Рукоположение

Рукоположение

Жизнь тождественна учению, так учение тождественно жизни.

Св. Григорий Богослов.

УЖЕ СЕМЬ ЛЕТ ЖИВЯ В ПУСТЫНИ, отцы отказывались от священства. Еще в 1970 году, принимая постриг, о. Герман объяснил, что не хочет создавать видимость, будто их скит стал для православных этаким духовным центром, рано им еще священствовать, исповедывать и служить Божественную литургию для прихожан. Сначала нужно наладить собственную духовную и монашескую жизнь, отрешившись мира сего и не взваливая на себя бремя священства.

В глубине души о. Серафим лелеял мечту стать священником, увенчать свою жизнь служением Таинства Евхаристии. В то же время у него глубоко коренилось чувство собственного недостоинства к столь высокому призванию — то был истинный страх Божий. Кроме того, его и о. Германа страшило другое: как бы не превратиться в послушное орудие церковного чиновничества.

Шли годы, и для церковного народа всё более странным казалось положение этих двух монахов. «Настоящая беспоповщина», — укоряли их, уподобляя староверам. Но отцы, желая сохранить пустынь, отражали все попытки уговорить их на священство. Отец Герман ссылался на пример святых Василия Великого и Григория Богослова, поклявшихся друг другу, что не станут священниками. Отец Серафим кивал на пустынников Древней Галлии — те тоже отказывались от рукоположения.

Поддерживали отцов Елена Концевич и Барбара Мак–Карти. Елена Юрьевна предупреждала, что священство — это порой аркан. И у набросивших его — корыстные интересы. Барбара любила пустынь и считала, что отцам придется пожертвовать уединением и тишиной, стань они священниками. Обе женщины были правы. Но пойди отцы на эту жертву — не ради себя, а ради других христианских душ, — и в новом качестве они, быть может, полнее исполнят волю Божию. Именно так и вышло.

13/26–го октября 1976 года, в канун шестилетия их монашеского пострига, к ним приехал еп. Нектарий. Отслужив литургию, епископ почти весь день провел в Царской часовне, беседуя с отцами. Сказал, что митроп. Филарет попросил его уговорить отцов принять священнический сан, чтобы паломники могли в монастыре же исповедоваться и причащаться Святых Тайн. «Тогда б ваши проповеди подкреплялись делом, — сказал епископ. — Вы проповедуете благодать, а священник и есть проводник благодати».

Еп. Нектарий уважал независимость отцов и не настаивал. Он заверил их, что архиеп. Антоний и тот обещал «не давить». «Вы уже несколько лет монашеская община, и люди взирают на вас с надеждой, — продолжал еп. Нектарий. — Почему бы вам, сохраняя независимость, самим не служить литургию у себя в монастыре? Не примете сан, так Владыка Антоний возьмет и пришлет священника, чуждого нам по взглядам, который будет заправлять здесь всем и окормлять наших паломников. Сколько уж раз такое случалось в монастырях и ничего кроме смуты и раздоров не приносило. Митроп. Филарет настоятельно советует вам принять сан. Он ценит ваш совместный подвиг и хочет, чтобы вы сберегли его, оградясь «официальной» формой. Я же, случись вам согласиться, лишь благословляю вас на священство. И оптинские старцы принимали сан, даже в оптинском скиту. Станете иеромонахами и с большей пользой будете приводить людей к традициям Оптиной, что в миру верующим получить неоткуда. А литургию служить каждый день вас никто не принуждает. Сами решите. А пока можно довольствоваться суточным богослужебным кругом — вы к этому привычны».

Смиренные и разумные доводы еп. Нектария поколебали отцов. Отец Серафим сказал:

- Если уж рукоположения не избежать, то сделайте это Вы, а не архиеп. Антоний.

- Думаю, он с этим согласится, — кивнул еп. Нектарий. Тогда же, прощаясь, обронил Владыка загадочные слова о возрождении Оптиной пустыни России трудами платинских отцов.

Митроп. Филарет был прав: отцы должны были окормлять паломников во всей полноте священства. А паломников все прибывало. Вскоре после Марии и Соломонии к ним пожаловали двое молодых русских ревнителей христианства, Евгений и Марина. Неужели и впрямь вырастает в России новое поколение истовых православных, — радовался о. Серафим.

Отец Герман решил посоветоваться со своим духовным отцом, архиеп. Андреем (бывшим о. Андрианом), как быть: опять требуют принять сан. Владыка ответил: «Митрополит знает вашу жизнь. Доверьтесь ему, а архиепископа Антония обойдите стороной».

И всё же сомнения не покидали отцов. Если «обойти стороной» епархиального Владыку, то к ним за поддержкой и «политическим убежищем» ринутся все опальные и неугодные Владыке в

Сан–Франциско, и отцам придется встать на сторону «мятежников» против архиепископа, чего им совсем не хотелось: снова начнутся интриги и дрязги, столь противные монашеству.

Наконец, отцы решили не ломать голову над разными «если бы» да «кабы». Если Господу угодно видеть их во священстве — быть по сему. Пока же о. Серафим посоветовал «поспешать не торопясь», доверившись Богу — Он непременно откроет Свою волю. Не ведали отцы, что спустя несколько быстротечных месяцев благодать священства почиет на них.

ПРЕИЗБЫТОЧНАЯ БЛАГОДАТЬ не дается без испытаний. «Самый трудный год» еще не кончился. До рукоположения злокозненный дьявол портил отцам машины, затем — послушников. В то время у них был один–единственный зеленый грузовик и ни одного послушника, кроме искателя монашества по имени Дима, «механика–любителя».

Дима решил вкусить ответственности, и отцы послали его на машине в Сан–Франциско за оставшейся частью иконостаса, подаренного для их церкви. Дима уехал, а назавтра вернулся, но на другом, взятом напрокат, грузовике.

- А где наш зеленый? — изумились отцы.

- В Вакавилле, нужно мотор заменить, — ответил механик–любитель.

Вскоре Дима уехал в Этну к родным, оставив отцам свою машину, и пообещал на обратном пути забрать их грузовик из ремонта.

На том злоключения отцов с машинами не кончились. Прочитаем летопись о. Серафима: «Во вторник Барбара на Диминой машине отправилась в Рединг за покупками. По дороге у грузовика отвалилось колесо. Пешком она пошла в город и. встретила Диму! Он возвращался из Этны на джипе Алексея Янга (Алексей одолжил его нам на зиму). Дима сообщил, что раздумал идти в монахи и собирается нас об этом известить. Монастырю он предпочел электротехническую школу, за которую заплатит из выданных ему после демобилизации из армии денег. Судя по всему, он хотел просто забрать из монастыря свою машину, а судьбу зеленого грузовика передоверить отцам. Но Барабара усовестила его — нельзя так безответственно бросать дело. Внушение подействовало. Три дня они с Барбарой ездили в город и обратно, пытаясь починить колесо Диминой машины. В то время к нам забрел паломник Константин (с рюкзаком за плечами), чтобы оправиться от многих потрясений и забот. Он разбирается в машинах и согласился заменить мотор на нашем зеленом грузовике. В пятницу 3–го декабря он поехал с Барбарой и Димой помочь поставить колесо. Дима, напутав с деталями, исправил, что называется «из кулька в рогожку». Наладить машину так и не удалось, а на обратном пути забарахлил и джип. Священник- протестант, некогда нас посещавший, проезжал мимо на школьном автобусе. Он остановился, постарался помочь, но, увы, машина не хотела ехать. Тогда о. Серафим посадил двоих своих помощников в школьный автобус, который проезжал Платину, а сам остался ждать аварийную службу. Они приехали и отбуксировали сломанный джип в Рединг. Там о. Серафим (думавший, что починка не займет много времени и он на джипе доберется до монастыря) узнал, что раньше понедельника машину не наладят. Опускалась ночь. Пришлось просить помощи у госпожи Харви. Она сперва накормила о. Серафим, потом отвезла его в монастырь, к концу вечерни — в тот день был праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы.

В воскресенье госпожа Харви снова приехала в монастырь — забрать Диму. В понедельник ему предстояло взять и свою машину, и джип, который ему нужно было пригнать в монастырь. Но когда он наконец добрался до мастерской, то джип ему взять не разрешили (привез?то его в ремонт другой человек). В монастырь Дима всё?таки вернулся, даже привез буксирный трос (назавтра пригодится).

Назавтра как раз пришелся праздник вмч. Екатерины. После заутрени о. Серафим с Димой поехали в Сан–Франциско (на только что отремонтированной Диминой машине) отдать в переплетную мастерскую тираж «Летописи почитания блаж. Иоанна Максимовича», а на обратном пути забрать злополучный зеленый грузовик и на буксире привезти в монастырь.

Шины у Диминой машины сношенные, так что в любую минуту могли подвести. Однако до Сан- Франциско доехали без приключений.

Заглянули в Беркли, в библиотеку. На обратном пути заехали за нашим зеленым грузовиком. Удивительное «совпадение»: мастерская находилась на улице Екатерининской, а сегодня праздник св. Екатерины!

Димина машина скрипит, кряхтит, но тянет нашу «развалюшку». Дима даже боится ехать. За руль сел о. Серафим. Похоже, ночевать придется в дороге, ехали очень медленно. И вдруг машина, непослушная более рулю, оказалась на встречной полосе. Слава Богу, дорога была пуста! Потом ее развернуло и она свалилась в кювет, потащив за трос Димину машину, которая встала на дыбы, на землю полился бензин. Ни о. Серафим, ни Дима не получили и царапины, даже не испугались. Отец Серафим сказал: «На твоих глазах, Дима, свершилось чудо!» Кажется, дьявол делает всё, чтобы уничтожить нас, а Господь охраняет, в чём мы убеждаемся воочию. Значит, нечто важное ждет нас впереди!

Вызвали полицию. Удивительно, нас даже не оштрафовали (обошлось без аварий и жертв), не пришлось ничего доказывать и страховой фирме. Наш многострадальный зеленый грузовик увезли в местечко Уинтерс за 25 миль отсюда, а о. Серафим и Дима поздно ночью вернулись в монастырь на Диминой изрядно помятой машине.

На следующий день Дима с Константином поехали в Рединг (забрать из мастерской джип и купить новый грузовик). В пути «подсел» аккумулятор, но ничего, добрались. Сторговали грузовик за приемлемую сумму, договорились приехать за ним назавтра и вечером отправились восвояси.

Отец Серафим и Константин поутру забрали грузовик, хотя хозяин и не отремонтировал его до конца, из?за чего потом у нас возникло множество хлопот».

Но треволнения с машинами были лишь «цветочками». Потом отказал линотип, и только огромными усилиями о. Серафима его удалось починить. Три месяца кряду в Калифорнии стояла страшная засуха, в декабре положение стало угрожающим. В летописи о. Серафима появились следующие слова: «И это косвенно связано с нашими искушениями!»

Самое большое испытание ждало отцов в отношениях с Константином. С неделю прожил он в монастыре, тщетно пытаясь побороть страсть к пьянству и курению. Отец Серафим писал: «По ночам он сбегает в Платину и напивается. После чего у него просыпается необыкновенная злоба к о. Герману (может, так он отчасти выражает протест любой «власти»). Не в силах терпеть долее, он однажды вечером с проклятиями в щепки сломал посох о. Германа. В другой раз, когда к нам приехали паломники, он демонстративно устроился на ночлег под открытым небом близ дороги у первого поворота, что, конечно, отметили наши гости. Наконец ему сказали, что так вести себя нельзя, если он хочет оставаться при монастыре, или мы можем отвести его в Рединг. Он признался о. Серафиму, что не верит никому в монастыре, что терпеть не может отцов, что им нужны лишь его деньги и далее в том же роде. На следующий день, работая в нашем «сарае», он вдруг истошно закричал: «Когда ближайший автобус до Рединга?» Отец Серафим тут же усадил его в машину, довез до Рединга, дал денег и еды, чтобы добраться до Сан–Франциско. Видимо, Константин пока способен жить лишь ради собственных удовольствий. Уехал он — и отошли бесовские искушения. А через несколько дней началось воистину излияние благодати.»

11/24–ГО ДЕКАБРЯ, накануне дня памяти преп. Германа Аляскинского, в монастырь на престольный праздник прибыло много паломников. Первой приехала с двумя детьми Джулия, мать Феофила. И у нее на подъезде к Платине забарахлила машина (что стало в ту пору едва ли не обычным явлением). Вечером, перед самой службой, неожиданно появился архиеп. Антоний с дьяконом Андреем.

Отец Герман, всё еще страшась и сомневаясь по поводу будущего рукоположения, молил Бога, чтобы архиепископ не приезжал. «Ну, сейчас сразу же и возьмется за нас!» — взволнованно шепнул он о. Серафиму, встречая Владыку у ворот.

Первым шел дьякон. Он успел шепнуть о. Герману: «Владыка будет упрашивать вас принять сан — только сохраняйте спокойствие».

Войдя в монастырский двор, архиепископ увидел, как по глубокому снегу идут к церкви паломники. Отцу Герману нечего было возразить: сейчас, в отличие от времен их пострига, они уже были не одинокими лесными отшельниками. Архиепископ считал гостей, прибывших на праздник, паствой отцов. А пастве нужен пастырь.

По традиции Владыка Антоний уединился в Царской часовне с о. Германом. «Дорогой мой, еп. Нектарий сообщил мне, что вы не будете возражать против рукоположения. Митрополит велел мне умолить вас принять сан. Иначе люди подумают, что вы возгордились. Все эти годы, согласитесь, я не очень докучал вам.»

Отец Герман пригласил в комнату о. Серафима. Вдруг Владыка упал перед отцами на колени — на мгновение — и тут же поднялся. «Прошу вас, не отказывайтесь. Обещаю оставить вас в покое».

Дрогнула чувствительная русская душа о. Германа, расстроила ее мольба Владыки и забылись старые обиды. В конце концов, ему стало жалко Владыку, увы, подвластного другим людям.

- Вы обещаете не трогать нас? — переспросил о. Серафим. — Если так, то мы принесем вам много пользы в священстве.

- Обещаю! — заверил архиепископ. — Даю вам возможность делать всё по вашему разумению. Я вас не трону. Для вашего же блага. Отец Герман заговорил было о прошлых раздорах. Но Владыка сказал лишь, что такое не редкость в церковной жизни и всё это не должно мешать отцам служить Богу. И добавил, что они прошли уже изрядный путь, и поворачивать вспять — настоящее предательство.

Отцам вспомнились слова еп. Нектария. Видно, пришла пора создавать новую «пустынь на задворках», вне мертвящих структур «официальной» Церкви, чтобы протянуть руку помощи американским новообращенным — сами они вряд ли примкнули бы к Православной Церкви. И ради этого стоит пожертвовать собственным благополучием. Что ж, если архиепископ обещает свободу действий, их миссия может быть успешной. И отцы согласились принять сан, памятуя (благодаря посредничеству еп. Нектария и архиеп. Андрея), что митроп. Филарет понимает их намерения.

Отец Серафим попросил, чтобы рукополагал их еп. Нектарий. «Вот и отлично, — согласился архиеп. Антоний, прекрасно понимая в чём дело. — А о. Германа я посвящу во диаконы завтра же». Что он и совершил за литургией на следующий день. Столь неожиданный поворот событий засвидетельствовал Алексей Янг с семьей — они приехали утром. После литургии все торжественно прошли крестным ходом вокруг церкви, а затем приступили к праздничной трапезе.

Праздник испортила Джулия. (Как говорил о. Серафим, «дьявол из зависти решил нанести удар, дабы омрачить радость духа».) Она была прихожанкой «сверхправильного» прихода, и не успел приехать Владыка Антоний, как она начала вопить, что он «еретик», «католик», поскольку позволяет сестрам из монастыря игуменьи Ариадны держать на фронтоне изображение «святого сердца»! Она и братию обвинила в «беспринципности», утверждая, что лишь «греки» сохранили вероучение в чистоте и целостности. Целые сутки она пряталась в крытом грузовике отцов, отказываясь идти в церковь, пока архиеп. Антоний не уедет. Она не пошла даже на литургию. «Конечно, она явно не в себе, — писал о. Серафим, — но не характеризует ли ее поведение опасный курс, который избрали ее духовные наставники и их последователи — это грозное предзнаменование. Но Бог, конечно, не оставит нас Своею благодатию в борьбе с подобными искушениями».

В те же дни наблюдали отцы и иное проявление дьявольской зависти. Сразу, как только приехал архиеп. Антоний, из лесу раздались жуткие крики, от которых кровь стыла в жилах. Отец Герман решил, что какой?то зверь угодил в капкан и послал проверить. Но таинственный крик двигался по лесу. Слышался он и ночью, и на следующий день во время литургии и рукоположения. Стихли крики, когда архиепископ уехал. Может быть, то кричала рысь (очень похоже на истошные вопли женщины). Но ведь никогда ранее, ни потом отцы не слышали подобного. И решили, что это неспроста.

Новый день принес новые заботы. Джулия, решив, что отцы заодно с владыкой–еретиком, собиралась забрать Феофила. Никакие разумные доводы о. Серафима не помогли. Тогда о. Герман в церкви сам поговорил с мальчиком: «Ты уже взрослый. И сейчас придется принимать решение, твоя мать хочет забрать тебя отсюда. Молись. Если надумаешь остаться, мы тебя в обиду не дадим».

Долго не раздумывая, Феофил сразу ответил согласием. Он укрылся в алтаре, пока о. Серафим пытался договориться с Джулией. Наконец, забрав двоих других детей, она уехала, более ни словом не обмолвившись о Феофиле. Позже даже присылала деньги и благодарила отцов за заботу о мальчике.

В понедельник о. Герман позвонил еп. Нектарию в Сиэтл. Самому ему очень не хотелось ехать туда на рукоположение, к тому же, как отмечал о. Серафим, «он еще не расстался с сомнениями относительно воли Божией». Еп. Нектарий согласился сам приехать к ним в четверг. Дал согласие и о. Алексей Полуэктов. (Для рукоположения полагается присутствие двух священнослужителей.)

17/30–го декабря в день пророка Даниила было назначено рукоположение. Накануне выпал снег, покончив с засухой: с сентября не было ни капли дождя. После всех искушений на пути к священству, отцы увидели и в этом знамение Божией благодати.

Поначалу они боялись, как бы из?за снегопада не сорвалось их посвящение. Но снега выпало немного, и о. Серафим успешно доставил еп. Нектария на монастырском грузовике. Приехали также о. Алексий Полуэктов с сыном Илией, Барбара Мак–Карти, Владимир Андерсон с семьей, Алексей Янг и прихожане из Этны.

Еп. Нектарий не только рукоположил о. Германа во иеромонахи, но и посвятил двоих — Владимира Андерсона и Джорджа Уильямса — во чтецы. За праздничной трапезой собралось 22 человека, и, как отметил о. Серафим, «все ликовали духом». На следующий день, о. Герман впервые служил Божественную литургию, буквально «со страхом и трепетом», как подметил о. Серафим.

ЕП. НЕКТАРИЙ РЕШИЛ, что рукоположение о. Серафима во дьяконы состоится на следующее воскресенье в кафедральном соборе. В субботу вечером о. Серафим уехал в Сан–Франциско, оставив троих паломников: в воскресенье они будут петь на клиросе и причащаться Святых Тайн у о. Германа. К отъезду о. Серафима опять выпал обильный глубокий снег. «В Сан–Франциско шел дождь — тоже знамение благословения Божия на наше рукоположение, да и всей нашей жизни», — записал потом о. Серафим. Вот как он рассказал о своей поездке в Сан–Франциско: «Опоздав на вечерню в соборе, о. Серафим встал на клиросе и помогал петь и читать. Сослужили два протодьякона, торжественно и величественно, великолепный собор, прекрасные фрески. (Их написали уже после того, как Братство переселилось в Платину.) Воздействие потрясающее, но о. Серафиму здесь не очень уютно, он словно агнец на заклание. После службы поехал в Пало Альто на исповедь к о. Спиридону, и тот взял с о. Серафима клятву верности и послушания Архиерейскому Собору. Боясь, что «послушание окажется непосильным», если о. Серафима начнут «гнуть» против его воли, о. Спиридон сказал, что в обиду не даст и что клятву он принимает с некоторыми оговорками, случись в них необходимость. Однако клятва эта всё же смутила о. Серафима. Он вступает во священный сан, но не приемлет «бездушного повиновения»».

20–го декабря/2–го января — день рукоположения о. Серафима во диаконы — поминался св. прав. Иоанн Кронштадтский, этот день, как мы уже знаем и памятью блаж. Иоанна (Максимовича). Далее летопись гласит: «Немного поспав, о. Серафим пришел в собор еще до начала литургии, спустился в усыпальницу блаж. Иоанна, испросил благословения. Духовенство настроено прохладно, но не враждебно. Отец Николай Домбровский сказал: «Ну, теперь ты будешь таким же, как мы». Протодьяконы были весьма предупредительны. Во время рукоположения еп. Нектарий очень волновался, но не так, как при возведении в сан о. Германа. Собор был переполнен. (На литургии даже присутствовала великая русская балерина Наталья Макарова с новым мужем–арабом). После литургии еп. Нектарий произнес краткое напутствие, подарил о. Серафиму четки и благословил продолжать «сугубо воцерковленную жизнь» в пустыни. По потреблении Святых Даров, о. Серафим вместе с еп. Нектарием спустились в усыпальницу архиеп. Иоанна, отслужили в присутствии нескольких человек, в том числе и Андерсонов, панихиду».

Почти весь день провел о. Серафим с еп. Нектарием, они пообедали вместе, навестили его болящую сестру Веру. А вечером он служил первую службу в сане дьякона — полиелей свят. Петру, митрополиту Московскому. На следующее утро он сослужил литургию с о. Николаем, «хотя очень неуверенно, но и без срывов», как сам писал впоследствии.

В понедельник он еще раз повидался с еп. Нектарием, навестил детей Джулии и взял их с собой — они рвались в гости в монастырь на Рождество. Потом заглянул в Беркли к Елене Юрьевне Концевич и поехал домой. «Еще в Сан–Франциско, — отметил он в летописи, — я понял, что?то неладно с машиной: мотор тарахтит, стучит как?то странно и движется грузовик неровно. По дороге его остановила дорожная полиция: водители попутных машин сигналили грузовику о. Серафима фарами, видели, как он виляет по дороге, и решили, что за рулем пьяный. Полицейские, удостоверившись, что о. Серафим трезв, попросили ехать осторожнее. Да, дьявол, несомненно, мстил ему за преизбыточную благодать: исполниться Святого Духа — и быть обвиняемым в пьянстве[65]. Но Бог нас не оставляет.

Отец Серафим с ребятами заполночь всё же доехали до монастырской горы и увидели, что дорога занесена глубоким снегом. Пришлось ночевать в холодном грузовике, а с рассветом, надев на колеса цепи, двинулись в гору. Но на середине машина встала, и пришлось остаток пути добираться пешком. Они пришли в монастырь усталые, но довольные. Утреня уже кончилась, а литургия в тот день не ожидалась — кончились просфоры. Но поскольку о. Серафим привез немного из Сан–Франциско, о. Герман всё?таки совершил лутургию».

ТЕПЕРЬ ЕМУ ПОМОГАЛ и диакон о. Серафим. В течение первых сорока дней по рукоположении о. Герман, как требовал церковный устав, служил литургию ежедневно.

Вскоре после возвращения о. Серафима из Сан–Франциско подоспело Рождество. «Днем, — писал о. Серафим, — пили чай в Царской часовне, дарили друг другу подарки. Мальчишкам — радость, а паломникам поучительно, они проникаются духом праздника. В этом году у нас, пожалуй, самое счастливое Рождество. Оно — венец нашему самому трудному году».

Через две недели на Крещение впервые воду освящал свой монастырский батюшка, а потом совершали с ней долгие крестные ходы по лесу. Получив благодать священства, отцы — по выражению о. Спиридона — могли теперь и «воздух освящать».

Примерно через месяц произошло одно любопытное «чисто случайное» событие. Мария и Соломония, хотя и решили служить Богу в Православии, не порывали связей с протестантской организацией, где их не отпускали, пока не найдется кем заменить их в работе. Что ж, это разумно и справедливо, решили женщины. Однако пошел слух, будто они связались с какой?то чудной сектой, где долгобородые старцы в черных рясах читают молитвы по книге, вместо того чтобы молиться произвольно.

Однажды февральским вечером мимо монастыря проезжал некий молодой человек, и машина его увязла в снегу. Он попросил отцов помочь. Разговорились. Звали молодого человека Уолтер, он приехал в Калифорнию из Нью–Йорка и «случайно» оказался на горной дороге. Но самое удивительное то, что он ехал на замену Соломонии! Узнав всю историю, он изумился не меньше отцов. Таким необъяснимым образом Господь решил показать протестантам, что их бывшие работницы попали в хорошие руки.

Не прошло и месяца, как Мария и Соломония освободились от своих обязанностей, и Барбара увезла их в монастырь. Позже к ним приезжали в гости друзья–протестанты, и шестеро из них перешли в Православие.

ВЕЛИКИЙ ПОСТ В 1977 ГОДУ принес монастырю новые испытания. У отцов прибавилось церковных забот, они служили литургию, приезжали больше паломников — на печатание книг и журнала времени, равно и сил, не оставалось. Долгие великопостные службы были тяжким испытанием для всех. Усугубляли жизнь и обильные снегопады. На машине в Платину было уже не проехать, и приходилось пешком на руках переносить печатный станок в монастырь. Не мог поэтому заехать к ним и еп. Нектарий, чтобы увезти о. Серафима на рукоположение во священники. Решили, что лучше совершить его в монастыре на Пасху.

Подошла Пасха. Отцы вместе с 14–ю паломниками, вкусив лишения Великого поста, радовались празднику вдвойне. Все причастились Святых Тайн. По обычаю, пекли куличи и красили яйца. А поутру все пошли любоваться восходом — на Пасху даже солнце на восходе «играет» и радуется Воскресению Христову.

Перед рукоположением о. Серафим должен был исповедать грехи и личные недостатки, которые могли бы помешать ему стать священником. Что он и сделал в присутствии о. Германа.

- Я недостоин служить, — сказал он потом брату.

- Я много хуже тебя, — возразил о. Герман.

- Нет, хуже я, потому что поклонялся языческим идолам, — сказал он с мукой во взоре и заплакал. Отца Германа поразило и тронуло столь глубокое покаяние в грехах, совершенных почти 20 лет назад во время моления в буддистских храмах. Отец Серафим понял, как осквернял этим свою душу, отвергая живого Христа и поклоняясь мертвым идолищам, за которыми таилось бесовство. Память о вероотступничестве в юности очень помогла и до сих пор помогала смирению о. Серафима. Он так и не почувствует себя «достойным» священства, а будет взирать на него как на святыню, подобную крещению, на благодать милосердного Бога, которую он, монах Серафим, не заслужил.

ВЕЧЕРОМ ПЕРЕД РУКОПОЛОЖЕНИЕМ о. Серафима приехал еп. Нектарий. Он хотел присутствовать на последней литургии, которую отцы проведут в разных санах. После службы он побеседовал с отцами в Царской часовне. В это время из Хейфорка приехал лозоход — он должен был определить место для колодца. Отцы ждали его всю неделю. Оказалось, что он, бедняга, не мог отыскать монастырь! Отец Серафим рассудил: «Что ж, видно, на то воля Божья, чтоб этому человеку явиться при епископе Нектарии».

Лозоход явился нежданно–негаданно, с двумя длинными металлическими антеннами он являл странное зрелище.

- Словно марсианин! — улыбнулся о. Герман.

- Кто это? — поинтересовался еп. Нектарий.

- Наш лозоход, — ответил о. Герман.

- Вот оно что! — Владыка тоже улыбнулся и благословил искателя воды от всего сердца. Случись тому отыскать источник, и не придется отцам таскать воду за несколько миль от подножья горы. Еп. Нектарий вообще любил воду. С детства (еще в Оптиной) приохотился он к рыбной ловле. В утешение Владыке о. Герман вырыл посреди Монастырского двора ямищу, надеясь, наполнив ее водой, устроить маленький пруд. «Спустите лодку, будет где поплавать!» — шутливо говорил о. Серафим епископу.

Он записал об этом дне: «Лозоход, очевидно, человек верующий, не шарлатан. Он понимает, что способность — от Бога. Перед обходом монастыря помолился. Владыка Нектарий и паломники удалились на молебен, а о. Серафим пошел вместе с водоискателем. С помощью двух щупов тот определял, где и глубоко ли под землей есть вода. Он быстро нашел подземный ключ (рыть надо было метров 20, зато воды было предостаточно). Потом о. Серафим указал на вырытую яму и попросил, нельзя ли найти источник воды поближе к ней. Лозоход нашел еще одно место — удобнее расположенное, чем первое, и сулящее еще больше воды. Потом обнаружил, где под землей сходятся два ключа (чуть выше по склону, за «библиотекой»), но место было явно труднодоступным. Еще с полчаса бродили они с о. Серафимом по монастырю: и за кладбище, и за Линдисфарн. Нашли еще несколько подземных источников, но менее мощных и более глубоких, чем у вырытого «пруда». Тем же часом о. Серафим по телефону договорился с умельцем по рытью колодцев и немедленно начал подготовку».

Итак, с благодатью священства неожиданно пришла и благодать животворящей воды. На месте будущего колодца поставили алтарный престол, перед иконой Богоматери «Живоносный Источник» читали молитвы, пели псалмы. Подъехало еще несколько паломников, в том числе сестра о. Германа с семьей. В церкви отслужили всенощную. В проповеди о. Герман просил всех горячо помолиться по столь значительному поводу — о рукоположении о. Серафима.

А поутру 11/24–го апреля 1977 года о. Серафим в присутствии сорока паломников был возведен в священнический сан. То было воскресенье жен–мироносиц, и трое из присутствующих справили именины: Мария, Соломония (Саломия) и Сусанна. Алексея Янга посвятили во чтеца. В тот день, наряду с женами–мироносицами, прославляли и св. Никодима — покровителя журнала Алексея.

Рукополагали о. Серафима во время Божественной литургии перед освящением Святых Даров. Он встал на колени, коснулся лбом престола и внимательно выслушал молитву о. Германа. Епископ же совершал хиротонию: возложил архиерейский омофор, руки свел над головой о. Серафима. Видно было, сколь он сосредоточен. Лицо покраснело, покрылось капельками пота. Отец Герман неотрывно смотрел на Владыку. Внезапно их взгляды встретились. «Одного жажду, — прошептал праведный иерарх, — передать. передать — и умереть!» Все Богоданные силы свои употребил он, чтобы передать апостольскую благодать и святость Оптиной.

Отец Герман, молясь, благоговел: перед ним человек, желающий возрождения истинной духовности христианства. И на излете жизни передающий следующему поколению то, что некогда Христос дал Своим апостолам. И нет ничего важнее!

Еп. Нектарий был слаб, стар и болен, его застращали и утеснили мирские люди, поставленные править неотмирным Телом Христовым. И сейчас перед этим старцем стоял на коленях тот, на кого Владыка возлагал большие надежды для будущего христианства. «Духовный голод», предсказанный его любимым соименным оптинским старцем, уже свирепствует в мире. Оттого столь редок и неповторим стоящий перед ним. Еп. Нектарий в одиночестве исповедовал истинный дух христианства. Земная жизнь давно превратилась для него в череду страданий и борьбы, переносимых из любви к Богу. Земной славы он не стяжал. Архиерейской власти, данной ему Богом, был лишен людьми. Да, он — слабый человек, и вместе с тем — живой Апостол Христов. И неотмирное, невыразимое словами владычество его неисповедимо передалось дальше — то были Сила и Свет Христовы. И ничто не способно прервать живой апостольской преемственности до скончания времен.