«Шел и все плакал и плакал»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Шел и все плакал и плакал»

Как мы помним, Михаль была первой женой Давида. После того как Давид с ее помощью бежал из дворца, Саул отдал ее в жены Фалтию из Галима. Не знаю, как это возможно с точки зрения юридической, но, видимо, царей тех времен юридические проблемы беспокоили куда меньше, чем они беспокоят нас сегодня. Как бы то ни было, сразу же после смерти Саула Давид, взошедший на трон в Хевроне, поспешил потребовать у Авенира, Саулова военачальника, и от Иевосфея, сына Саула, царствовавшего на севере после отца, вернуть ему Михаль.

«И послал Иевосфей, и взял ее от мужа, от Фалтия, сына Лаишева. И пошел с нею муж ее, шел и все плакал и плакал, до Бахурим. Тут сказал ему Авенир: ступай назад! И он возвратился»[44] (2 Цар. 3, 15–16).

Галим (который упоминается и в книге пророка Исаии), находился тогда во владениях колена Вениамина, к северо-востоку от Иерусалима. Бахурим (который назван также в описании мятежа Авессалома) находился рядом с Иерусалимом с востока. Речь, стало быть, шла о пути в несколько километров на юг, которые прошел Фалтий за женой, «шел и все плакал и плакал», пока ему не приказали вернуться, «и он возвратился».

Каждый раз, доходя до этого отрывка, я размышляю о его героях, о его синтаксисе и ритме, и о писателе, его сочинившем. Мы ничего не знаем о Фалтии, кроме того, что Саул отдал ему Михаль, жену Давида, а когда Давид потребовал ее возвращения, он шел за ней, плача, до Бахурима. Вероятно, он был из колена Вениамина, судя как по месту жительства, так и по его знакомству с Саулом. Но мы не знаем, был он пастухом или сажал деревья, столярничал или торговал тканями, молод был или стар. Была Михаль его единственной женой или у него были и другие? Так или иначе, Иисус Навин вошел в историю как завоеватель Страны, Соломон — как мудрейший из людей, а Фалтий — как человек, который шел за увозимой женой, «шел и все плакал и плакал, до Бахурим». Если у читателя чуткое сердце, он плачет вместе с этим человеком, и не только из сострадания, но и, как всегда в большой литературе, еще из-за того, как это сказано. Употребленная здесь (в оригинале) грамматическая конструкция, которая строго передается только повтором: «шел и все плакал и плакал» (вместо просто «шел и плакал») — встречается еще в нескольких местах Библии. Самсон, достав мед из пасти мертвого льва, «шел и всё ел и ел». Волы, тащившие повозку с Ковчегом Завета, «шли и всё ревели и ревели». Воды потопа «всё прибывали и прибывали», а потом «всё отступали и отступали». И всюду в Библии этот повтор используется, чтобы усилить и подчеркнуть длительность того, что происходит: «Шел и все плакал и плакал…»

Я представляю себе эту картину. Авенир едет верхом, во главе маленькой колонны, поглаживая рукою копье, то самое, что он вонзил в живот Асаилу, сыну Саруи, а время от времени, когда тропа немного расширяется, как это бывает на горных тропах, или разветвляется, чтобы вскоре снова соединиться, едет вровень с колонной; Михаль, молчаливая, напряженно выпрямившаяся (я всегда представляю ее себе именно так, с очень прямой спиной), восседает на спокойной ослице, которую специально для этого послал Давид. Не ищите эту ослицу в Библии, ее там нет, но я не сомневаюсь, что она была и что это была очень спокойная ослица, Давид не допустил бы, чтобы Михаль ехала на первом попавшемся осле и, уж конечно, не шла пешком, ведь он потребовал, чтобы ее вернули, потому что она была дочерью царя, а теперь будет женой царя. Такой женщине положено восседать только на ослицах из дворцовых конюшен, и этот приказ надлежит не только выполнить, но выполнить так, чтобы видели все.

Несколько всадников и пеших солдат охраняют Михаль, а позади, на расстоянии, которое то сокращается, то увеличивается по воле Авенира, бредет Фалтий, ограбленный супруг. Он не осмеливается подойти слишком близко или поднять глаза и, уж конечно, не пытается прикоснуться. Все молчат. Приказ и вся ситуация в целом никому не доставляют удовольствия. Слышны только сдавленные, нескончаемые всхлипывания Фалтия да четкое, приятное постукивание копыт по каменистой тропе.

Сколько тут любви, как мало уже осталось от стыда и какая ужасная беспомощность — и при этом ни слова о самой Михаль, которая знает, что в эту минуту ее отнимают у мужчины, который любил ее больше, чем любили любую другую женщину в Библии, и возвращают к мужчине, который никогда ее не любил и не любит сейчас. К Давиду, которого она любила раньше и, возможно, все еще любит.

Она едет, напряженно выпрямившись, не оборачиваясь, молча. Ни слова, ни вздоха, ни всхлипа.

«Ступай назад!» — велит Авенир.

И она не видит, как Фалтий останавливается, и не чувствует его взгляда, дрожащего на ее спине, как солнечный зайчик. Она не оборачивается даже тогда, когда он, опустив голову, поворачивает назад, чтобы вернуться к своему опустевшему дому. Целый роман свернут здесь в одном библейском стихе, и, когда чуткий читатель читает его, роман этот раскрывает перед ним свои страницы, и они листаются и листаются в его сердце. Одна за другой.