Новгородский митрополит

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Новгородский митрополит

Питирим тихо удалился в свою епархию, где вынужден был вести борьбу с реальным влиянием Никона, которого он столь активно помогал низвергнуть. Кто знает, какие мысли одолевали Новгородского митрополита, убедившегося в полной зависимости церковной иерархии от своеволия светской власти, при виде стойкости монахов и священников, хранивших верность низвергнутому, осужденному и заточенному Никону?!

Примером умонастроений паствы служит тянувшееся многие годы дело монахов и священнослужителей Крестного монастыря [254]. Буквально накануне своего осуждения, 25 августа 1666 г., Никон прислал братии грамоту о помиловании священников монастырских вотчин, посмевших было взять ставленные грамоты у митрополита Питирима и за то «смиряемых монастырским смирением». Покаявшихся в своем проступке попов Никон велел отпустить по домам.

В свою очередь, Питирим только 21 марта 1669 г. смог подписать грамоту о разрешении архимандриту Крестного монастыря с братией священнослужения, запрещенного «по их вине, что они нашему указу учинились непослушны» и до сих пор не представляли «к подписи к нам в Великий Новгород» настольной, ставленных и священноиноческих грамот. Построенный Никоном Крестный монастырь признал, наконец, власть Новгородского митрополита, но братия его, ободрившись, немедля поссорилась с соловчанами и между собой: споры эти разрешал 28 февраля 1672 г. митрополит, а в начале 1673 г. — уже патриарх Питирим.

Но до возведения его на степень патриаршества было, казалось, очень далеко. 2 июня 1672 г. Питирим еще пребывал в Новгороде, где получил царскую грамоту о рождении царевича Петра Алексеевича и разослал по этому случаю богомольные грамоты в города и веси своей епархии. Примерно к этому времени относится его духовное завещание, написанное в крайней степени разочарования и весьма сходное (как отмечено М. Г. Поповым) с духовной митрополита Сарского и Подонского Павла [255].

Больной телом и сломленный духом, вострепетал Питирим перед лицом смерти, «ужаснулся неготовности моей, устрашился лености и уныния, вострепетал о бедности души моей грешной… Вострепетал, яко чрез вся дни живота моего не бдел, но спал в лености, и в небрежении о спасении моем жил, как будто никогда не имея умереть… и ничтоже приплодотворих в житницу нескончаемой вечности».

Если сам Никон мучился, не исполнив меру множества своих трудов, то Питирим, поминая, в частности, «брата нашего патриарха Никона», страдал от ощущения бессмысленности бренного своего бытия. Никон был убежден, что Питирим не знает, «почему он человек». Митрополит в «заветном своем писании» признает это:

«Размышлял часто, еще будучи здрав, что человек есть и что будет по сем? И усмотрел… что человек суете уподобился, и дни его как тень проходят… ибо человек как трава, дни же его как цвет полевой отцветают… Изыдет бо дух его, и возвратится в землю свою, и в тот день погибнут все помышления его».

Буквально на грани отчаяния скорбно рассуждал Питирим, что «храм тела человеческого не имеет твердого камня, положенного в основание жизни сей, но на земле и песке основан, и того ради, в буре болезней возвеявшей и в реке смерти напавшей — разрушается падением великим. Душа же, обитавшая в нем, как в гостинице, тщится к Создателю своему о всем в мире этом содеянном слово воздати». Христом «поставлено людям едино умереть, по сем же — суд».

А вечная жизнь? Разве не надеждой живет человек верующий? Питирим, конечно, не отрицает ее, просто он в ужасе перед судом Божиим, он «страхом велиим объят», ибо «тогда возвратился на… покаяние, когда меня пронзил терн последнего бедствия и страха, когда болезни смертные обступили меня и все силы плоти моей негодны сделались к исполнению заповедей Божиих». Готовясь к гробу, благодарил Питирим Господа, отпустившего ему время на покаяние: ведь он, многогрешный, дел благих не сотворивший», надеяться может только на милость сказавшего, что «вера твоя спасет тебя».

«Поскольку немощью и страстями человеческого естества одержим был все дни жизни моей, — писал Питирим, — нельзя мне не сострадать людям». Митрополит кается перед всеми, всем прощает и от всех «прощения желает , начиная, само собой, с царя и его семьи: кормильцев и защитников Церкви. Увы, и в покаянии митрополит был суетен, отводя немалое место тем, «кто в чем нам позазрел, или посмеялся, или чем нас унизил, или злословил, или клеветал явно и тайно — и за оскудением ума своего не счел то грехом», — не говоря уже о непокорных церковной власти: «таковые мненноздатели, по Апостолу, огнем спасутся!»

Любопытно, что, глядя в гроб, старый и больной Питирим не забывал внимательно следить краем глаза и за событиями в Москве, где оказался, под предлогом немощи и «удаления от излишних попечений», как раз к тому моменту, когда государь надумал наконец поставить нового патриарха на вакантное место после скончавшегося еще в феврале 1672 г. Иоасафа. Не исключено, что именно дряхлостью и предсмертными покаяниями Питирим так смутил и разжалобил государя, что 7 июля 1672 г. был возведен на патриарший престол.