Сексуальность в пустыне

Сексуальность в пустыне

Часто христианству первых веков, и в особенности монашеству, приписывают женофобию, граничащую с навязчивой идеей. Но по крайней мере по отношению к Отцам пустыни данное мнение, как кажется, в корне неверно. Об этом свидетельствует та простота, и даже наивность, с которой некоторые Отцы приводят для доказательства своих мыслей сравнения, заимствованные у женщин. Арсений и Макарий сравнивают отшельника в своей келье с девушкой, живущей сокровенно в своей комнате до замужества[148]. Иоанн Колов не боится приводить в своих притчах примеры двух нагих женщин или проститутки, у которой было много любовников[149]. Другой старец использует образ матери, обмазывающей свои соски горьким растением, чтобы отнять ребенка от груди. Это горькое растение — мысль о смерти, с помощью которой монах должен изгонять нечистые образы![150] Авва Лонгин идет еще дальше и уподобляет душу, очистившуюся от страстей и получившую благодать Духа Святого, беременной женщине, у которой прекратились месячные[151]. Авва Олимпий, мучимый бесом сладострастия, который подталкивает его к тому, чтобы уйти из пустыни и жениться, лепит из глины женщину, а затем девочку, говоря себе при этом: «Вот, у тебя жена и дочка, нужно много работать, чтобы их прокормить!» Благодаря своему рвению к работе он стяжал Божью благодать, и искушение исчезло[152].

Что до сексуально озабоченных монахов, то таких можно было найти в пустыне, как и везде, но встречаются они чрезвычайно редко, поскольку мы обнаружили о них всего два упоминания в трех тысячах апофтегм, которые нам известны. Так, некоему брату во время жатвы показалось, что он видит монаха, совокуплявшегося с женщиной на поле. Приблизившись к парочке, чтобы положить конец безобразию, он понял, что это всего–навсего два снопа, лежащих один на другом[153]. Другой монах пришел к старцу, чтобы обличить двух братьев, которые «были вместе и впали в грех». Когда наступил вечер, старец позвал двух братьев, которые, как выяснилось, вынуждены были спать на одной циновке под одним одеялом, и затем сказал своему ученику: «Запри этого брата в отдельной келье, ибо это он искушаем»[154].

Обширные сведения источников об Отцах пустыни, которыми мы располагаем, показывают, что у них нет и тени того манихейства, которое вынуждало бы их презирать тело, пол, женщин, но мы находим там здоровый реализм по отношению к плоти. Отшельники остаются нормальными людьми со свойственными людям инстинктами и желаниями. Ни один из них не доходил, подобно Оригену, до самооскопления[155], чтобы лучше соблюсти целомудрие, но они понимали всю силу отречения, которая выражена в словах Христа о тех, кто «сделали сами себя скопцами для Царствия Небесного» (Мф. 19, 12). Их не удивляют те влечения, иногда довольно сильные, которые они испытывают. И разве один из них не сказал как?то, что и десяти женщин будет мало, чтобы удовлетворить его желание?[156] Один старец сказал так: «Написано о Соломоне, что он любил женщин. Естественно, что все мужское начало любит начало женское, но мы обуздываем наши помыслы и принуждаем природу, чтобы привести ее к чистоте и помешать ей впасть в сладострастье»[157]. Евагрий и его ученики, возможно, весьма желали такого бесстрастия, которое позволило бы им не испытывать более никакого чувства при виде обнаженной женщины, заключенной в их объятия[158], но самые разумные среди Отцов были большими реалистами, как, например, авва Авраам, который преподал урок одному старцу, считавшему себя полностью свободным от плотских влечений: «А если, войдя в келью, ты обнаружишь женщину, распростертую на циновке, можешь ли ты подумать, что это не женщина?» — «Нет, — ответил старец, — но я отсеку мысль о том, чтобы коснуться ее». — «Так вот, — заключил Авраам, — страсти еще живы, и только святыми они обуздываются»[159].

Если собрать все рассказы о плотских искушениях, которым поддались монахи, то это может произвести впечатление[160], но намного больше было тех искушений, против которых они устояли. С другой стороны, почти все, кто пал, затем восстали и принялись с еще большей ревностью и смирением вести монашескую жизнь. В современном обществе, где секс и сексуальность стали предметом весьма важным, бывает сложно беспристрастно понять подлинное целомудрие и воздержание от любых плотских удовольствий. И это вполне достаточная причина, чтобы не судить строго первых монахов в этом вопросе.