Зачем Вирсавия красна лицем была!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Зачем Вирсавия красна лицем была!

Я спрашиваю: неужели ты, безумная, рада

Тысячелетьями глотать обиды и раздавать награды?

Ольга Седакова.

Кажется, прошли времена, когда женской психологией занимались преимущественно мужчины, когда доминировали андроцентристские взгляды, т.е. нормативом считалась особь мужского пола, а критерии, по которым человечество издревле оценивало свою «прекрасную половину», исходили из соответствия или несоответствия заданному стандарту и отражали вкусы законодателей.

Живучая идея, что женщина это неполучившийся, ущербный мужчина, принадлежит Аристотелю; впоследствии с ним, хоть и не до конца, соглашался Фома Аквинский, объяснявший рождение людей «с большим содержанием воды», т.е. женщин, влиянием влажных южных ветров и ливней. Развратные афиняне сожалели, что нельзя иметь детей, обходясь без женщин. Руссо утверждал, что женщина ни на миг не способна почувствовать себя независимой, она существует с единственной целью нравиться и быть полезной мужчинам, она нуждается в руководстве, внушающем страх и развивающем покорность; тогда выявляются ее естественные прелести и она становится кокеткой-рабыней, соблазнительной и желанной для мужчины, вздумавшего ненадолго отвлечься от серьезных дел [15].

Шопенгауэр, не ладивший с матерью, распространил ее черты на всех женщин и обличал их несправедливость, обусловленную «недостатком разумности и сообразительности; они, как слабейшие существа, одарены от природы не силой, а хитростью: отсюда их инстинктивная хитрость и непреодолимая наклонность ко лжи». Он приписывал «номеру второму человеческого рода» ну просто все возможные пороки: слабый разум, духовную близорукость, легкомыслие, обезьянство, хитрость, недостаток сообразительности, притворство, и даже манию воровать в магазинах [16]!

Мужчины придумали немало образов, отражающих неодолимое влечение к женщине и одновременно болезненное опасение встретить в ней свою погибель: Лорелея, сирены, валькирии, парки, эринии, Цирцея, Кармен, русалки; чрезвычайно яркое воплощение мужских страхов – «Она» в повести Хаггарда, «та, которой подвластно всё», прекрасная, неистовая и беспощадная. Еву обвиняли в изгнании из рая, Елену в Троянской войне, Клеопатру в крушении Рима, а женщин Спарты в упадке государства, поскольку, пользуясь правами на приданое и наследство, они обладали излишней свободой и властью. Древнегреческий поэт и драматург Гесиод усматривал хитрость и коварство женщин в том, что они, намеренно став в подчиненное положение, заставили кормить себя и приобрели множество выгод и даже господство.

На Руси XVII века чрезвычайной популярностью пользовалось произведение под названием «Беседа отца с сыном о женской злобе»; к числу «святых, пострадавших от неистовства женского», неизвестный автор относил Ноя, жена которого якобы разгласила тайну, из-за чего ковчег «рассыпася», Лота, падшего с «лукавыми дщерьми», разумеется, Иосифа Прекрасного, Сампсона, пророка Илию, Иоанна Предтечу, Иоанна Златоуста, но также и Давида – зачем Вирсавия «красна лицем» была! и Соломона, обольщенного иноплеменницей «поклонитися идолу» [17]. В европейской литературе XVI – XVII веков фигурировали коварные соблазнительницы, расточительницы, сварливые мегеры, колдуньи и склочницы.

Быть может, есть некоторая правда в этих обличениях, особенно если оценивать их, содержа в памяти древнего подвижника, который платил за то, чтобы его ругали. Однако становятся понятны причины укоренившихся в женской душе «болей и обид», породивших лукавую манеру жалеть себя и желать реванша за многовековое угнетение. А. Стриндберг, оправдывая собственную неприязнь к противоположному полу, признавался, что женщины вечно унижали и третировали его.

В начале ХХ века чрезвычайной популярностью пользовалась книга «Пол и характер» [18]; ее авторОтто Вейнингер смачно цитировал: «китаец, если спросить его о детях, перечислит только мальчиков» и с научной безапелляционностью утверждал отсутствие у женщины души, интеллекта, совести: она неспособна мыслить, аморальна, живет бессознательно, и т.д. и т.п. Его. концепции родились под воздействием модных в то время провокационных парадоксов Ф.Ницше, типа «ты идешь к женщине – не забудь взять с собой плеть»; подобные хлесткие афоризмы имеют успех и доныне, по-видимому, оттого, что тешат нереализованные притязания «укротителей»; однако воинственная поза иллюстрирует не силу, а слабость: «чем же иначе, как не растерянностью, можно объяснить попытку силового решения проблемы» [19].

Идеи Вейнингера широко обсуждались в России; поэт В. Князев ответил гневным стихотворением «Ему и ему подобным»:

Рожденный женщиной на женщину клевещет!

Бичует мать свою на площади бичом,

И пьяная толпа, ликуя, рукоплещет!

И восторгается уродом-палачом, и т.д.

Отзыв В.В. Розанова значительно короче: «Из каждой страницы Вейнингера слышится крик: «я люблю мужчин!»; ну что же, ты – содомит. На этом можно закрыть книгу» [20].

По всей вероятности, женоненавистничество, время от времени всплывающее из глубинных недр мужской психологии, объясняется потребностью компенсировать собственные комплексы. Современный исследователь приводит причины этого распространенного синдрома; во-первых, непонимание: черно-белые оценочные стандарты типа: умный-глупый, добрый-злой, ленивый-трудолюбивый к женщинам неприменимы, в них как-то существует всё сразу и приводит в замешательство любителя четкости и порядка. Затем, страх потерять свободу, страх столкнуться с изменчивостью женской природы, т.е. с неверностью, страх подвергнуться наказанию, объясняемый детской логикой: мама ставила в угол, следовательно, все женщины бяки. Потом, мужчина по традиции претендует на главенство и право сильного, иногда без всяких оснований, но при том, увы, не готов к адекватной ответственности, и еще много другого, всего 17 пунктов [21].

Критика нередко руководствуется тактикой упреждающего удара: когда обличаешь другого, свои прегрешения и ошибки вроде как сокрываются в тени. Часто женщина выполняет роль объекта для битья; формулируется, как в дешевых детективах, шерше ля фамм! Во Франции, освобожденной от немецкой оккупации, мужчины, не сумевшие в 1940-м исполнить воинский долг и защитить родину, в 1945-м преследовали по всей стране морально нестойких женщин, уличенных в преступной связи с врагом, позорили их, стригли наголо, водили раздетых по улицам, отдавали под суд, тем самым, очевидно, желая вычеркнуть из истории собственное малодушие и трусость.

Ничего подобного не обнаруживается со стороны слабого пола: за исключением излишеств, изредка допускаемых в пылу полемики, даже оголтелые феминистки до недавнего времени выступали против половой дискриминации, а не против мужчин и их пороков; литературные образы безмозглых красавцев, корыстных растиньяков, коварных соблазнителей, жестоких мужей и ленивых дураков начертаны преимущественно мужским, а не женским пером.

Конечно, женщины пытались отбиваться, иногда пользуясь теми же приемами: например, в XVII веке в Венеции выщло в свет сочинение под названием «Благородство и превосходство женщин и недостатки и несовершенства мужчин»; случались у «опасного пола» и защитники: так, французский литератор XVI века шевалье де Лескаль издал трактат под красноречивым названием «Знаток женщин, который утверждает, что они более благородны, более совершенны и во всем более добродетельны, чем мужчины»; автор вкладывает в уста Бога такие слова: «вы – лучшее из творений, созданных Моими руками, как по форме, так и по содержанию» [22].

Однако шире распространены иные оценки, а мы, при нашей впечатлительности, в той или иной степени воспринимаем их всерьез, заражаемся ими, приспосабливаемся к ним и привыкаем считать эти измышленные стандарты своей настоящей природой. «Комплекс неполноценности приобретает у женщины форму стыдливого отказа от своей женственности, – писала Симона де Бовуар в известном исследовании «Второй пол», – место отца в семье, повсюду встречаемое преимущество мужского пола, воспитание – всё убеждает ее в идее мужского превосходства» [23].

Между прочим, укоренившиеся предрассудки ограничивают оба пола, жестко предписывая заведомо распределенные роли: мужчина числится человеком, он обязан мыслить рационально и практически, а женщина отклонение от нормы, она мечтательна и непредсказуема, что с нее взять; мужчина двигатель и опора цивилизации, а женщина изящное, загадочное создание, прекрасное, но слабое, пассивное и нуждающееся в защите; мужчине не пристало проявлять эмоции, поэтому он стесняется «женских» ощущений: проявив, например, сострадание, восторг, умиление, он спохватывается: ой, что это я разговорился (растрогался, расплакался), как женщина, т.е. пал, унизился, изменил активному, героическому, руководящему статусу; реклама масс-медиа диктует сильному полу интересоваться автомобилями, мобильниками и пивом, а женские пристрастия сводит к стиральному порошку, косметике и майонезу.

До недавнего времени считалось, что поскольку вес и объем головы у мужчин больше, стало быть они умнее, однако наука не обнаружила зависимости умственных способностей от массы мозга, более того, как выяснилось, пресловутых извилин у женщин больше и они более правильной формы. Наука сегодня утверждает также, что если мужчины пользуются главным образом правым полушарием, то женщины эффективно используют оба, вследствие чего обладают большей проницательностью и способны уловить тончайшие нюансы чувств, например, ловко отличая истинные побуждения людей от произносимых ими слов. «Рассуждая о море, я высказался в духе Екклезиаста, – записал обескураженный философ (Сиоран). – И каково же было мое удивление, когда, выслушав мою тираду об истерии волн, она обронила: «нехорошо это, умиляться над самим собой». Надо заметить, в большинстве случаев умная собеседница на чистую воду выводить не станет, разве помыслит в себе, как одна знаменитая дама: «он говорит со мной, словно я полный зал народу».

Не довольствуясь ролью, по Ницше, «игрушки для отдохновения воина», женщина на протяжении веков исподволь пытается утверждаться: используя отпущенные природой средства, она, подобно библейской Далиде, распознав слабости «повелителя», покоряет его и властвует над ним, вследствие чего презирает. В начале ХХ века эпоха вывела на сцену женщину-вамп: роковая, загадочная, демоническая, хищница, повелевающая толпой поклонников, царила на экране, а иногда и в жизни, воплощаемая Астой Нильсен, Тедой Бара, Матой Хари, Марией Будберг, Лу Андреас-Саломе.

Претендуя на свободу, женщина, обладающая умом и талантом, не видела иного способа отвоевать место под солнцем, кроме как во всем подражая мужчине; при этом всегда выглядела выскочкой и изгоем: Жорж Санд вызывающе курила, носила мужскую одежду и, презирая условности, демонстрировала весьма свободную, даже по сегодняшним меркам, мораль. В России еще в XVIII веке пензенская дворянка Катерина Алексеевна, к ужасу благочестивых соседок, погоняла тройку лихих коней, стоя на телеге в шапке набекрень, играла на бильярде и курила трубку. Тем же способом доказывали твердость характера наши императрицы Елизавета, Екатерина II, Анна Иоанновна: одевались по-мужски, ездили верхом и стреляли в цель из ружья [24].

В бессмысленном противостоянии полов терпит поражение всё человечество; не столько потому, что женщина не справляется, сколько потому, что, претендуя на чужую ношу, она бросает собственную, изменяет своему призванию, утрачивает женственность, ругается над материнством.

Говорят, правоверный еврей ежедневно молитвенно благодарит Бога, что не создан женщиной, также и мусульманин; Кант утверждал, что ни один мужчина не желает стать женщиной; мужское единодушие объясняется, конечно, незавидным социальным положением женщины. Зигмунд Фрейд разгадывал загадки прекрасного пола исходя из обделенности, ощущаемой, по его науке, каждой женщиной с того момента, когда она впервые обнаруживает отсутствие у себя органа, деятельностью которого прославленный ученый разрешал вообще все тайны человека и мироздания. На самом деле вся якобы научная психоаналитическая картина женского развития ни на йоту не отличается от типичных представлений мальчиков о девочках [25].

Ах, если бы мы больше доверяли живой жизни! «Когда я рожала, – рассказывает Л., – я словно участвовала в таинстве, непостижимо высоком таинстве… Я обливалась слезами благодарности, хотя, конечно, дура была и не понимала, Кого надо благодарить… С тех минут я никогда, никогда больше не завидовала мужчинам. Подумать только: им такое великое чудо не дано!».

Некоторые психологи, и не только женского пола, высказывают догадку как раз о мужской зависти, которая служит, возможно, главным стимулом в формировании культурных ценностей: может быть, невероятная сила импульса мужчины к творчеству в любой области объясняется сознанием относительной незначительности собственной роли в сотворении живого существа, что и подталкивает его постоянно к сверхкомпенсации за счет других достижений [26].