Скажи мне, Господи, путь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Скажи мне, Господи, путь

Если сердцу – хоть одному -

Не позволю разбиться -

Я не напрасно жила!

Если ношу на плечи приму -

Чтобы кто-то мог распрямиться -

Боль – хоть одну – уйму -

Одной обмирающей птице

Верну частицу тепла -

Я не напрасно жила!

Эмили Дикинсон [171].

В Японии говорят: мужчина главный, а женщина верховодит.

Многие десятилетия ученые мужи, измеряя все части тела женщины, делали вывод, что она всего лишь недоразвитый мужчина и в силу этого дефекта не способна достичь успеха ни в точных науках, ни в технике, ни в искусствах, словом, ни в чем, что мужчины ценят превыше всего, как блага цивилизации.

С той же дотошностью женщины на Западе десятилетиями доказывают, что они точно такие же, как мужчины, могут всё, что могут мужчины, не нуждаются в снисхождении и считают попытки помочь нести чемодан, открыть дверь, уступить место в автобусе обидным проявлением мужского шовинизма [172]. Странно, что в гендерных квотах, т.е., например, в предоставлении женщинам престижных должностей только из соображений политкорректности, феминистки унизительной для своего пола дискриминации не усматривают.

«Я всегда подозревала, что быть мужчиной – это так скучно»,произносит одна из очаровательных старушек Агаты Кристи. И проницательный немецкий философ Рудольф Герман Лотце догадался: «Едва ли существует что-либо такое, чего не мог бы понять женский ум; но есть очень много такого, чем женщин никогда нельзя заинтересовать» [173]. Те из нас, кто несет бремя своего пола без отвращения, согласятся: Ева значит жизнь, и дочери ее рождаются не для тленных пустяков; не отдавая себе в том отчета, они на какой-то глубине непостижимым образом с самого раннего возраста знают о своем предназначении рождать и охранять жизнь, как драгоценное Божие достояние, и ценят лишь те аспекты земного бытия, которые служат этой великой цели.

Видимо поэтому женский организм, как подтверждают новейшие исследования, обладает более высокой жизнеспособностью и запрограммирован на более длительное функционирование; девочки меньше подвержены врожденным заболеваниям, быстрее развиваются, гораздо реже, чем мальчики, страдают задержками умственного развития, аутизмом и заиканием [174].

Глупо, поддаваясь на дешевые провокации, подозревать, что при раздаче евангельских мин нас обошли. Просто Господь наделил нас специальными талантами, для особенного служения Ему; Он одарил нас гораздо большей по сравнению с мужчинами гибкостью, умением «падать на четыре лапы», талантом выкрутиться в любых обстоятельствах, готовностью всё начать с начала; мы гораздо реже мужчин страдаем болезненными амбициями, совсем чужды наполеоновских комплексов, легко идем на компромисс и проще принимаем поражение, к тому же умеем еще и облагородить, поэтизировать любую ситуацию, найти в ней хорошее. Словом, мы сильнее, не физически, а психологически.

В разные времена литература навязывает нам свой идеал, то возвеличивая хрупкую и безответную тургеневскую барышню, casta diva, чистую богиню, то, наоборот, толкая останавливать на скаку коней и тушить горящие избы, к чему мы явно не предназначены [175]. Фридрих Энгельс первой предпосылкой освобождения женщины считал привлечение всего женского пола к общественному производству и уничтожение моногамии. Немало и других, по выражению Ницше, «ученых ослов и тупоумных развратителей женщин» советовали «отделаться от женственности и подражать всем тем глупостям, какими болел европейский мужчина» [176].

Поруганная, растоптанная женственность мстит иногда очень жестоко. Великий математик Софья Ковалевская (1850 – 1891) пробила, как говорится, лбом стену, путем фиктивного брака вырвалась на свободу, смогла реализовать свой талант, получила премию французской академии за решение сложнейшей задачи о вращении твердого тела, удостоилась почестей при жизни и громкой славы по смерти, но достижения эти оплачены дорогой ценой: она страдала от одиночества, чувствовала себя опустошенной и подавленной: любимая наука не терпела соперников, ради нее пришлось пожертвовать тихими семейными радостями и всем, что называют личным счастьем.

Кажется, уже отпала нужда доказывать, что женщина может всё. Однако нужно ли ей это всё? Оказывается, борьба за какие-то политические права, начальственные должности, рабочие места и равенство с мужчинами интересует не многих честолюбиц (фу, и слово-то не звучит!), тем более что в суете мы рискуем упустить гораздо более драгоценное право: управлять миром, используя удобные рычаги, вложенные в слабые женские руки самим Создателем.

Но сознаем ли мы, к чему призваны? От этого зависит, обретем ли мы твердую почву под ногами, избрав правильный, соответствующий нашей природе способ существования, или пребудем до смерти бестолковыми курицами, откладывающими яйца где угодно, кроме собственного гнезда.

Начнем с начала. Адам, заливаясь слезами, всё стенает о потерянном рае, а Ева… ну поплакала; да ведь дитя под сердцем; кругом пустыня, ночью холодно, и поесть бы не мешало. «Дорогой, – осторожно приступает она, решившись прервать его покаянный плач низменной прозой, – Бог не мог оставить нас без пищи! Что-нибудь растет же тут съедобное; может, вон те, как их? Ах кактусы! Какой ты умный! И нужно поискать пещеру…» – «Ага-а, всхлипывает он, – стемнело уже… и кактусы колючие»! – «Любовь моя, – ласково шепчет она, – ты ведь создан самым храбрым, самым сильным, ты венец творенья! Пожалуйста, иди, ты сможешь»!

И так во все века. Земля и по сей день рождала бы одни тернии и волчцы, мы ходили бы в шкурах, ели сырое мясо и царапали птичек на обглоданных костях, если бы женщина, ради украшения быта и облегчения домашних хлопот, не стимулировала все эти гениальные изобретения и достижения цивилизации, неустанно направляя мужчину к деятельности, то подстегивая похвалой, то больно ударяя по самолюбию. Она беспрерывно теребит его, ест поедом, поощряет лестью, чего только ни придумывает, чтобы будить от сна, которому он так и норовит предаться. Поэтому женщинам карьера дается труднее, пошутила одна журналистка, ведь у них нет жены, которая неустанно толкала бы вперед.

Вот анекдот: новоизбранный депутат Госдумы с супругой входит в VIP-дом смотреть предоставляемую квартиру, и вдруг жену окликает маляр, докрашивающий лестничную клетку: оказывается, они были влюблены друг в друга, когда учились в школе, и он даже делал ей предложение. «Если б не я, – самодовольно усмехается депутат – ты бы стала женой маляра!»; «Ну вот еще! – возражает она – если б я вышла за него, сейчас он стал бы депутатом Госдумы!».

Мужчина, как бы низко ни пал, найдет, на ком выместить свою ярость, агрессию, отчаяние: для этого всегда при нем жена; она всегда готова сократить себя до нуля, свести на нет, чтобы он, хозяин, глава, царь же природы! – по контрасту выглядел покрупнее. Ярых феминисток болезненно раздражает именно эта функция: служить, по выражению Вирджинии Вульф, зеркалом, увеличивающим мужчину в восемь раз: «В мире жестких и сильных личностей без зеркал не обойтись, – писала она. – Потому Наполеон и Муссолини и настаивают на низшем происхождении женщины: ведь если ее не принижать, она перестает увеличивать» [177].

Кому-то лестно воображать себя Стенькой Разиным, лихо бросающим персидскую княжну в надлежащую волну на виду у таких же сорвиголов, настоящихмужиков, но это всего лишь такая игра в супермена, ничего страшного. На самом деле мужчина склонен к зависимости от женщины, в том смысле что всегда ждет поощрения от нее, по детской привычке желая услышать: «молодец! мама любит тебя!». Он верит в свою успешность только когда какая-нибудь женщина нахваливает его. «Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают» – таким рецептом покорения сердец делилась неотразимая Лиля Брик. Дай Бог, чтоб нам хватало душевной щедрости и благородства мириться с его превосходством; что страшного в том, чтобы умалиться, признав действительное преимущество мужчин в силе, целеустремленности, объективности.

Авторство, первенство – суета и дым; в конечной инстанции важен результат, вкупе с чистотой намерений. Вон пушкинская Татьяна: ведь всё дышит и живет ею, в ней высота и глубина, в ней основательность, в ней надежда; и что из того, что роман называется «Евгений Онегин»! Орфей без Эвридики, да разве он один, строки не мог родить; нуждалась ли она подкрепить этот факт самоличной росписью на пергаменте? Платон в «Пире» противопоставляет Орфею некую Алкестиду: она решилась умереть за своего мужа, и боги, восхитившись таким поступком, отпустили ее из Аида, в то время как малодушный Орфей просочился туда живым, убоявшись принять смерть из-за любви.

В русских народных сказках женскому началу принадлежит центральная руководящая роль: мудрость олицетворяется вещей старухой (бабой-ягой, бабушкой-задворенкой), обладающей властью над зверями, птицами, рыбами и гадами морскими, или столь же всевластной вещей невестой, красной девицей, Ненаглядной Красотой, прилетающей из дальних стран птицей, уточкой, голубицей; герой же, Иванушка-дурачок или Иван Царевич, объявляется суженым. Наученныйпохитить ее крылья [178]; он, известно, выходит в победители, но только потому, что всю мыслительно-организационную часть, разумеется тайно, берет на себя Василиса (Елена) Премудрая (Прекрасная).

Так сознаем ли мы, к чему призваны? Нам предстоит, независимо от семейного и социального положения, осуществить в совершенной полноте божественный дар материнства, жалея, воспитывая, баюкая, вразумляя и терпеливо доводя до Отчего дома всех детей Божиих, ближних и дальних, всех, кого Промысл втягивает в орбиту нашего бытия, и тем самым служа долгу перед Богом, перед собственной личностью, перед отечеством, перед человечеством наконец. Столь ответственная роль предполагает необходимую власть в своей семье или там, где ты поставлена; требует вдумчивости, сосредоточенности, собранности. Будем дорожить господством на том пространстве, которым обладаем: дома, на работе, в качестве сестры, жены, матери вынянчивая в братьях, мужьях и сыновьях высокие стремленья, правильность и спасительность которых испытана всей историей человеческого рода.

Но как же похищенные крылья, сказочный символ нашей свободы, таланта, творческого полета? Очевидно, с ними приходится поступать, как поступали испокон веку: приносить в жертву. Императив этот трудно воспринимается в наши дни, когда даже невинный младенец, только начинающий познавать мир, избирает из океана звуков для первого лепета не какие-нибудь иные слова, а «мне», «моё», «дай». Впрочем, и веком раньше одна матушка, жена священника, в беседе с духовником трепыхалась: «Жить для других?! Но почему?». «Потому, детынька, – кротко отвечал он, а это был преподобный Алексий Зосимовский, – что только так ты найдешь покой». Покой на языке святых означает довольство совести, когда в исполнении Божьего закона обретаешь твердую почву под ногами, ясный смысл бытия и наслаждение жить правильно.

Женственность рифмуется с жертвенностью; ей свойственно отдавать все силы объекту любви; если бы не сдерживающее присутствие женщины, мир давно бы погиб под собственными ударами, даже обладай мужчина способностью вынашивать детей, как сегодня уже предлагают некоторые генные инженеры [179]. Сожалеть ли о похищенных крыльях? Да ладно; быть может, в вечности, по свершении земного пути Господь их возвратит, у Него ничего не пропадает.

Дж. Мильтон в «Потерянном рае» излагает любопытную версию одного из событий при создании мира. Когда только что сотворенная Ева, пробудившись к жизни, направлялась к Адаму, на пути ей встретилось тихое озеро; склонившись над его зеркальной гладью, она увидела прекрасное отражение и, в восхищении от собственного облика, не могла, не хотела оторваться, пока не отрезвил ее голос Бога:

…Вперед ступай, тебя Я провожу,

Не тень обнимешь ты, но существо,

Чье ты подобье. Нераздельно с ним

Блаженствуя, ты множество детей,

Похожих на тебя, ему родишь,

Праматерью людей ты наречешься! [180].

То есть человеческий род начался с некоторого жертвоприношения; Еве пришлось выбирать: жить ради себя, любуясь собой и наслаждаясь идеальной гармонией – или пойти за «Вождем незримым» и стать матерью человечества. Заметим кстати, встретив Адама, мильтоновская Ева отпрянула в первый момент, ибо он, при всей привлекательности, не мог сравниться в нежности и совершенстве с отражением на поверхности воды.