Оставленность

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Оставленность

День памяти о. Герасима. Упокой, Господи, душу его. Часто страшная дума глубоко защемляет душу — что именно его состояние мы Братиею унаследовали. Жутко: ненавидимы за правду и не поняты со стороны своих. Господи, страшно одиночество. Но зато преп. Герман встает более рельефно на фоне темного бушующего моря житейского. Спаси нас, отче Германе, твоих рабов.

О. Герман. 4/17–го марта 1972 г. Летопись Братства преп. Германа.

И во дни великой скорби, о коей сказано, что не спаслась бы никакая плоть, если бы, избранных ради, не сократились оные дни, в те дни остатку верных предстоит испытать на себе нечто подобное тому, что было испытано некогда Самим Господом, когда Он, на Кресте вися, будучи совершенным Богом и совершенным Человеком, почувствовал Себя Своим Божеством настолько оставленным, что возопил к Нему: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Подобное же оставление человечества Благодатию Божией должны испытать на себе последние христиане, но только лишь на самое краткое время, по миновании коего не умедлит вслед явиться Господь во всей славе Своей и вси Святи Ангелы с Ним. Преп. Серафим Саровский.

ПРИ ЖИЗНИ О. СЕРАФИМА 1976 год выдался самым трудным для Братства. То был год «оставленности», когда извечный вопрос о смысле их трудов докучал более всего.

Через неделю после упокоения архиеп. Аверкия монастырь в Платине опустел. Уехал в Джорданвилль последний из послушников, и с отцами остался лишь 13–летний Феофил. Через четыре дня, на Пасху, о. Серафим записал: «Угнетает мысль: мы всеми забыты и оставлены. Несомненно, Господь дал нам возможность делать в уединении то, что весьма трудно в миру: там противоборствующие взгляды, преходящие модные учения. Может, мы предвозвестники той пустыни, куда удалятся последние христиане. Как бы то ни было, будем сохранять независимость и верность святоотечеству, будем передавать людям истинное Православие, заповеданное святыми Отцами и нашими духовными наставниками».

Не оставленность миром сим волновала отцов (это скорее было благодатью!), они чувствовали, что со смертью архиеп. Аверкия осиротели, остались в одиночестве защищать истинное мудрое святоотеческое учение. В Церкви, как мы уже убедились, не осталось более такого пророка, исповедника, как архиеп. Аверкий, коего даже чудотворец блаж. Иоанн почитал авторитетом в вопросах богословия и Священного Предания. Как не хватало сейчас такой личности в Церкви! Ибо там творились дела огорчительные.

В 1976 году многие, в том числе и доживавший последние дни архиеп. Аверкий, полагали, что «сверхправильные» превратят Русскую Зарубежную Церковь в секту, подчиненную своей «политике». После смерти архиеп. Аверкия казалось, что уже никто не возвысит голоса против них, по крайней мере, никто не осмелится выступить в печати.

ПО ПРАВДЕ ГОВОРЯ, о. Серафиму совсем не хотелось ввязываться в скучные дрязги с наивными «школярами от Православия», которые тешатся «политическими» играми. Люди эти — плоть от плоти мира сего, а о. Серафим чаял горнего. Что стоило ему махнуть на них рукой и жить себе на радость в пустыни. Но мог ли он поступить так, памятуя о тех, кому он нес печатное слово Православия?

В один прекрасный июньский день отцы решили, что пора в буквальном смысле «стать выше» этих мелочных суетных забот и испросить ответа у Господа. То был Духов день, сразу за Троицей

- главным праздником Свято–Троицкого монастыря, где подвизался архиеп. Аверкий. Вместе с Феофилом отцы спозаранку отправились в поход на гору Шаста. До подножия ехали на машине, в пути прочитали и пропели всю службу. Приехав на место, отслужили молебен, окропили святой водой склоны горы и так же, с молитвой, тронулись в обратный путь.

Потом о. Серафим отметил в летописи: «До этого мы с месяц очень волновались из?за действий и выступлений группировки «ревнителей» (в нашей Церкви): они хотят набросить удавку «правильности» на всю церковную жизнь. Это порождение человеческой логики, но никак не живых традиций Церкви. На великих русских епископов и богословов у нас посматривают свысока, потому что они, видите ли, не всегда «правильны» (с точки зрения наших церковных фракционеров). И наши труды в пустыни также вызывают немало сомнений: ведь, с одной стороны, мы тоже говорим о «ревности», тем самым, вроде бы, помогая этой церковной группировке. С другой стороны, сама идея пустыни и ее святые призывают нас отречься от мирских и «партийных» интересов, что многим просто непонятно, и мы не «вписываемся» в рамки «пригодности» для какой?либо церковной организации, мы не жаждем никаких приходских «вакансий», никаких чинов. Духовно мы чувствуем себя очень одиноко, хоть к нам и тянутся люди за наставлением. Вот и наш поход на Шасту: нужен ли он в сегодняшней миссионерской работе?

В таком душевном настрое, на заснеженном лесистом склоне горы, на высоте две с половиной тысячи метров, под сенью величавой белой вершины читали мы из Посланий апостолов: «Не упивайтесь вином. но исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами и славословием и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу.» (Еф. 5:18–19). Читали и из Евангелия: «Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы они ни попросили, будет им от Отца Моего небесного. Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:19–20). Мы поразились: сколь точны эти слова, взывавшие прямо к сердцу, сколь полно они отвечают на все наши недоуменные вопросы: и впрямь, собравшись вдвоем- втроем, в единстве души и мысли можно исполнять работу Божию. Да не сокрушат нас сомнения, всякие «партийные» дрязги, пойдем путем, на который нас благословил Владыка Иоанн, не забывая, что многие люди ждут от нас поддержки и воодушевления».

Из этих слов видно, что в минуты колебаний и сомнений отцы вспоминали архиеп. Иоанна. 19- го июня, сразу после выхода в мир книги еп. Саввы о блаж. Иоанне, о. Серафим записал: «В последнее время мы были подавлены и растеряны и потому особенно нуждались в поддержке архиеп. Иоанна. Что же нам делать? Как сохранить истинность нашей слабенькой миссии, не свернуть со стези Православия на тропу мирского «успеха»».

Неделю спустя, незадолго до 10–й годовщины упокоения блаж. Иоанна, отцы получили знамение

- сколь грозное, столь и трезвящее, укрепившее их решимость продолжать свое дело. 27–го июня, в воскресенье, к юго–востоку от монастыря занялся лесной пожар. Ко вторнику огонь бушевал уже в двух милях, подбираясь к их горе. Местный люд предупредил отцов: как завидят огонь на соседнем склоне — сразу нужно покидать скит. В те дни у отцов гостил Владимир Андерсон с семьей. Во вторник к вечеру они уехали, пообещав вернуться, если нужно будет вывозить монастырское имущество. Пока оставили на подмогу отцам сына Фому.

«Ближе к ночи мы принялись укладывать самые ценные книги и рукописи, чтобы вывезти их в Рединг к миссис Харви. Потом вместе с Фомой и Феофилом обошли гору со святыми мощами преп. Германа, окропляя ее святой водой, благословляя иконой блаж. Иоанна и иконой Богоматери «Неопалимая купина», которую оставили на камне с восточной стороны, откуда надвигался пожар. В этот ответственный момент ребята, проникшись жертвенностью, хотели остаться подле иконы и сгореть вместе с нею».

Когда взошли на вершину Благородного кряжа, Фома приметил огонь. Все принялись истово молиться — угроза нависла нешуточная. Вдруг ветер переменился, дым погнало прочь, вскоре он и вовсе рассеялся. На душе полегчало.

Вернувшись в монастырь, собрались в церкви. Отец Герман предложил сделать раку для святых мощей, что и было исполнено в ближайшие дни. К этому времени лесной пожар унялся.

Отец Серафим благодарил в летописи святых заступников, отвративших от монастыря беду, и привел свои размышления по этому поводу: «Мы рассматриваем случившееся как предзнаменование: в Церкви нашей пылает пожар раздора и подбирается к нашему Братству. В таком душевном напряжении жили мы не один месяц до праздника поминовения блаж. Иоанна (10–я годовщина его упокоения). В те дни мы даже просили людей сугубо молиться о нас. И в самую трудную минуту мы преисполнились твердой решимости продолжать наше дело, несмотря ни на какие преграды и невзгоды. И еще усерднее стали просить Владыку Иоанна помочь нам в эти решающие дни указать дальнейший путь».

Еще более укрепились отцы в своей решимости, когда (уже после пожара) поехали в Сан- Франциско на ежегодную литургию в усыпальницу архиеп. Иоанна. В отличие от поездки двухгодичной давности, на этот раз отцы почерпнули воодушевление, даже архиеп. Антоний поддержал их. Отец Серафим записал: «Как и всегда, литургия превосходна. Служили два епископа, три священника и дьякон. Сначала истово помолились у гробницы Владыки, потом каждый из иерархов сказал проповедь. Архиеп. Антоний был чрезвычайно приветлив, подарил нашей церкви часть прежнего алтарного иконостаса собора, остался весьма доволен тем, что и мы против «ревности не по рассуждению». Похоже, это беспокоит и его. Отец Митрофан подарил нам только что отпечатанный портрет блаж. Иоанна с английским текстом на обороте[64] и призвал и впредь прославлять архиепископа, несмотря на обстоятельства (вот пример истинной ревности, едва ли не единственный в среде русских в нашей Церкви сегодня). Владыка Нектарий сказал, что в нынешней обстановке, когда душится любое начинание, только мы и делаем что?то нужное, только мы по–настоящему свободны, и посоветовал всегда ставить духовность во главу угла.

Вернулись мы с праздника весьма обнадеженными, однако так и не получив ответа: как нам действовать дальше. Очевидно, готового рецепта нет, нам нужно лишь уповать на Бога и продолжать работать в этом же духе.

Однако «пожар» в Церкви не затухает, а посему и будущее наше неопределенно. И теперь, в особенности после смерти архиеп. Аверкия, остается гадать: кто задаст тон истинной христианской ревности? Нам кажется необходимым изложить основы разумного и трезвенного радения, которого держится наша Церковь, но, очевидно, не избежать стычки со «сверхправильной» группировкой».

КОГДА ПИСАЛИСЬ ЭТИ СЛОВА, отцам было еще неведомо, что продолжать дело архиеп. Аверкия придется им самим. Впервые на страницах своего журнала они открыто выступят против «сверхправильных» ревнителей веры и мужественно примут все последствия. Отец Серафим написал статью о нынешнем главе Русской Зарубежной Церкви, митроп. Филарете, о том, как его не приемлют фанатики–экуменисты «слева» и неверно толкуют «правые», те, кто, по словам о. Серафима, «хотят всё упростить, представить либо белым, либо черным. Они требуют, чтобы Владыка Филарет и Синод объявили недействительными таинства Церквей, держащихся нового календаря, и тех, что находятся под пятой коммунизма. Люди эти не понимают, что Синод не вправе выносить решения по столь сложным и деликатным вопросам».

Достаточно было о. Серафиму посвятить лишь один абзац в статье «ревности не по рассуждению», чтобы вызвать негодующий отклик. Один священник написал отцам, что статья эта «нанесла серьезный ущерб ясной и целостной позиции журнала — глашатая Православия. Вы встали на позиции экуменистов, полагая, что существует три группы православных: «правые», «левые» и «центристы». По–вашему (и по–экуменически) выходит, что наше учение — лишь одна из ветвей Православия. Именно к такому выводу подводит ваша статья. Но если остальные «православные» группировки принадлежат Церкви Таинств. то, признаюсь, мы во всём противоположны и к их таинствам непричастны. люди эти сожгли мосты, и возврата им нет. Все их патриархи впали в ересь. И я лишь молюсь о том, чтобы вы сознали вред вашей статьи и в следующем номере объяснили бы свою позицию многим незаслуженно обиженным православным».

Другой священник из «сверхправильных» патетически восклицал: «Я, недостойнейший и многогрешный слуга Божий, заявляю: душа моя скорбит вместе с душами моей паствы!» Далее он писал, что «лучше мельничный жернов на шею и утопиться в глубине морской, нежели молиться бок о бок с теми, кто чтит патриархов России и Константинополя».

В письме к Алексею Янгу о. Серафим указывал, что «эти священники понятия не имеют о том, что существует «соблазн справа»».

ХОТЯ ОТЦЫ СМЕЛО и открыто бросили вызов «сверхправильным» в печати, их огорчало то, что находились обиженные, особенно среди пастырей их Церкви, кто разделял их миссию в англоязычном мире. Объясняясь с одним из священников, о. Серафим подчеркнул: «Поверьте, отче, письмо это пишется кровью сердца!»

На праздник Успения Богородицы о. Серафим внес в летопись следующие строки: «Отмечали семь лет жизни в пустыни. После литургии, пятью днями раньше сослуженной архиеп. Антонием, еп. Нектарием и дьяконом Андреем, дьявол особенно усердствовал, снова вверг отцов в унылое раздумье: есть ли смысл в их пустыннических трудах? Помогают ли они кому?нибудь, оправданно ли их продолжение, равно и их «несовременность», разлад с «общественным мнением»? Однако отцы решают следовать дальше, положившись на Бога и памятуя слова архиеп. Иоанна: «Если дело неугодно Богу, оно столкнется с непреодолимыми препятствиями». Грядет суровая зима, а с ней и самые суровые испытания нашему пустынническому идеалу».

Ни отступить, ни остановиться о. Серафим не мог. Авторитетные деятели «старостильной» церкви в Греции написали отцам, что «сверхправильность» — тяжкий недуг, сродни вероотступничеству экуменистов. Опять же и Алексею Янгу о. Серафим писал: «Сейчас возникла необходимость занять трезвенную «умеренную» позицию, подчеркнуть истинное Православие, неуклонно противостоять экуменизму и модернизму, но не впадать в крайность.

Чтобы растолковать эту позицию, полагал о. Серафим, потребуется не один–два абзаца. Нужна статья, причем такая, чтобы понапрасну не оттолкнуть людей. «Сделать это будет весьма непросто, — признавал о. Серафим. — Однако с Божией помощью и молитвами наших небесных предстоятелей, попробуем всё же сделать, хоть то малое, что в наших силах».

Воистину, эту статью о. Серафиму пришлось выстрадать. Отец Герман, зайдя к нему однажды вечером в Оптину келью, застиг собрата бледным и встревоженным.

- Что стряслось? — спросил он.

И о. Серафим слово в слово повтори вопрос, мучавший его со дней гонений архиеп. Аверкия:

- Почему такая пропасть меж великими старцами нашей Церкви и молодым поколением? И как знать, правы ли мы?

Отец Герман видел, как придавило собрата бремя ответственности, которое и разделить?то с ним некому. Как и все новообращенные, о. Серафим опасался, что не до конца проникся духом Православия, потому он часто обращался за поддержкой к о. Герману. Однако в глубине души он чувствовал, что на правильном пути, ибо это не его путь, а путь Отцов Церкви. Долгое время он следовал им, а теперь, оставшись один, должен был вести по этому пути других.

Наконец родилась и увидела свет статья «Царский путь: Истинное Православие в век отступничества». В самом начале о. Серафим указал, что учение о «царском» пути не является новомодным ответвлением Православия, а есть учение святых Отцов Церкви. Он начал с цитаты из св. Иоанна Кассиана: «Как говорят Отцы, крайности, что с одной стороны, что с другой, вредны одинаково. Нужно идти Царским (средним) путем, избегая крайностей».

«Применительно к нашему положению, — писал далее о. Серафим, — «царский» путь истинного Православия сегодня — избегать экуменизма и реформации с одной стороны, и «ревности не по рассуждению» (Рим. 10:2) с другой. Пожалуй, ни один православный наставник сегодня не являет такого примера сердечной пылкости и одновременно умеренности, как покойный архиеп. Аверкий Джорданвилльский, все его статьи и проповеди проникнуты истинной православной ревностью, без каких?либо уклонов «вправо» или «влево», и упор делался на духовной стороне Православия».

«ВЫСУНУВШИ НОС», как говорил о. Серафим, т. е. обнародовав свои взгляды о «царском» пути Православия, отцы получили немало писем, убеждавших — они не одиноки. Алексей Янг, которому случилось посетить Англию как раз в разгар кампании «перекрещивания», прислал письмо: на самом деле такой фанатизм проявлялся не так уж часто, то были, скорее, исключительные случаи в Русской Зарубежной Церкви Англии. Алексей писал отцам: «Многие верующие уважают и почитают вас, ждут, что вы покажете выход из трудного положения, дадите совет, приободрите, направите. Всякое ваше слово примут с благодарностью. Здесь верующим очень одиноко, и они страшатся будущего».

В подтверждение этому из Англии пришло еще одно письмо от простого верующего. «У нас очень высоко чтят Братство преп. Германа и любят «Православное Слово». Даже здесь, в шести тысячах миль от Америки, велика ваша ответственность, ибо люди ждут от вас верного суждения и четкой позиции».

13–го ноября 1976 года о. Серафим пометил в летописи: «С приближением Рождественского поста наши сомнения и дурные предчувствия весны и лета мало–помалу рассеиваются, однако осталось какое?то ощущение неустроенности. Очень поддержали нас письма — значит, не напрасны наши труды, их оценили, и несмотря на «чокнутость» новообращенных и на удручающий дух официоза во многих церквях, наши взгляды дошли до людей.

В середине октября мы получили такую весточку: «Спасибо за сильную и прямодушную публикацию в «Православном Слове». Да благословит вас Бог и всех, кто верно служит Слову Истины в наш век мрачного безверья. Трудов много, а плоды скудны, но даже и они очень важны, и вы не напрасно посвятили жизнь этому делу…» А в Лазареву субботу мы получили от Алексея Янга следующее: «И впрямь на ваши плечи легла большая ответственность, да поможет вам Бог! Нельзя обманывать людей в их чаяниях! Для всех Братство — словно источник электроэнергии, и от него тянутся провода в разные уголки, освещая жизнь многим дотоле пребывающим во тьме. Многие даже толком не осознав, откуда свет, «подключились» к этому источнику. Так что в грядущие тяжкие дни многие будут зависеть целиком и полностью от вашего света. Да поможет вам Бог».

К КОНЦУ 1976 ГОДА отцов ждала еще одна приятная новость: к ним в монастырь приехали две молодые женщины, жаждущие потрудиться на ниве Христовой. 27–го сентября о. Серафим записал: «У нас нежданные гости: молодая русская по имени Мария, несколько лет проведшая в протестантской организации в Калифорнии. Сейчас она решила полностью посвятить себя Православию. Она приехала с подругой Соломонией (новообращенной из иудейской веры, ее крестил о. Иоанникиос в Джорданвилле). Обе собираются в женский Ново–Дивеевкий монастырь под начало Владыки Андрея. Отец Серафим показал гостьям скит Иоанна Пророка, побеседовал и остался очень доволен их горячим желанием потрудиться Господу в Православии. Протестантская организация привлекла их потому, что они не находили «отдушины» своему пламенному желанию в так называемом «нормальном» Православии. Неужели возрастает новое поколение русских, таких как Сергей Курдюков, сердец пламенных и искренних? И почему к нам обращаются женщины, а юношей, похоже, совсем не интересует Православие. Дай нам Бог знаний и мудрости помочь им!»

Когда появились две новые гостьи, Барбара Мак–Карти проговорила с ними всю ночь напролет в доме для гостей. Они, кажется, прониклись красотой, сокрытой в пустынническом подвижничестве отцов, чуждом показной мирской славы. То, что отцы продолжали служить Богу, несмотря на оставленность. Стяжало еще больше благодати Господней во всех их начинаниях.

Однажды, когда о. Герман жаловался о. Серафиму на то, что они одни, что ничего не ладится, Барбара сказала: «У вас есть удивительное, редчайшее чудо — любовь друг к другу». И увидела она не обычную дружбу, не привычку, выработанную годами совместной жизни, не «совместимость», ибо характеры у отцов были совершенно разные. Она прозрела присутствие Самого Христа меж ними, теми, кто ради Него избрал оставленность миром и людьми.

В этот самый трудный для них год отцов не оставлял лишь Господь. Самим Провидением им было начертано испытать оставленность, что, по пророчеству преп. Серафима Саровского, выпадает каждому из последних христиан во время разгула безверия. И следующий год станет для братии поистине благословенным: их рукоположат во священство и откроется новая страница в летописи Братства.