В рай можно войти только с другими

В рай можно войти только с другими

Душа чему-то противостоит -

безверью ли, тоске иль вырожденью,

но ей, как одинокому растенью,

в чужую тень склониться предстоит.

Олег Чухонцев.

М. крестилась в конце января, и вскоре наступил Великий пост.

«Тошно было, враг сильно нападал»…- «Каким образом нападал?» – «Известно каким, помыслами: сущий, мол, мрак это христианство, и без него люди живут. Тогда Господь меня и поманил: показал во сне рай. Там всё такое… зеленое и золотое; но главное: все любят меня и я всех люблю!».

Конечно, ничего совсем уж неожиданного нет в этом сне: как ни скудны в Священном Писании сведения о рае, все знают, что Царство Божие есть мир абсолютной гармонии, красоты, любви и правды. Но, дочери Евы, мы вожделеваем присвоить и съесть «приятное для глаз», стащив на землю. Господь окрылил нас стремлением к совершенству, «к почести вышнего звания», но мы, вслед за праматерью внимая посулам лукавого, выбираем лживое как боги и подобно ей, чрез магию запретного плода, ожидаем похитить что полагается по статусу богини. А что же приличествует богине? Властительство? Безмятежный покой? Всеобщее поклонение? Исполнение любых желаний? Или, как формулирует кошка Томасина, она же богиня Баст, в трогательной повести Гэллико, «у нас, богов, нет ни добра, ни зла, одна лишь наша воля»?

Поколение последних двух десятилетий, благодаря всеобщей примитивизации, похоже, вплотную приблизилось к кошачьему идеалу: читать разучились, музыкой считают Бритни Спирс, кинематографический супер для них дебильные американские комедии, а духовный Паоло Коэльо; нравственных тормозов не существует; иногда кажется, что остались одни животные инстинкты и простейшие потребности.

«Я нуждаюсь в гармонии больше, чем в еде, питье и сне», – признавалась одна весьма женственная женщина, певица и киноактриса Марлен Дитрих, выражая общую для нас жажду. Но гармония без Бога… не представляется ли нам стройный порядок мироздания, в центре которого Я, непреходящий объект любви и благодарности? Мироздание может быть урезано до семьи или ограничиться мамой, подругой и собакой, или даже одной собакой, но чтобы в центре обязательно Я. И тешимся иллюзиями, и всю-то жизнь заботливо рисуем, лепим и украшаем убогую цитадель, кукольный дом, населенный игрушками; пусть не настоящий, но он мой, он мне уютен, потому что я в нем хозяйка.

Воображаемую себя легко окружить воображаемой действительностью и наделить всеми воображаемыми возможностями и добродетелями; примерно так защищается от жизни романтичная Бланш Дюбуа из пьесы «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса. В воображаемом мире без каких бы то ни было усилий и трудов приобретаются красота и успех, богатство и слава, престиж и всеобщее восхищение. Мечтать не вредно, говорит поговорка; может быть, до определенного предела, пока человек считает мечту вершиной, которую предполагает одолеть. Но мечтательство греховно и вредно, когда основано на пассивных фантазиях и ложной самооценке; со стороны иллюзий: «Я да не смогу!?», а со стороны реальности – страшно выйти из тени: вдруг ничего не получится и призрачным надеждам придет конец, останется одна безнадежность.

Не по той ли причине столько женщин к сорока годам остаются одинокими и неприкаянными: избегают замужества, шарахаются от монастыря, бдительно охраняя детские грезы, в которых всё еще представляют себя писательницей вроде Дарьи Донцовой, певицей образца Ларисы Долиной, благодетельницей страждущих типа мать Тереза. А на самом деле в этой бессмыслице день за днем попусту расточаются ресурсы души. Личность в изоляции не собирается, не растет; питаясь только собой и собственными предвзятыми ощущениями, она остается незрелой, инфантильной, раздробленной и безответственной.

Отношения с человеком, любым, ближним, дальним, требуют внимания и заботы. Браки, например, распадаются потому, что никто не хочет страдать, наступая на горло своему эгоизму. Впрочем, страдают всё равно: сначала от укоров совести, потом от одиночества, от бесплодных сожалений.

Болезненные конфликты могут быть преодолены только за собственный счет, если решиться понести чужое бремя [116], пощадив мужа, ребенка, соседа, сослуживца, если принять огонь на себя. Избегая страданий, избегаешь, в сущности, подлинной жизни, подлинных отношений, а получаешь искусственное, измышленное существование при личных амбициях. Без конфликтов и внутренних противоречий живут только ангелы.

Привыкнув коптить небо без Бога, мы не ощущаем Его присутствия в мире и, если честно, нас это устраивает: когда Он далеко, мы вправе не считать наши пристрастия грехами и поступать согласно своим желаниям, надеясь создать рай здесь, на земле; очень и очень многие именно по этой причине откладывают свое обращение на потом, тянут до глубокой старости, хотя давно догадались, что Бог есть и ответ держать когда-нибудь придется.

Евангелие требует отказаться от общепринятого и приятного способа существования по прихотям, или по страстям, как их именует подвижническая литература; таково первое необходимое условие спасения. Страсть по-гречески пафос; от «пафоса» патология, болезнь; термин хромает, потому что позволяет трактовать «болезнь» как нечто внешнее, от нас не совсем зависящее: оступился – перелом, простыл – грипп, потеплело – давление, бес попутал – согрешил.

Психологическое понятие эговлечения выражает суть гораздо точнее, подчеркивая источник влечений-болезней-страстей: эго, Я; «яшка», говорил преподобный батюшка о. Алексий Мечев. Становится яснее, почему терпят неудачу попытки победить прежде чревоугодие, затем сребролюбие, а после ополчиться на тщеславие: эти головы принадлежат одному дракону, они быстро отрастают снова, пока не убит сам дракон, жаждущий для себя, гребущий под себя, живущий ради себя, денно и нощно соблюдающий свой интерес. Вот главный враг наш – эгоизм, по-православному самость. Эго, как какой-нибудь диктатор захватывает власть над человеком и, подобно раковой клетке подчиняя себе весь организм, губит жизнь безвозвратно.

Грехи наши сплетены в тугой клубок, и так срослись с самым существом, и так виртуозно прикидываются добродетелями -дифференцировать их непосильная задача. Ну например: когда от А. ушел муж, она быстро достигла 90 кг веса. Квалифицировать сие как невоздержание в пище глупо: утешаясь вкусненьким, она восстанавливала душевное равновесие. Б., наоборот, ушла от стареющего мужа-безбожника: нашла наконец повод избавиться от обузы; В., напротив, не уходит от мужа, сквернавца и развратника, рекламируя свое терпение по апостолу Павлу, а на самом деле трусит остаться без средств и привычного комфорта.

Наша интуиция прекрасно знает, что нам нужно и полезно, душа стремится к полноте и глубине, чистоте и правде, смирению и любви; но эго жаждет денег, сытости, развлечений, престижа и власти. Мы неистощимы в изобретении благословных оправданий: когда свет не мил, надо пойти купить хоть катушку ниток, хоть кусок мыла и получить облегчение; сребролюбие ли тут? Появились новые эпидемические женские болезни: «покупочная терапия», «шопинг», «тратоголизм», развивающиеся на почве эгоистической потребности немедленно утешить себя в случае психологического дискомфорта; «хорошее настроение можно купить!» – кричит реклама, и мы покорно штурмуем супермаркеты, чтобы нахватать кучу никому не нужных вещей и расстроиться пуще прежнего из-за собственной глупости.

Поздней ночью мать ждет не дождется сына; конечно, обзвонит все больницы и морги, верующая еще прочитает акафист, а если покается потом, то разве в маловерии. А в сущности в этот момент она судорожно оборонялась в страхе: если что… то как же я?! И спешила успокоить себя, любимую. После разрыва с женихом Н., жестоко страдая, уехала из родного города, с глаз долой; мать, не терпя разлуки, ежедневно терзала ее звонками и жалобами: «У меня был сердечный приступ! скорую вызывали!».

Живет на свете Г., совершенно непроницаемая для критики и самокритики, каждое воскресенье исповедуется и причащается, считает этот «график» своим неукоснительным правом, гарантирующим систематическое поступление благодати. Закончила богословские курсы; духовник отговаривал, но она металлическим голосом возразила: «Ну уж в этом никак не могу с вами согласиться!». Г. целеустремленно управляет своей жизнью, решительно сметает все возможные препятствия, сходу отвергает все возражения; складывается впечатление, что в церковь она ходит, чтобы закрепить стабильность житейского благополучия и обезопасить себя на самом высоком, небесном уровне; она всегда настороже, в обороне, напряжена, снедаема внутренним мраком, т.е. находится в прелести.

Обычная женская реакция на чужую беду: «Ах, я так расстроилась!». Мы всегда готовы проявить сострадание: какой благородный повод покрасоваться в центре событий без всякого ущерба, а то и с прибылью для собственной гармонии.

Греческое определение Церкви «экклесия» означает «собрание всех вместе в единство», единство верующих во Христе с Богом и между собой, в противополжность падшему миру, где грех разделяет людей; «возлюбим друг друга!» этот возглас за каждой литургией выражает самую суть церковной жизни. Ужасным извращением следует считать уход в этакую индивидуалистическую «духовность»: исповедь, например, сводить к поводу «излить душу», с упоением вещать о своих мнениях и недоумениях, о семейных, служебных, социальных «трудностях», пожаловаться на одиночество, на «плохих» окружающих, на условия быта, толкающие ко греху, выплеснуть мрак накопившейся злобы и утопить в мелочах главное, ради чего установлен чин покаяния: осознание собственного эгоцентризма, теплохладности и вследствие этого оторванности от Источника благодати.

Чтобы встретиться с Богом, нужно выйти из себя, выцарапаться из этой глухой, без окон и дверей, темницы, где тебя никто никогда не найдет! Моллюск в раковине, возможно, не желает, чтоб его беспокоили, но жемчужина образуется только потому, что его мантию раздражают посторонние частицы.

…Свой сон о рае М. Л. поняла так, что Господь определит нас «по интересам», по сродству душ, в теплые компании, и лишь лет через десять осознала: там, у Него, просто нет эгоистов!

О том же говорил А. С. Хомяков: в ад каждый идет сам по себе, а в рай можно войти только с другими.

Пока не научимся смотреть внутрь себя, мы подвержены соблазну вести злорадное наблюдение за другими прихожанами и заключать с удовлетворением: они не лучше, а то и хуже меня. Такая позиция в высшей степени неплодотворна! Ко Христу ведь идем, а не к соседям, а у Него нет недостатков.