«Подобно прочим народам»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Подобно прочим народам»

Интересно, что первые упоминания о «еврейском царстве» появляются в Библии намного раньше, чем это царство возникло в действительности. В главе 36 книги Бытия мы впервые встречаем фразу: «Вот цари, царствовавшие в земле Едома, прежде царствования царей у сынов Израилевых» (Быт. 36, 31). В этих словах ощущается некая тень отмежевания: мол, цари — это изобретение сынов Исава, живших в Едоме, а вовсе не наша, не сыновей Израиля. Та же интонация звучит и в законе о царе, который содержится во Второзаконии, последней книге Пятикнижия: «Когда ты придешь в землю, которую Господь, Бог твой, дает тебе, и овладеешь ею, и поселишься на ней, и скажешь: „поставлю я над собою царя, подобно прочим народам, которые вокруг меня“, то поставь над собою царя, которого изберет Господь, Бог твой; из среды братьев твоих поставь над собою царя; не можешь поставить над собою царем иноземца, который не брат тебе» (Втор. 17, 14–15).

Здесь отмежевание от «прочих народов» еще очевидней. Уже первые слова говорят о принципиальной ненужности царства в земле Израиля. Эту землю дал сыновьям Израиля не какой-нибудь царь-завоеватель, а сам Господь, и потому слова: «Поставлю я над собою царя, подобно прочим народам», — в данном случае совершенно не по адресу. Однако Бог и говоривший от Его лица Моисей понимали, что у них нет выбора, — как это поймет позже и пророк Самуил, когда народ потребует от него почти в тех же словах: «Поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов» (1 Цар. 8, 5).

Самуил в свою пору подчинился этому требованию и нехотя помазал Саула на царство, но сделал это таким способом, что изрядно запугал и опорочил его. Автор Второзакония тоже счел разумным выполнить волю народа, но, в отличие от Самуила, не стал заранее порочить будущих еврейских царей. Зато он возложил на них, как мы видим, некоторые интересные ограничения. Во-первых, он постановил, что еврейский царь должен избираться Богом, а точнее, Его представителем на земле. (Насколько я помню, так произошло только с четырьмя еврейскими царями — Саулом, Давидом, Ииуем и Иоасом[22]; все другие унаследовали трон от своих родителей или захватили его силой.) Во-вторых, царь должен быть из сынов народа, а не чужеземец. И в-третьих, еврейский царь обязан учить Тору и ее заповеди, «чтобы не надмевалось сердце его пред братьями его, и чтобы не уклонялся он от закона ни направо, ни налево» (Втор. 17, 20). Стоит подчеркнуть, что это «равенство сердец» между царем и его подданными («братьями его») толкуется здесь отнюдь не в духе некого демократического равноправия, а как равенство всех людей (включая царя) перед Богом.

Чуть раньше (Втор. 17, 16–17) Библия отвергает те формы царской власти (распространенные среди «прочих народов»), когда цари являются абсолютными властителями, а иногда даже почитаются за богов. В отличие от этих деспотов, на будущих еврейских царей налагаются ограничения, которые, несомненно, ущемляют свободу их действий: «Только чтоб он не умножал себе коней, и не возвращал народа в Египет для умножения себе коней […] и чтобы не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его, и чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно».

Запрет на «умножение коней» вызван не только опасениями законодателя, что царь может вернуть народ в Египет (именно там находился тогда ближневосточный центр торговли лошадьми). Обладание лошадьми, так же как «умножение» золота, серебра и наложниц, было в ту пору символом статуса, силы и власти, и отмежевание от всего этого означает отказ от великолепия и пышности, от роскоши и излишеств, от заносчивости и высокомерия — и все это очень хорошо. Видно, однако, что и эти благие призывы продиктованы общей исходной позицией: Библия в принципе отвергает идею царства. Она не заинтересована в нем. Поскольку у нее нет выхода, она соглашается дать евреям царя — но царя слабого, с ограниченной властью, которого вдобавок будет назначать и которым будет управлять религиозный истеблишмент.

Этот общий принцип вновь обнаруживается в книге Судей. После победы судьи Гедеона над мадианитянами, сыны Израиля попросили его ввести наследственную власть. «Владей нами ты и сын твой и сын сына твоего; ибо ты спас нас из руки Мадианитян» (Суд. 8, 22), — предложили они ему. Но передача власти по наследству — явное и известное свойство царствования, и Гедеон, понявший подлинные намерения просителей, ответил им в библейском духе: «Ни я не буду владеть вами, ни мой сын не будет владеть вами; Господь да владеет вами».

После смерти Гедеона его сын Авимелех все же вознамерился стать царем и для достижения этой цели решился даже на убийство всех своих братьев. Уцелел только самый младший из них, Иофам, и это он, когда услышал о воцарении Авимелеха, рассказал соотечественникам ставшую знаменитой притчу о деревьях, выбиравших себе царя, в которой снова повторяется отрицание идеи царства. В этой притче (Суд. 9, 7–15) все достойные и почтенные деревья (смоковница, олива и виноградная лоза) поочередно отказываются от предложения других деревьев царствовать над ними и говорят, что предпочитают оставаться на своем месте, принося ценные плоды, а царствование насмешливо называют «скитанием по деревам». И только презренный терновник с его жалкими и безвкусными плодами радостно принимает соблазнительное предложение.

Впрочем, все разговоры о еврейском царстве и его царях поначалу вообще не выходили за рамки таких вот притч и законопроектов. И лишь когда пришло время первого еврейского царя, Саула, народ оказался перед реальным испытанием.