка пристально оглядел оторопевшую публику, неторопливо обошел весь зал с посохом в руке. И впрямь, слова были излишни: само появление Владыки пробудило совесть каждого, что было видно по всеобщему замешательству. Так же молча Владыка удалился. А на воскресной службе дал волю священному негодованию и пламенной ревности, призывая всех к благочестивой христианской жизни».
Евгений с Глебом присутствовали как на всенощном бдении, так и на воскресной службе и происшедшее сочли весьма показательным.
- Люди толкуют о русских церковных школах, призывают к какой?то деятельности, собирают пожертвования, а на то, что прославляется их святой, им плевать, — заметил Глеб. — Неужто и впрямь вся их «деятельность» во имя Бога?
- Вот и нам урок: не сидеть сложа руки, — подхватил Евгений.
ЧУТЬ БОЛЕЕ недели спустя в Сан–Франциско произошло еще одно важное событие, и опять стараниями архиеп. Иоанн, — первое рукоположение во епископы Православной Церкви Франции.
У Владыки были давние (с 1957 года) связи с этой Церковью. В ту пору он жил во Франции и являлся Экзархом Западной Европы. Тогда встретился он с одним из основателей Православной Церкви Франции, о. Евграфом Ковалевским, талантливым деятельным пастырем.
Родился тот в России, в дворянской семье, в 1920 году перебравшейся во Францию. В юности сподобился видения галльской святой IV века Радегунды, она и предначертала его дальнейший путь, указав на его особое предназначение. Вся жизнь его переменилась после этого, и, будучи рукоположен во священники в 1937 году, он посвятил себя восстановлению утерянного Францией православного наследия, прославлению ее древних святых, возвращению обычаев и традиций Церкви. Отец Евграф разыскал и возродил литургический чин, существовавший до подчинения Французской Церкви римскому престолу, галлийский чин св. Германа Парижского. Дабы приютить возраставшую православную общину в Париже, он восстановил старинный собор св. Иринея Лионского и собственноручно написал для него иконы французских святых.
Отцу Евграфу стоило немалых трудов отыскать среди иерархов и духовенства восточных Церквей таких, кто хотя бы в малой степени интересовался и сочувствовал жизни православных христиан Западной Европы. Сколько нападок претерпел он от коллег. Некоторые советовали даже уйти в монастырь, предлагая взять на себя «бремя его трудов». И лишь афонский пустынножитель о. Никон Карульский указал на одного из немногих иерархов, способных понять французское Православие и помочь ему, — на архиеп. Иоанна.
Отец Евграф и Владыка Иоанн различались во многом, но сходились в главном: в непоколебимой верности своему миссионерскому предназначению. Как вспоминает один из их прихожан Французской Православной Церкви, «эти люди, приняв какое?либо решение, уже не колебались. Архиеп. Иоанн одобрил письмо о. Евграфа к одному французскому священнику из провинции, не решавшемуся примкнуть к Православию, пока оно не получило полноправного законного статуса. Отец Евграф писал: «Думается, причина Ваших колебаний в том, что душа еще не определилась. Становление Православия во Франции началось с того дня, когда я отринул все колебания и сомнения, готовый продолжать дело лишь с двумя–тремя верными единомышленниками»».
В 1958 году икона Архистратига Божия Михаила в церкви св. Иринея начала чудесным образом источать благовонное миро. Владыка Иоанн увидел в этом знамение, т. к. Архангел Михаил исстари считался небесным покровителем земли французской. В 1959 году по просьбе Французской Православной Церкви Владыка Иоанн принял ее под свое архипастырское покровительство и начал деятельно помогать возродившемуся французскому православию: ездил по приходам, освящал церкви, рукополагал во священство, преподавал в богословской школе св. Дионисия, служил галликанскую литургию в соборе св. Иринея и других храмах. Возглавлял Литургическую комиссию, сверявшую православные источники древнего литургического чина галлов. «К этой задаче он отнесся чрезвычайно серьезно, анализируя и проверяя каждое слово, каждый термин, привнесенный из другого языка, — вспоминают единоверцы–французы. — Он любил литургию, не ограничивался теоретическим изучением текстов. Он считал, что лишь служа литургию, можно достойно ее оценить. Сам он свободно владел французским и взялся проводить каждую службу, прежде чем одобрить ее или вернуть тексты в Комиссию для более глубокого изучения».
Показательно, что даже будучи правящим архиереем Французской Православной Церкви, архиеп. Иоанн не стремился подчинить ее ни собственной власти, ни каким?либо иноземным чиновникам. Он, как и о. Евграф, хотел видеть Французскую Православную Церковь из французов и для французов. Как в свое время он учил Глеба и Евгения с их «Православным Словом» самостоятельности, так и сейчас он прививал то же сознание возрождающейся Церкви. В одном из указов, явив замечательную прозорливость, он писал: «Вышеназванная Церковь является во всём независимой от Европейского Экзархата, возглавляемого мною. Управление и внутренняя жизнь обеих структур автономны, без какого?либо смешения, и объединяются общей верой и общим первоиерархом».
Архиеп. Иоанну удалось убедить и собственного первоиерарха, митроп. Анастасия в важности возрождения Западной Православной Церкви, но не на правах подопечной Восточной, а путем восстановления самостоятельных национальных Церквей, имеющих даже более древние корни, чем Русская Православная Церковь. Однако убедить других иерархов Зарубежной Русской Церкви оказалось трудно, им мешали шоры привычных, сложившихся в Восточной Церкви представлений. Много сил и времени потратил Владыка Иоанн, пытаясь убедить их, сколь ценен опыт возрождения Французской Церкви и как важно ее всемерно поддержать.
В 1962 году архиеп. Иоанн был назначен главой епархии Сан–Франциско, а Церковь во Франции так и не имела своего иерарха, некому было продолжать дело Владыки Иоанна. Пришло время, как он и предвидел, выбрать епископа из местной паствы. Естественно, выбор пал на о. Евграфа, основателя возрожденной Церкви. 22–го октября 1964 года митроп. Анастасий объявил, что «хиротонией о. Евграфа во епископы Русская Зарубежная Церковь не создает ни новую епархию, ни новую церковную область. Что означает: она имеет честь свидетельствовать о рождении новой Церкви и готова участвовать в становлении древней Православной Церкви Франции».
Увы, сам митроп. Анастасий из?за преклонного возраста удалялся на покой, а другие иерархи не желали участвовать в хиротонии. В Сан–Франциско Евгений с Глебом наблюдали ропот даже среди былых сторонников Владыки Иоанна: «Конечно, Владыка — святой, но нельзя же заходить так далеко!» В официальных церковных кругах о. Евграф прослыл вольнодумцем и «сектантом», т. е. человеком ненадежным. Знали бы они, что за это «вольнодумство» и чувство независимости и ценил его больше всего Владыка Иоанн.
По замечанию одного француза, «ничто не заставит архиеп. Иоанна отказаться от дела, в котором он видел промысел Божий». Он решил рукоположить о. Евграфа в соборе Сан- Франциско, но поскольку русские епископы отказались сослужить ему, он пригласил румынского иерарха, которого в 1954 году сам возвел в сан епископа, — Феофила (Ионеску). Тот с радостью согласился приехать в Калифорнию.
Приехав в Сан–Франциско, о. Евграф рассказывал нам о древних византийских традициях в искусстве, о том, что они немногим отличались от древних галльских. По богатой жестикуляции мы поняли, что он и сам художник, глубоко прозревающий искусство как язык общения. Позже он прислал нам несколько книг на французском о своей церкви, с фотографиями собственных фресок. Дабы воссоздать образ собора романского периода, он собственноручно расписал ее. Говорил он с нами по–русски, и по речи угадывался человек образованный, дворянин. Личность самобытная, ни в коей мере не «осколок прошлого», и не чурался современности. Настоящий парижский интеллигент, он прослыл чересчур независимым от парижских богословов- модернистов, да и сам он относился к ним с прохладцей. Говорил он увлеченно, что было нам сродни, и мы сразу полюбили его».
Рукоположение началось 9–го ноября 1964 года и длилось три дня. Евгений прислуживал в алтаре и читал по–французски Апостол.
В первый день о. Евграф был пострижен в монахи. Владыка Иоанн дал ему имя в честь св. прав. Иоанна Кронштадтского, только причисленного к лику святых, а также имя недавно канонизированного греческого святого Нектария Пентапольского. Облачил его в рясу и клобук своего предшественника, архиеп. Тихона, также с любовью и сочувствием относившегося к французскому Православию.
Во второй день, на праздник св. Мартина Турского, архиеп. Иоанн служил галликанскую литургию св. Германа совместно с французским духовенством. Вечером совершил приготовительную службу к самой хиротонии, которая состоялась на третий день.
На заключительной по рукоположении встрече Евгений и Глеб познакомились с духовенством и прихожанами из Франции. Евгений беседовал по–французски и с ними, и с новым еп. Иоанном- Нектарием.
Как бы ни охаивали действия Владыки Иоанна недоброжелатели, для церкви Сан–Франциско то были замечательные дни. Русские и не слыхивали о французском святом Германе, не говоря уж о составленном им в стародавние времена чине. Воистину, это был переворот: русская эмигрантская Церковь, знавшая лишь традиционные славянские службы, вдруг услышала нечто непривычное, хотя и величественное, да еще исполненное на французском языке.
Однако едва ли не на следующий день после хиротонии радость была омрачена. Новый Экзарх Западной Европы (член уже упомянутой группировки иерархов) не признал нового епископа и порвал все связи с Французской Церковью. Не мудрено, что покидая Сан–Франциско, еп. Иоанн- Нектарий чувствовал себя сиротой. А в Париже его ждали негодующие письма и от других членов группировки. И защиту он мог найти лишь, покуда был жив Владыка Иоанн. Не прошло и девяти месяцев со дня его смерти, как один из его главных гонителей, архиеп. Виталий, прилетел во Францию, опросил всех недовольных (как некогда во время травли Владыки Иоанна) и лишил Иоанна–Нектария епископского сана, низведя до простого монаха. В недолгие оставшиеся годы жизни тот, однако, по–прежнему проводил епископские службы, ободряясь словами одного из последних писем от Владыки Иоанна: «Я вижу все трудности, как нынешние, так и грядущие. Чем они больше, тем значительнее успех. А любое начинание без трудностей обречено»[15].
ПОЧЕМУ архиеп. Иоанн так непреклонно отстаивал Французскую Православную Церковь, почему пошел почти против всех, но дал ей собственного епископа? Лишь со временем открылось Евгению и Глебу то, что святой провидец постиг намного раньше. Однажды, когда Владыка в очередной раз посетил лавку, Евгений задал давно мучивший вопрос: «Евангелие проповедано уже почти всем народам. Значит ли, что наступает конец света, о котором говорится в Писании?»
«Нет, — ответил Владыка, — Евангелие Христово должно быть проповедано на всех языках мира в православном толковании. Только затем наступит конец света».
Кто?то из православных французов подметил: «Архиепископ Иоанн обладал исключительно редкой способностью — прозревать всё вокруг во вселенском масштабе». Он знал, что Западное Православие нужно восстанавливать, заново приобщаясь к забытому духовному наследию, и пользовался для этого любой, даже не сулящей успеха попыткой. Вселенское Православие вернулось на Запад, значит нужно помочь ему духовно укорениться, дабы оно возросло и расцвело. В 1960 году, впервые служа литургию св. Германа, он обратился к православным французам с такой проповедью: «Воскресший Христос послал апостолов проповедовать всем народам. Церковь Христова основана не для одного народа или одной страны, все народы призваны к вере в Истинного Бога. Согласно преданию, воскрешенный в 4–й день Лазарь высадился во Франции, спасаясь от иудеев, искавших убить его. С сестрами Марфой и Марией он обосновался в Провансе и проповедовал там. Также странствовали по Франции Трофим Арльский и другие апостолы из числа семидесяти. Таким образом, еще с той давней поры православная вера была известна в Галлии, нынешней Франции. К сей Православной Церкви принадлежат: св. Мартин Турский, великий Иоанн Кассиан — основатель Марсельской обители, где долгие годы являл собою пример подвижничества, также и св. Герман Парижский, св. Геновефа и множество других. Вот почему Православие — вера, не чуждая французскому народу. Это вера исконная, исповедуемая издревле, это — вера отцов.
Искренне, всем сердцем желаем, чтобы Православие во Франции восстановилось и укрепилось. Чтобы оно стало верой французов, а не только русских, сербов и греков. Да возродится Православная Франция и да пребудет с ней Божие благословение!»
Евгений и Глеб прознали, что не только о французском Православии радел Владыка Иоанн. В бытность свою Экзархом Западной Европы он сыграл решающую роль в устроении Православной Церкви Нидерландов. Там он служил Божественную литургию по–голландски, как и прежде в Шанхае — по–китайски.
В КАКОИ бы стране ни находился православный, считал архиеп. Иоанн, он должен молитвенно поминать национальных и местных святых. Везде, где ему довелось побывать: в Китае, Франции, Бельгии, Нидерландах, Италии, Сербии, Тунисе, — он разыскивал и изучал жития местных православных святых, посещал храмы, где хранились их мощи, проводил службы в их честь просил тамошних священников следовать его примеру. Не счесть, сколько житий западных и восточных святых он познал и изучил.
Евгения, поскольку он занимался Востоком, особенно интересовали китайские святые и праведники: мученики Боксерского восстания (1901–03гг.), еп. Симон Пекинский, еп. Иона Хайларский, митроп. Мелетий Харбинский, монахи Михаил и Игнатий (тоже из Харбина). Готовя статьи о них в «Православном Слове», исследуя их жизнь, он нередко обращался с вопросами к Владыке Иоанну, который лично знал некоторых из этих праведников.
С детства постигая жития святых, Владыка, несомненно, использовал их опыт как руководство в собственном пути к святости. Будучи миссионером, он взывал к каждому новому брату или сестре в Теле Христовом, к каждому праведнику, к каждому новому святому — подать помощь небесную в просвещении новых земель. Став епископом Сан–Франциско, он не преминул обратиться к американским святым, в том числе к исконному американцу Петр Алеуту. В 1965 году на праздник Богоявления, благословляя журнал братии, он писал: «Да благословит Господь проповедь «Православного Слова». Христос повелел ученикам: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа. Уча их соблюдать всё, что Я повелел вам». Да послужит сия проповедь упрочению истинной православной веры и христианской жизни в Северной Америке, с помощью и по молитвам преподобного Германа Аляскинского, чья святость была явлена на сем континенте, и алеута Петра, принявшего мученичество в Сан–Франциско».
ОСОБЕННОЕ расположение архиеп. Иоанн питал к преп. Герману, небесному покровителю Американской православной миссии. В 1962 году, когда Глеб преподнес ему икону, первое изображение преп. Германа с нимбом, Владыка, не колеблясь, начал почитать ее и молиться перед ней, хотя «официально» преп. Герман еще не был причислен к лику святых.
В 1964 году в день преставления преп. Германа Владыка Иоанн пришел в лавку совершить торжественную службу перед иконой. Тем же днем на следующий год он уже прилюдно провел службу, перенеся икону в собор и повелев петь тропарь святому. Тогда же выразил надежду для Америки в небесном заступничестве преп. Германа. Он подчеркнул во время службы, что хотя тот и не канонизирован, однако творит чудеса: «Если хотите увидеть живое чудо преподобного Германа Аляскинского, посетите лавку рядом с собором — увидите бескорыстный труд, «труд по любви» — отражение традиций Валаама».
Евгения и Глеба удивило сравнение Владыки их малого мирского Братства с Валаамом — великой монастырской общиной, некогда слывшей по всей России центром паломничества. Оба, как и архиеп. Иоанн, понимали, что их лавка — лишь переходная ступень к чему?то иному. Однажды, расспросив братию об издательских планах, Владыка как всегда пытливо взглянул на Евгения и поинтересовался, что тот собирается делать дальше. Евгений ответил, что не хочет идти в семинарию и будет и впредь нести соотечественникам, ищущим истинной веры, слово о Православии. «Да, да, — кивнул Владыка, — я даже верю, что в Калифорнии будет миссионерский монастырь».
Братия часто слышали о провидческом даре архиеп. Иоанна и не сочли слова его попыткой выдать желаемое за действительность. Евгений горячо поддержал Владыку, чего не скажешь о Глебе. Тот всё еще надеялся, коль скоро Братству суждено стать монашеским, обосноваться на Аляске, на Еловом острове, вместе с о. Герасимом.
В 1965 ГОДУ на Благовещенье архиеп. Иоанн посвятил Евгения во чтецы — первый церковный чин, а о. Спиридона возвел в сан архимандрита. По этому поводу о. Спиридон впоследствии говаривал Евгению: «Мы с тобой связаны воедино Владыкой Иоанном».
Евгений закончил богословские курсы первым учеником, несмотря на то, что все лекции читались по–русски. Стоило Евгению закончить курсы, как Владыка Иоанн закрыл их и больше не возобновлял. Глеб и по сей день считает, что архиеп. Иоанн задумал эти курсы специально для Евгения, чтобы дать широкий богословский кругозор и образование страждущей душе молодого американца, которого он впервые увидел скромно стоявшим в дальнем углу собора. С самого начала курсов провидческое чутье Владыки подсказало ему, как Евгений может употребить богословские познания и как впрямь употребит их.
К 1966 году стало ясно, каким виделось архиеп. Иоанну миссионерское служение Братства в Америке. Вдобавок к их издательским и писательским трудам (а Евгений писал еще статьи на английском языке для «Православных вестей») Владыка попросил братию подготовиться и к службам на английском языке в соборе. Первую такую литургию совершали 1–го января 1966 года. Летопись Евгения гласит: «Архиеп. Иоанн служил вместе с отцами Спиридоном, Николаем, Иоанном и диаконом Николаем. Братия Глеб и Евгений являли собой хор и пели вполне прилично, если не сказать отменно».
Архиеп. Иоанн постановил служить литургию по–английски в первое воскресенье каждого месяца. Сам он неважно знал английский, но был уверен, что полнота Православия должна быть доступной американцам на их родном языке.
ТОГДА ЖЕ подоспела и другая ответственная работа — от духовных наследников Оптиной пустыни, супругов Ивана и Елены Концевичей. В июне 1965 года проф. Концевича мучила смертельная болезнь — рак. «Пока не допишете два тома Вашей трилогии, Вам нельзя умирать», — говорил ему Глеб. Уже написанную книгу «Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси» Иван Михайлович намеревался продолжить томом об учениках старца Паисия Величковского и заключить еще одним томом — об Оптиной пустыни. «Брат Глеб, — с грустью отвечал профессор, — они у меня даже вчерне не написаны. Так, разрозненные записки».
И всё же Глеб отказывался верить: как может Бог попустить этому человеку умереть, когда миру так нужны его писания, пронизанные духом Оптиной пустыни. Как ни молился Глеб. Профессору становилось все хуже, он исхудал. Уже на смертном одре он обратился к Глебу с просьбой: «Не оставьте жену. Помогите во всём, что она попросит. Уговорите ее продолжить мой труд».
После смерти мужа Елена Юрьевна сочла, что и ее жизнь окончена, замкнулась, приближаясь к отчаянию. Глеб понимал: нужно что?то делать. Нельзя допустить, чтобы прошли всуе дни этой литературно одаренной женщины, носительницы православных традиций, хорошо понимавшей, сколь важна святость в наш век невежества и лжи. Глеб приехал к ней домой в Беркли и велел собирать вещи. «Я отвезу Вас к матери в Монтерей», — сказал он. Поселил он Елену Юрьевну к себе в спальню, стены которой убрал портретами оптинских старцев. Сам же перебрался в гостиную. Усадил гостью за письменный стол, положил перед ней стопку бумаги и ручку и сказал: «Пишите!»
Так, при поддержке Глеба, она создала несколько поистине бесценных работ: жизнеописание преп. Серафима Саровского, новомученицы игумении Софии (с коей была знакома еще в России), своего дяди Сергея Нилуса и многих других праведных мужей и жен, чьи имена и деяния могли кануть в лету. Ей и Глебу удалось даже завершить трилогию профессора Концевича, сведя материалы второго и третьего тома в одну книгу «Оптина пустынь и ее время». Елена Юрьевна скончалась 96–ти лет от роду, пережив мужа на 24 года.
В Глебе она обрела сына, увы, своих детей у нее не было. Будучи натурой сильной, она не просто приняла этот дар Провидения, а решила, что Господь послал ей Глеба, дабы она воспитывала его в духе святоотеческих традиций, кои вошли в ее плоть и кровь. На деле ей, конечно, пришлось воспитывать и Евгения, так как все замечания и советы она относила к Братству, в частности, к издательской деятельности. В последующие годы, особенно после смерти архиеп. Иоанна, Евгений проникся уважением к мудрости и опыту наставницы и нередко просила Глеба узнать мнение Елены Юрьевны по какому?либо волновавшему вопросу. Сама же она, по словам Глеба, «боготворила» Евгения. Немногословностью, взвешенностью мысли, стремлением сохранить чистоту Православия Евгений напоминал ей мужа. Она прозрела в Евгении то же, что и Владыка Иоанн, и радовалась, видя, как развивается его талант православного писателя.