Новые американские паломники

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новые американские паломники

Для Церкви и религии монастыри что университеты, лицеи или клиники для науки. В наши дни основать один традиционный монастырь куда полезнее, нежели открыть два университета или сотню гимназий.

Константин Леонтьев.

В ОБЩЕСТВЕ, где чтили и соблюдали православные традиции, монастыри всегда были большим подспорьем в духовной жизни мирян. Отец Герман вспоминал, как некогда архим. Константин (Зайцев) говорил семинаристам в Джорданвилле, что приходы в миру удовлетворяют минимальные духовные потребности верующих, не пытаясь объять необъятное. Полноту духовной жизни мирянина обеспечивали монастыри, куда мирской люд совершал паломничества. Именно в монастырях им давал закваску «неотмирности» для повседневной сугубо мирской жизни.

И вот старинная традиция православных — паломничество — пришла и в Америку. В первые годы Братства отцы рассказывали о нем на страницах «Православного Слова» в серии статей «По святым местам Америки». Отец Герман даже составил карту для паломников. Он подчеркивал: «Сегодняшний американский паломник не шагает тысячи миль по бескрайней стране, как в былые времена — с посохом и сумой, в которой Библия, Добротолюбие да сухари, чтобы с голоду не помереть. А в сердце — образ сияющих белизной монастырей, созданных в напоминание о небесном граде Иерусалиме. Современный паломник чаще предстает в облике обычного туриста, праздного и любопытного. Путешествует он в удобной машине с мягкими сиденьями, истинному подвигу просто не находится места в жизни, а он необходим настоящему паломнику. Увы, такова сегодняшняя действительность. Так что же делать нынешним американцам? В сердце подлинного богоискателя никогда не угасает мечта найти небесное пристанище для души. Современный американский паломник должен обрести равноценную замену подвижническому странничеству предков. Именно этой цели служат монастыри сегодня, дабы хоть в малой степени вернуть утерянные традиции».

В летописи о. Серафима немало сведений о паломниках, особенно молодых, посетивших монастырь преп. Германа. Многие пришли, потому что просто не знали, на что употребить свою жизнь. Они также, как некогда и сам о. Серафим, пытались отыскать ее смысл. Каким?то неизвестным отцам образом их монастырь попал во всемирный каталог как духовная община, где люди живут по принципу: «Назад — к природе!» Благодаря этому посетили монастырь и многие неправославные. Не прочитай они каталога, и не знали бы о существовании Платины.

С теми, кто истинно искал Бога, о. Серафим, изменяя своим привычкам, подолгу беседовал, приглашал прогуляться — так и мешать никто не будет, и можно полюбоваться природой. Он водил их по нижнему гребню кряжа, где стояли большие византийские кресты и откуда открывалось безбрежье гор и холмов. Один молодой человек, которому посчастливилось побывать на такой прогулке, вспоминает: «С о. Серафимом в эти минуты можно было говорить обо всём. Он столько знал в разных областях и самое жизнь но всякий раз он сводил разговор к духовности». Нередко о. Серафим беседовал с паломниками, с каждым в отдельности, усадив их не бревно под сенью раскидистых дубов, что росли подле монастыря.

Жизнь многих людей в корне изменилась после поездки в монастырь. В феврале 1976 года о. Серафим записал: «Из Бёрлингейма (Калифорния) на выходные дни приехал юный паломник. Пробыл до понедельника, на богослужения откликнулся всем сердцем, по душе ему пришлась и наши тишина и покой (в те февральские дни выпало много снега). Помогал нам рассылать свежий номер «Православного Слова». Два года как в Православии, с 19–ти лет, осенью хочет поступить в Джорданвилльскую семинарию. Вернувшись домой, написал нам: «От всей души благодарю вас за доброту и помощь. Выбор свой (поступить в семинарию) я сделал у вас в скиту. Я молился преп. Герману, и вот из семинарии пришел положительный ответ на мой запрос. Знаю, что не достоин такого призвания, но да поможет мне Бог исполнить Его святую волю». Отец Герман научил его вести дневник, показал, как записывать о своей духовной жизни. В следующем письме юноша сообщал: «Я понял, что душа может умириться, когда Господь изымет тебя из мира и определит в угодное Ему место. Сколько радости я стяжал у вас в монастыре, прозрел, увидел, что так называемые заботы жизни мирской делают с душой — пленяют ее, заслоняют Бога. Вернувшись домой, увидел, сколь пагубен мир. Да не оставит вас Господь Своим благословением! Надеюсь, что вы умножите помощь православным последних времен, неся им истинное православное слово!»» Позже этот юноша стал иеромонахом.

Платинские отцы и их скит помогали также и монашествующим укреплять дух и надежду, особенно тем, кто по тем или иным причинам жил в миру. Один — монах из Сан–Диего, инвалид от рождения (у него бездействовали руки). Тихая и смиренная душа эта несла свой крест безропотно и терпеливо. На третий день в монастыре ему показали только что построенную келью в лесу. Там, записал о. Серафим, «укрепились наши узы дружбы и единодушия, и монах стал нашим братом, хотя и жил в миру».

Порой скит навещали целыми семьями, как водилось встарь в истинно православных странах. На протяжении всей истории, когда семьи обосновывались вблизи монастырей, это порождало множество забот и волнений: понятно было желание мирян вкушать плоды монашеской покойной жизни и не отказываться от семейных утех жизни мирской. Часто это смущало и самих монахов, их тоже вдруг тянуло вкусить «сладостей мирских», что по сути означало смерть монашества, исход из обители, которая прекращала существование.

К счастью, у платинских отцов такой заботы не возникало. Тому способствовала строгость их жизни. И здоровое, плодотворное общение братии с семьями паломников продолжалось. В 1974 году в день поминовения преп. Германа за трапезой один из гостей встал и сказал от лица своей семьи и от лица всех паломников, бывших в ту пору в ските, что они все «живут мечтой о следующей встрече с отцами и дорожат каждой минутой, проведенной в скиту».

Те же чувства питали к скиту и Андерсоны. Когда они приехали в Платину в третью годовщину кончины своей дочки Маргариты, о. Серафим отметил в дневнике: «Им так не хочется уезжать, вот до чего крепки наши узы».

БЫЛИ СРЕДИ ПАЛОМНИКОВ и те, в которых угасла искорка духовности. О двух молодых православных, приехавших в скит на несколько часов из Сакраменто, о. Серафим написал следующее: «Вот типичный пример «потерянности» нынешнего поколения. Просто «числиться православными» мало, люди привыкают к вере, перестают ценить дарованное им свыше. Паренек помладше хотел было задержаться у нас на несколько дней, но убоялся. Может, недолгое знакомство с нашим скитом поможет им вернуться к истинной вере. Я побеседовал с ними, мы вместе пропели канон Богородице».

Другой паломник пребывал в подобном же состоянии, но по иным причинам. Он недавно приобщился Православия, прежде увлекался восточными религиями и даже провел несколько месяцев на горе Шаста (в ста милях от Платины) — центре оккультных учений. Потом полтора года пробыл в Бостонском монастыре и, наконец, женился. Как отмечал о. Серафим в летописи, «изначально человек этот приехал в Калифорнию, чтобы вновь посетить Шасту, навестить приятелей по увлечению оккультизмом, но, увы, никого не нашел. Ему хотелось «осесть» в каком- нибудь городке, но он понимает, что это — несбыточная мечта, а не трезвая мысль. Он, похоже, совсем «выдохся»: полностью подчинившись «старцу», потерял себя. Наши «провинциальные» православные семьи в Калифорнии куда благополучнее духом».

Таков пример неправильного наставничества в Православии. Нагляден также пример монаха- католика, безропотно принявшего все новые веяния 2–го Ватиканского Собора. Был он добр и щедр — истинный христианин, однако о. Серафим подметил, что «нет огонька в истомленной душе», будто кто?то сказал: «Всё, война окончена! Ты побежден!»

Отцы как могли старались возжечь потухшую искорку в душах. Но они не насиловали волю людей, не пытались наполнить «новым вином старые мехи». К примеру, один из паломников так и уехал, вроде бы не проявив ни к чему интереса. Отец Серафим написал: «Мы и не старались воспламенить его душу, по опыту знали, что человек должен сам, без давления извне, сделать выбор, тогда польза будет несомненная».

Мы уже убедились, что более всего о. Серафиму тошно становилось от людей поверхностных, «нахватавшихся вершков», но мнивших себя умнее мудрецов. Такие в Православии долго не задерживаются.

29–го августа 1975 года скит посетили трое англиканских монахов. Годом раньше они арендовали дом и устроили монастырь. Отец Серафим писал: «Устав у них только определяется: это смесь англиканского и бенедиктианского монашеских правил, к тому же вольно истолкованных.

Прознав, что корни гостей в «кельтском христианстве» (их предки из Англии), отцы с упоением стали рассказывать им о св. Гутберте и прочих западных святых, но скоро поняли, что ни об этих Божиих угодниках, ни — тем более! — о восточных святых гости ничего не знают.

Назавтра, в субботу о. Серафим повел их на гору, к скиту Илии Пророка, по дороге завязалась беседа. Но гости особой любознательности не проявили, вопросов почти не задавали, без особой радости воспринимали слова о том, что в Православии — ответ на их поиск, ищите и обрящете. Очевидно, им хотелось «своего христианства», равно и «своего монашества», чтобы душе было «удобно», как они сами выразились».

В трапезной они не прикоснулись к еде отцов, не стили пить их воду, даже пользоваться их ножами и вилками. Достали принесенные с собой пластмассовые коробочки со снедью. В церкви стояли особняком, бубня свои молитвы в противовес идущему богослужению.

К вечеру они объявили, что им придется уезжать ранее намеченного срока, чтобы причаститься в англиканском монастыре завтра поутру. Стало ясно, что «удобной» жизни в Православии они не увидели — слишком много оно требует от человека, «ошеломляет», как признались они сами. В субботу утром они не пришли в церковь, а провели свою службу в доме для гостей. Потом уехали: в белых сутанах (которые они сменяют либо на черные, либо на серые), с бритыми головами, наперсными крестами, в сандалиях на босу ногу — очевидные чужаки в Православии, решившие пойти «своим путем». Отец Серафим напутствовал их так: «Только, пожалуйста, не смешивайте Православие с иными учениями. Либо изучайте его, либо не трогайте вообще, ничего не заимствуя: ни икон, ни Иисусовой молитвы, ничего».

Через неделю братия получили письмо–отповедь: их обвинили в гордыни, насмешничестве, в самомнении и пр. Особенно задело гостей то, что братия почитают святым Царя!

Не послушав совета о. Серафима, они таки «взяли на вооружение» Иисусову молитву (которая, очевидно, не мешала им «удобно» жить) и даже написали о ней статью.

ИЗ–ЗА ТОГО, что «Православное Слово» так решительно и бескомпромиссно отстаивало Православие, некоторые люди просто боялись ехать в монастырь, полагая, что подвергнуться там нападкам «правых» (по их мнению) православных. Конечно, это было досадным недоразумением, ибо отцы с готовностью помогали всякому желающему глубже укрепиться в вере, независимо от его отношения к православной Церкви. Некоторые из паломников принадлежали к так называемой «некононической юрисдикции», т. е. их не признавали «официальные» православные Церкви, либо потому, что эти новые группы только что народились, либо — что бывало чаще — они чем?то не угодили иерархам, не уместились в прокрустово ложе «общепринятых взглядов». Если отцы видели, что их гости оказывались в таком «гонимом» положении из?за собственного упрямства, они, конечно, мало чем могли помочь. Но если участь гонимых зависела от обстоятельств (например, непонимание со стороны чуждой духовной верхушки или собственное непонимание православных традиций), отцы давали всё, что было в их силах. Некоторых паломников так притесняли и гнали, что, слушая их рассказы, отцы скорбели всем сердцем. Один из них, священник «неканонической юрисдикции», остался с приходом лишь в пять человек. «И он не знает, что делать, — писал о. Серафим, — то ли оставаться священником, а на жизнь подрабатывать в каком?нибудь отделе социального обеспечения, то ли «стать монахом», то ли еще что. Он изголодался по общению, по хорошему разговору с теми, кто испытал нечто подобное. И мыслями, и духом он чувствовал себя одиноким. В Бостоне и Джорданвилле он уже побывал. С «Православным Словом» познакомился в 1970 году в нашей книжной лавке, его тогда привлек портрет Царя Николая II на обложке — теперь такой же висит у него на стене, и батюшка чтит Царя Николая как мученика. Дух Платины его, похоже, растрогал, однако одному Богу известно, что ждет его в будущем. На меня он произвел благоприятное впечатление — он истинный, честный американец, в душе его может укорениться Православие. Но лишь Богу известно, осуществиться ли это».

Куда менее обнадеживали о. Серафима те, кто пребывал в «официальных, правильных» Церквях — в них он видел больше самонадеянности и гордыни. Сознавая свою «правильную линию», они не ведали страданий изгоев. Об одном паломнике, поступившем в семинарию, он написал: «После лет, проведенных в Американской Митрополии, обретя ее образ мышления, он стал ревностным слугой. Синоду (другими словами, Русской Зарубежной Церкви), мы же видим в нем лишь самомнение, он совершенно не чувствует пульса жизни нашей Церкви сегодня»

ПОМИМО ИСКАТЕЛЕЙ духовности забредали в скит и те, кто пытался найти просто нормальную жизнь: наркоманы, бывшие преступники, люди психически неуравновешенные, потерявшие себя в этом мире, не умеющие к нему приспособиться. Всемирный каталог подсказал и им путь к монастырю, впрочем, много было гостей и из православных семей, прихожан православных церквей.

«Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф. 9:12), Господь проводил много времени, наставляя изгнанных и отверженных, а мир платил ему непониманием. Так и платинские отцы много сил и времени отдавали, чтобы вдохнуть силы и надежду изгоям общества. В начале монастырской жизни о. Серафим предвидел, что к ним потянутся больные духом и телом, во многом из?за того, что больно само наше время и из?за того, что религия исцеляет. Потому увечные и толкутся у храмов. Отец Серафим даже подумывал: а не в этом ли особое призвание Братства преп. Германа? Ему вспоминалось, что храм возле книжной лавки величался иконой Богородицы «Всех скорбящих Радосте». Он также проводил сравнение меж трудами Братства и его основателя — блаж. Иоанна: он тоже привлекал и врачевал души многих неблагополучных людей, зачастую их направляли к нему другие иерархи Церкви. Но о. Серафим понимал, сколь опасно Братству общаться с таким «контингентом», и поэтому решил не привлекать кого?то особо. «Но если пришли, мы обязаны им помочь всемерно. Кто знает, может, наше Братство — не своими силами, конечно, ибо мы в этом талантов особых не имеем — сделается последним прибежищем для тех, кто не нашел его в таких «нормальных» обителях, как монастырь Святой Троицы в Джорданвилле.

Да, мы не наделены ни талантом врачевания, ни знаниями психологии или духовным прозрением. Всё, что мы можем дать, — это наш труд на винограднике Божием, Истину Православия — тем, кто готов ее принять. Работа, молитва до изнеможения не позволят дьяволу свободно вторгнуться в нашу душу, и ему придется прибегать к средствам более грубым (пожар или стихийное бедствие, которое порушит всё нами созданное) и прямолинейным, с чем также прямо можно и бороться».

Подвиг помощи бедствующим редко вознаграждаем, а иногда — когда встречаешь нрав свирепый — и опасен. Но долгие годы, проведенные о. Серафимом в одиночестве и страдании, обострили его чуткость к тем, кто пострадал в жизни. Ведь он сам познал, что значит быть если не изгоем, то чужаком в обществе.

Все приходящие к нему в страдании чувствовали: он найдет для них время. И о. Серафим жертвовал отдыхом, драгоценным уединением, засиживался в церкви после вечерних служб с какой?нибудь заблудшей душой при скудном свете свечей.

Однажды погостить неделю–другую к ним приехал из другого монастыря человек, по словам о. Серафима, «душа неспокойная и помраченная», с глубокой раной в сердце, но с личиной непроницаемости. Послушания он выполнял как робот, иной раз вскрикивая, оттого что «бесы бьют».

- Что будем с ним делать? — недоумевал о. Герман.

- Я займусь им, — ответил собрат.

Отец Серафим пытался «разговорить» гостя, но лицо того словно окаменело, жесты однообразны, как у механической куклы, ответы односложны. Через два дня удалось добиться от него живого человеческого отклика: он улыбнулся. Но потом вдруг сбежал, оставив чемодан и несколько книг. Напрасно ждали его отцы: беглец так и не вернулся. «Один Бог знает, как помогать таким, — с тяжелым сердцем писал о. Серафим. — Но если подобные ему будут приезжать, мы должны попытаться сделать всё».

ИНЫЕ ПРИЕЗЖАЛИ в Платину после встречи с отцами в миру — тем изредка приходилось отлучаться из монастыря. Вот характерный пример. Как?то весной 1974 года молодой бородач по имени Гэри сидел в публичной библиотеке города Рединга. Было ему 23 года, он возвращался из Мехико в Вашингтон — из очередного скитания в поисках смысла жизни, на что потратил пять лет. Все его пожитки — рюкзак, оставленный на автобусной станции, да пакет с бананами (кто?то из жалости сунул ему в магазине). Денег у него почти не осталось. Он понуро подпер голову руками, облокотившись на стол: видно, ни одна из прочитанных философских и религиозных книг не дала ответы на его вопросы.

Минут через десять он увидел длинноволосого и долгобородого человека в поношенной черной рясе — тот прошел к стеллажам и начал просматривать книги. На вид он был еще беднее, чем Гэри. Тогда Гэри подошел, протянул ему пакет с бананами: «Для вашей общины или, может, вы по- другому как называете».

Отец Серафим поблагодарил, отобрал книги и пошел прочь. Уже на улице его бегом нагнал Гэри. Мог ли он знать, что человек в черной рясе четыре дня назад отпраздновал Пасху, и радость Воскресения Господня всё еще пребывала на нем? Отец Серафим вспоминал: «Поговорив с ним несколько минут, я убедился в его искренности. Ночевать ему было негде, и я пригласил его к нам, пусть поживет несколько дней, наберется азов Православия. Он сразу согласился и прожил у нас до воскресенья, посещал все службы, читал, работал, с открытым ртом слушал всё, что мы рассказывали о Православии. До этого он пребывал в отчаянии и был буквально потрясен, найдя людей, которые еще верят в Бога, верят искренне. Пасхальные песнопения тронули его сердце, и он попросил разрешения подпевать «Христос воскресе из мертвых». Он уехал от нас, до конца не осознав, какой переворот произошел у него в душе, но мы?то видели — лучик света коснулся его сердца».

Прощаясь с о. Серафимом на автобусной станции, Гэри заплакал. «Не знаю, что со мною будет, — сказал он, но вы заронили надежду, и я так вам благодарен, что вы навели мост меж моей душой и Иисусом Христом».

Днями позже о. Серафим продолжил записи о Гэри: «почему?то у меня к нему доброе, хорошее чувство, такие «обыкновенные» американцы тянутся к Православию, сами того не сознавая. Да благословит его Бог. Как я сказал Гэри, за пакет подаренных бананов он может стяжать Царство Божие!

Невольно вспоминаю слова Спасителя о Нафанаиле: «Се воистину израильтянин, в нем же лести нет». Таков же и истинный американец: честный, прямодушный, простой, который принимает Святое Православие естественно. И жатва на этой почве только–только начинается. Несомненно, «православных американцев» будет немного, но, воистину, именно лучшие сыны Америки жаждут услышать добрую весть Православия.

Встречая таких «сторонних» людей, как Гэри, кого Православие ошеломляет, начинаешь еще более ценить те сокровища, которыми мы, недостойные, обладаем и которыми нам нужно щедро делиться».