Акоглу Афанасиос, фотограф, Серрес

Акоглу Афанасиос, фотограф, Серрес

По милости Божией и по молитвам Богородицы я познакомился со старцем Паисием более двадцати лет назад. Тогда он жил рядом с монастырем Ставроникита. Мое знакомство с ним было чудесным. Я приехал в этот монастырь впервые и не знал, где келлия старца. Я подобно другим паломникам задавался вопросом, как узнаю старца, как его встречу. Но мне сказали: «Вечером он приходит сюда на утреннюю службу». Когда мы вечером спустились в храм на утреню, я спросил, не пришел ли он. Мне говорят: «Когда он приходит, то стоит там, рядом с левым клиросом». Я смотрю туда и вижу пожилого монаха в свете лампад. Подхожу и говорю ему: «Геронда, простите меня, я ищу отца Паисия. Мне сказали, что он стоит здесь, рядом. Может быть, вы его видели?» — «Да, он здесь, ты его увидишь потом. Иди на свое место». Когда закончилась служба и мы вышли из трапезной, мне говорят другие паломники: «Вон видишь, это старец Паисий». — «Вот это да, — говорю я им, — значит, я с ним разговаривал в церкви». Потом я начал ходить вокруг него, ища возможности поговорить. Он стал принимать паломников в сторонке, одного за другим, и с ними разговаривать. Пришла и моя очередь. Я подошел и взял благословение. Он стал говорить мне, что душа наша должна приносить плоды. Дерево, если не ухаживать за его корнями, если его не окапывать, не поливать, не сможет приносить плоды и расти. Также и человек: если он не очистится и не выскребет все у себя внутри, не избавится от грехов и страстей с помощью духовника, если не будет питать свою душу удобрением слова Божия и благодатью Таинств, то в нем не родятся добродетели.

В другой раз я был вместе с двумя или тремя своими родственниками, которые спросили у него что?то насчет телевизора. Мой телевизор сломался, я не знал, как его починить, и в конце концов купил второй. Он говорил им: «Вот спросите Афанасиоса о телевизорах, у него дома их два или три». Его дар прозорливости был велик. Многих, кто подходил к нему под благословение, он называл по имени.

Как?то вечером, когда мы задержались допоздна у него в келлии, он нас спросил: «Сейчас, когда вы пойдете, где вы будете ночевать?» — «Мы планировали пойти в Ксиропотам». «Вам не хватит времени, — говорит он нам, — вы не успеете до темноты». Мы говорим ему: «Геронда, дайте нам свое благословение, и оно откроет нам двери и окна». В самом деле, когда мы пришли поздно ночью в монастырь Ксиропотам, мы «случайно» нашли входную дверь открытой. Когда нас увидели братия, они изумились:«Откуда вы?» — «Мы только что зашли». — «Двери же закрыты. Как вы зашли?» — «Нет, — отвечаем им, — они были открыты». Они удивились, но поняли, что произошло. Так получилось по благословению старца.

Множество народа приходило к нему за советом или благословением. Кто?то мне сказал:

«Я не успел поговорить со старцем. Только благословился у него. Он положил мне руку на голову, и я уходил летя от счастья. У меня сразу же исчезли скорби, мысли и переживания».

В другой раз мы были вдвоем рядом с его келлией. Пролетел самолет, и от него было много шума. Я говорю ему: «Геронда, эти самолеты не оставляют вас в покое». — «Вот, — говорит он мне, — они ведь тоже хотят напомнить нам о своем присутствии, чтобы мы пожелали им счастливого пути». Всегда у старца были добрые помыслы обо всем, что происходило.

Он говорил нам, чтобы мы приучались произносить Иисусову молитву про себя все то время, когда бодрствуем, что бы мы ни делали. Так дела наши будут совершаться с молитвой. Когда мы не говорим с другими, надо творить молитву.

Один водитель ехал на Святую Гору и творил Иисусову молитву. Он проезжал деревню, и на каком?то повороте перед ним оказался ребенок. Машина переехала ребенка, а он совсем не пострадал! Она даже его не коснулась. Водитель остановился, вышел из машины и убедился, что ребенок цел и невредим, как если бы ничего не случилось. Христос сохранил его по молитве.

Старец говорил нам, что, поскольку у нас нет духовности и потому что не молимся, придет время, когда будут сталкиваться машины, люди будут получать травмы, сами того не желая и не замечая этого. Они не смогут этого избежать. Современный мир, говорил он, похож на реку, напор которой сдерживает деревянная плотина. Но из?за нашего отступления и по нашей греховности эту плотину, которая сейчас сдерживает зло, прорвет, ее разрушит поток греха, и мы сами себя погубим.

Он говорил нам: « Когда два человека несут балку и хотят пройти в дверь, один должен уступить, чтобы сперва прошел другой, иначе они не смогут внести балку внутрь. Так же и люди должны уступать, обуздывать свою волю, иначе они будут наталкиваться на стены. Положим, два человека вступают в конфликт; если один из них немножко отступит, каким бы плохим ни был другой, проблема разрешится, пройдет конфликтная буря». Он привел и такой пример: «Если у нас два твердых камня и мы будем бить один о другой, то они дадут искру. Если же один мягкий, а другой твердый, тогда при ударе одного о другой искры не возникнет. Так же и при конфликте: если один смягчится и отступит, ссоры не произойдет. Если же оба ожесточатся, вспыхнет огонь.

Я говорил ему о лжесвидетелях Иеговы, которых преследую и с которыми ругаюсь. «Ах, Афанасиос, — отвечал он мне, — мужества тебе и меняй рубашки. С ними никто не может договориться. Они только будут выводить тебя из себя и заставлять тебя потеть…» Я всегда призываю молитвы старца, прежде чем встретиться с теми из них, кто ходит по улицам и площадям, и так справляюсь… У меня есть некоторые аргументы, которыми я их сражаю. Они терпят поражение прилюдно и уходят один за другим.

С 1962 года по милости Божией и по молитвам Богородицы я бываю на Святой Горе: обычно — на Благовещение и на Крестовоздвижение. Я виделся со старцем, как и многие другие. Он всегда сам угощал приходивших сладостями и водой. Как бы он себя ни чувствовал, пренебрегал собой, чтобы служить другим. Часто он говорил мне: «Уходи скорее. Я не могу. Я должен пойти в церковь, чтобы… позвонить!» Он спешил, чтобы пойти помолиться о том, о чем его просили люди.

Мою супругу он видел иногда в монастыре в Суроти, под Салониками. Он ее знал. Когда я бывал у него в келлии, на Афоне, и он плел четки, то он отдавал их мне, столько, сколько связал, вместе с клубком ниток и деревянной иглой, чтобы их доплела моя супруга. Он повторял нам: «Не теряйте “частоты”, общайтесь на этой “частоте” молитвы, и не утратите связи. И я буду молиться за вас на той же “частоте”.

Он говорил: «Одно “Слава Тебе, Боже” равнозначно тысяче “Господи, помилуй” или “Господи, Иисусе Христе, помилуй мя”. Когда мы крестимся, как будто играем на мандолине, то насмехаемся над Богом. Когда же мы крестимся правильно, тогда радуется наш Ангел Хранитель».

Многие монахи, побывав у старца Паисия, испросили его совета. И многие желающие принять монашество ходили к нему за благословением, перед тем как уйти в монастырь, а также чтобы он подтвердил им, что на самом деле есть воля Божия им стать монахами. Я знаю некоторых, кого он отговорил от монашеской жизни. Теперь у них семья.

Он говорил, чтобы я читал Евергетин[12]. Я признавался: «Геронда, не понимаю того, что там написано». — «Ты читай, — говорил он мне, — понимаешь или нет. Сегодня не понимаешь, а завтра, может быть, поймешь». Так все и вышло впоследствии.

О слезах он говорил: «Есть люди, которые легко плачут. Но один глубокий вздох с великой болью может сравняться с ведром слез».

Он советовал: «Не будем ложиться спать не помолившись хотя бы кратко. Если не можем прочесть вечернее правило, то прочтем Трисвятое. Когда мы просыпаемся, надо перекреститься и сразу же приступить к молитве.

Вначале я хотел его сфотографировать. Естественно, он знал, что я фотограф. Но он не соглашался, и я перестал брать с собой фотоаппарат.

Много лет спустя, зная мое желание, он говорит мне: «Ну давай, вынимай фотоаппарат, чтобы сделать хорошую фотографию, ведь ты же фотограф!» Он меня поддразнивал. «Ах, Геронда, — говорю я ему, — сейчас, когда у меня нет фотоаппарата, ты хочешь, чтобы я тебя сфотографировал? Когда же я тебя просил, ты мне не давал».

Моя последняя встреча со старцем была в сентябре 1993 года. Я пошел к его келлии, хотя мои знакомые говорили мне: «Не ходи, ему тяжело принимать. Всех, кто ходил, он не принял». У меня, однако, было желание его увидеть, и я пошел. Я сильно вспотел по пути к его келлии. В прошлом я часто ходил туда, однако никогда со мной такого не было, никогда со мной не случалось, чтобы я так взмок от пота. Там, постучав несколько раз в калитку, я стал петь тропари, ожидая, чтобы он мне открыл. Когда старец открыл дверь, он был в очень плохом состоянии. Подойдя к калитке, он не стал открывать мне. Он держал в руках свои постиранные брюки. Я говорю ему: «Геронда, позволь мне зайти, чтобы помочь тебе. Тебе же тяжело. Я выжму брюки и повешу их». — «Нет, мойхороший, иди, иди». Он занимался брюками, а я им восхищался. Потом я взял у него благословение, он похлопал меня по голове и сказал: «Всего тебе доброго. Иди теперь, я плохо себя чувствую». Он на самом деле плохо себя чувствовал. Чрез два месяца я узнал, что он попал в больницу в Салоники. Я собрался и поехал к нему. Однако монахиня, которая дежурила около его палаты, ни под каким предлогом не позволяла мне войти. В конце концов мы увидели его в монастыре в Суроти, когда его туда перевезли. У него было хорошее настроение. Он сказал нам, чтобы мы не теряли “частоту”, духовную жизнь. Я обнял его с великой радостью. Через два месяца он преставился.