Шествие разрушителя
Шествие разрушителя
Единство, – возвестил оракул наших дней, -
Быть может спаяно железом лишь и кровью.
Но мы попробуем спаять его любовью,
А там увидим, что прочней.
Ф. Тютчев.
Когда-то поэт высказал утверждение, «что на земле давно матриархат»; но стихотворение, написанное полвека назад, называется «Бьет женщина»: «героиня» его мстит в числе прочих обид и за этот самый латентный «матриархат», означающий для нее непосильный груз мужества, с ответственностью за всё на свете. А женщине, как ни странно, все еще хочется «к кому-то прислониться», укрыться от бурь за мужем, как за каменной стеной, под защитой, побыть иногда избалованной, изящной, нежной, в счастливой беззаботности.
Существование в какие-то там незапамятные времена матриархата, (или гинекократии, или «материнского права») наукой не доказано: ученые мужи небрежно роняют, что если такая эпоха и была, то плоды ее неудачны, поскольку история о них умалчивает. Так же сомнительны мифы об амазонках, всем известные с детства: помните, победа над их царицей Ипполитой зачлась Гераклу девятым подвигом; в «Илиаде» упомянута «рать мужам подобных» амазонок, воевавших на стороне троянцев; о бесстрашных воинственных девах, совершавших набеги из Скифии, рассказывают Геродот, Эсхил и Климент Александрийский; предания Африки, Азии и Южной Америки также содержат легенды об агрессивных женских племенах. Однако никаких литературных или иных достоверных свидетельств их культуры не сохранилось [222], поэтому признать реальность амазонок всё равно что признать живых кентавров, с которыми они сражались.
Но современный повышенный к ним интерес, конечно, не случаен, тем более что распространен на бытовом уровне: один отец обзывает непослушную дочку амазонкой; древний образ стал символом женского своеволия, вызывающей самостоятельности, излишней активности. Действительно, женщины все чаще воспринимают замужество как лишнюю обузу и предпочитают бессемейность ради независимости. Такова тенденция, похоже, характерная для всех страневропейской цивилизации: статистика 2007 года показала, что большинство женщин США незамужние; до небывало низкой отметки упало число заключаемых браков в Великобритании. В последние десятилетия устремления и взгляды женщин стали мало чем отличаться от мужских и теперь они слишком заняты карьерой, чтобы тратить время на домашнюю рутину и заботы о детях [223].
Ошибка современного феминизма в том и состоит, что в конечном счете все явления жизни воспринимаются на мужской манер: правила и порядки, внедренные мужчинам и для мужчин, хотят распространить на женщин и тем самым сделать мир совсем уж плоским и односторонним. Какое же это равенство – тратить все силы на маскировку под какого-то усредненного мужика, унисекс, к которому так стремятся в Америке; «коридоры власти», деловой мир принуждают прятать эмоции, душить свою сущность, приспосабливаясь к чужой шкуре, к чуждой воинственности, юридической изворотливости; уравниловка вместо вожделенного освобождения оборачивается новыми оковами и двойным гнетом для женщины, которая вряд ли когда-нибудь откажется от преимущественного своего права и призвания, материнства.
Вместе с неприятным термином «выживание» в моду вошел образ «сильной женщины»: у нее есть образование и профессия, она самостоятельная, решительная, целеустремленная, материально независимая, меняет бойфрендов как перчатки, рассчитывает только на себя, водит машину, чаще красного цвета: «красное платье и за реку видно», разбирается в компьютере и строительстве, курит, пьет неразбавленное виски, не лезет в карман за грубым словом, слез не льет, не жалуется, и за все за это ее зовут бизнесвумен, акулой и стервой. Развязные суперделовые дамы, чуть не наголо стриженные, во всем сравнявшиеся с мужиками, публично козыряющие половой распущенностью, всегда в брюках, даже старые, даже в церкви, знали бы они, чьё вызывают ликование!
«Шествие разрушителя» – так называлась маленькая брошюрка, изданная Н.Н. Рышковским в Зарайске в 1909 году [224]. Книжечка эта дорогого стоит; неважно,описал автор подлинное видение или сочинил его ради литературного приема; спустя столетие потрясает точность, с какой он предсказал развитие событий. Тогда, в начале XX века, Люцифер, обессиленный Крестом и скованный в преисподней, призвал свои легионы на последнюю брань с кротким Агнцем. Он дал им «новую силу черной змеи»,силу внушения, и начертал всестороннюю программу борьбы с христианством. «Он бросил в наступление науку и технический прогресс, чтобы избавить людей от бремени физического труда и сбить их в любопытную толпу, жаждущую новизны и развлечений» – сбылось. Он «пустил в моду Маркса, социализм и пролетариат, чтобы ослепить человечество мечтой о поголовном равенстве и земном благополучии» – сбылось; он «спутал понятия, убедив многих, что отнять, ограбить и убить ради всеобщего счастья есть доблестный подвиг храбрости» – еще как сбылось. Он потребовал «от своих слуг и особенно игривого Эрота внушать юношам прельщение к похоти и наслаждению вместе с отвращением к браку, угнетающему личность, налагающему тяжелые узы долга» – сбывается, охватив теперь и женскую половину человечества.
«Мы не одни, – возглашает сатана, – на нашей стороне мужской пол, и он поможет нам обделать дело!». Пронзительным «ура!» оглашается ад, хохочет диавол, но вдруг корчится, как от сильной боли: «есть одна самая неприступная крепость: женщина-дева и женщина-мать; если не возьмете, не покорите этой твердыни, всё напрасно».
Автор «Законов Паркинсона» объясняет, почему в человечестве сложилась традиция спасать и охранять детей и женщин [225]: когда мужчины гибнут на охоте, тонут на рыбалке или, добавим, бомжуют на помойке, оставшихся вполне хватает на племя: прирост населения прямо зависит лишь от численности женщин. Так же прямо будущее планеты людей зависит от душевного устроения женщин, от их готовности рожать детей, обихаживать мужей и неусыпно поддерживать огонь домашнего очага. Вот почему диавол так интересуется нами: сталкивая в порок и грязь всего одну из нас, он предвкушает болезнь и смерть длинной цепи поколений.
Победу над женщиной Люцифер называет выдающимся, небывалым в его культурных приобретениях вызовом Предвечному. Он учит своих клевретов настойчиво внушать женщине извращение идей материнства и целомудрия, и тогда светоносная красота ее души, хрупкое обаяние и утонченная привлекательность пропадут сами собой.
Сто лет спустя нельзя не признать, что враг весьма преуспел в реализации своих планов. Женщины достигают предела распущенности в публичном обнажении, не только на пляже, подиуме или в стриптиз-баре, но и на рынке, в офисе, на улице. Теперь, наверно, мало кто способен оценить жертвенный подвиг леди Годивы из поэмы А. Теннисона: ее жестокий муж пообещал пожалеть подданных, поставив условие: «…ступайте по городу нагая – и налоги / я отменю»; жители, глубоко почитая графиню, смягчили ее позор: все сидели в домах с закрытыми ставнями, лишь некто,
Чья низость в этот день дала начало
Пословице, он сделал в ставне щелку
И уж хотел, весь трепеща, прильнуть к ней,
Как у него глаза оделись мраком
И вытекли, – да торжествует вечно
Добро над злом [226]…
Нет больше тайн! Редкий фильм обходится без «обнаженной натуры», откровенные сцены разыгрываются на театре, о телевидении что и говорить; в публичных концертах участвуют детсадовского возраста накрашенные девочки, уже приученные ритмично крутить попками, прихлопывая в ладоши; им делают замысловатые прически, шьют декольтированные бальные платья по взрослым фасонам, разрешают подводить глаза, удлиннять ресницы, красить губы, покрывать ногти ярким лаком.
О свойствах страсти рассуждают теперь просто, по-деловому, не выбирая слов: главное – развлекаться и наслаждаться; удовольствие полезно, все любят приключения, «контакты» укрепляют связи между людьми, улучшают «качество жизни», счастье в том, чтобы удовлетворять любые возможные желания и инстинкты.
В телевизионной программе
Писателя Виктора Ерофеева
Писательница Мария Арбатова
Заявила буквально следующее:
«Стыдно
(Или даже она сказала «преступно»?)
Внушать детям, что Татьяна Ларина
Поступила правильно!»;
В смысле – надо было наставить генералу рога
И предаться безумию страстей…
Я это слышал собственными ушами
И видел глазами.
Похоже, любезный читатель,
Совсем уже скоро
Прелюбодеяние будет вменяться
В прямую обязанность
Всем уважающим себя женщинам.
(Тимур Кибиров).
Писательницы состязаются в бесстыдстве, во всех подробностях расписывая эротические сцены, началось с Франсуазы Саган, не отстают и современные наши, например, Л. Улицкая, позиционирующая себя православной. Открытым текстом обсуждается равночестность однополых «браков»: а как же, любовь всегда права! -в числе их сторонников оказываются даже некоторые протестанты, т.е. верующие, записные знатоки Библии, на страницах которой гомосексуализм отвергается безусловно. И уже поговаривают, что Содом и Гоморра осуждены всего лишь за нарушение закона гостеприимства.
Без Бога все мы оказываемся марионетками, послушно исполняющими злую волю. И надо признать: в первую очередь женский пол несет ответственность за демографическую катастрофу христианского мира, в частности, за вырождение русской нации; «европейская цивилизация породила в женском сословии ту оппозицию, что будто бы чем больше детей у особы, тем хуже» – шутил в одном из ранних юмористических рассказов Чехов. В молодости, желая пожить для себя, откладывают радостную обязанность рожать детей на потом; а потом лечатся от бесплодия, жаждут ребенка, но жаждут, может быть, опять-таки ради новых ощущений, ради заполнения пустоты, ради завершения интерьера.
Преимущественно женщины виновны в разрушении брака: более половины семейных союзов распадается, потому что именно матери приучили своих отпрысков жить ради удовольствий, подали им пример эгоизма и нетерпимости. Отмазываем сыновейот армии, пристраиваем на непыльную работу – и причитаем, что не найти достойного мужа для дочки или внучки, не осталось настоящих мужиков; насмехаемся над их слабостью, бесполезностью, кукольностью; вон и моду женскую переняли: длинные кудри, серьги в ушах, кольца на пальцах, кружавчики и оборочки, атлас и парча, блестки и стразы, даже краситься стали, нет, не на сцене: ошарашенному автору привелось зреть продавца в книжном магазине: борода типа эспаньолки, длинный конский хвост и густо подведенные черным глаза.
Женщина не может полноценно существовать в одиночестве, без семьи, обычной или монашеской; если не о ком заботиться, ее эмоциональная сфера истощается и душа засыхает. Потому что самое дорогое и главное для ее гармонии – способность любить, а значит терпеть и прощать; ее любовь может стать мощным стимулом для близких. Один писатель однажды случайно узнал, с каким восторгом жена рассказывала о нем сестре и подруге, и испугался: «я-то знал, каков я на самом деле». И, хотя «никогда не мог добраться до того, каким она меня вообразила», стал бояться; он называет это «страхом любви», ибо если кто, убедившись в душевной красоте женщины, не хочет ее потерять, он будет всю жизнь стараться предстать перед ней в лучшем образе, будет опасаться совершить низкий поступок, проявить слабость, тем более воровать, брать взятки – из опасения потерять ее, если она узнает [227].
Феминизм, надо признать, сделал немалые успехи и сумел внушить «общественности» постулат о половом равенстве по всем направлениям. Мiр сей с его железной логикой всегда пытается профанировать тайну христианства и навязать ему свои принципы и критерии: от Церкви ожидают ясной политической окраски, четкой ориентации относительно патриотизма, коммунизма и капитализма, епископов делят на «консерваторов» и «прогрессистов-экуменистов» и требуют от них комментариев на всякую злобу дня.
Теперь вот, с достижениями гендерной теории, дискутируется проблема женского священства, уже существующего у протестантов [228]; позиция нашей Церкви, резко отрицающая это нововведение, представляется Западу косной и однозначно дискриминационной. Надо надеяться, у нас разговоры не пойдут дальше некоторых озорных заявлений в интернете, мол, «мы не глупее», «махать кадилом» вполне доступно и нам, а уж по части «окормления», то бишь утешения ближнего и «полезных советов», куда искуснее и опытнее.
Православные женщины без доказательств чувствуют: алтарь не «рабочее место», а священство не должность, которую может занять любой желающий. «Священство принадлежит Христу… священство и жертва – навсегда Христовы. И если носитель, икона и исполнитель этого исключительного священства мужчина, а не женщина, то так происходит потому, что Сам Христос – мужчина, а не женщина» [229]. Впрочем, острый сей вопрос нуждается в основательных богословских аргументах; митрополит Антоний Сурожский, например, не считал его решенным раз навсегда: «является Христос мужчиной или Он Всечеловек, то есть в Нем всё человечество или мужская особь? И эта разница очень важная. Если принять, что Он стоял на Своем месте и действовал в силу того, что Он мужчина, тогда, действительно, нет речи о том, чтобы на Его месте стояла женщина. Но если Он – новый Адам, содержащий в Себе всё человечество, тогда Он действовал одновременно от имени мужчины и женщины в полном смысле слова» [230].
Курьезный случай произошел в Дании: женщина, епископ Эльсинорский (на родине принца Гамлета!) Лизе-Лотте Ребель, запретила в служении пастора, заявившего о своем неверии в Бога, загробную жизнь и воскресение. Теперь будет суд и прочие разборки, ну как же, нарушены права на свободу совести, да ведь и нет такого закона, по которому священнослужитель не может быть атеистом. Так либерализм вкупе с юридической казуистикой заводит в непроходимые дебри абсурда.
Церковь не предназначена для решения сиюминутных житейских проблем; есть вещи, вообще не постижимые на человеческом уровне, например, благотворность страданий, красота и спасительность единобрачия, аскетизма, целомудрия, нестяжания, послушания, непротивления злу, жертвенности, самоотречения; Евангелие от первой до последней буквы «юродство есть», оно безумно для обывателя и враждебно «правам человека», ибо любовь Божия заботится о спасении людей в вечности, а совсем не об удовлетворении их земных пожеланий.
Вот почему православные христианки чужды дружному общемировому звону на тему о «равенстве», тем более «превосходстве» своего пола; дух соперничества, дележа, борьбы за первое место [231] абсолютно чужд Евангелию; сладостно, напротив, всё отдать, ни во что не вцепляться, обогатиться Его нищетою [232]; разве не лучше оставаться обиженными [233]?
Верблюд в забавном четверостишии Маяковского удивляется: «лошадь разве ты?/ я думал, ты просто верблюд недоразвитый!». Та же ошибка совершается из поколения в поколение при изучении природы пола: женщину непременно сравнивают с «эталоном», мужчиной, полагая, очевидно, что при ее создании Творцу просто не хватило материала или воображения. Но различия заложены от начала, инаковость предписана, нечего делить, нечему завидовать и незачем считаться, кто больше натерпелся и кто кому должен. Господь ожидает от нас единства, а не соперничества.
Стремительно несется вперед колесница истории. Не потщимся, как сказано, остановить ее бег немощною рукою, но почему не сойти, отказавшись от участия в массовой гонке, избрав высшее, неизменное, вечное? И страшно подумать: быть может, от нас зависит замедлить скорость погибельного движения? Быть может, принадлежность к своему полу есть таинственный знак особенного служения, который нам предстоит понять и оправдать? Быть может, пока женщины рождают потомство, пока воспитывают новые поколения христиан, пока наполняют храмы и молятся о детях, не придут последние дни и для многих еще останется открытой дверь покаяния?
Дерзай, дщерь! – сказал Сам Господь, никогда не усомнившийся в великой духовной силе и способности женщины исполнить Его призвание; ведь одну земную Женщину Он знал близко. Любовь к Богу вознесла Ее выше ангелов, облекла несравненной славой и соделала грозой демонов. Последуем примеру нашей Ходатаицы и Заступницы в усердном исполнении Божиего намерения о нас, в радостной верности, в молитвенном предстоянии за грешный мир, в сострадании людям. Будем стремиться к Ее смирению, слагая в сердце своем Божественные уроки и восходя к готовности всегда, как Она, ответить: се, раба Господня.