Древнееврейская экзегетика

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Древнееврейская экзегетика

Изложение истории толкования Библии обычно начинается с работы Ездры. По возвращении из Вавилонского плена народ Израиля попросил Ездру прочитать им из Пятикнижия. В Неемии 8,8 написано: «И читали [Ездра и левиты] из книги, из закона Божия, внятно, и присоединяли толкование, и народ понимал прочитанное».

Так как, возможно, израильтяне за время пребывания в плену утратили свой язык, большинство исследователей Библии предполагают, что Ездра и его помощники переводили еврейский текст и читали его вслух на арамейском языке, делая объяснения для лучшего понимания значения. Так возникла наука и искусство толкования Библии.[37]

В последующий период книжники самым тщательным образом переписывали Писания, считая, что каждая буква текста является вдохновенным Словом Божьим. Это глубокое благоговение перед библейским текстом имело свои преимущества и недостатки. Главным преимуществом было то, что тексты тщательно сохранялись при передаче на протяжении многих веков.

Главным недостатком было то, что вскоре раввины начали толковать Писание методами совершенно отличающимися от того, как обычно толкуется сообщение. Раввины считали, что исходя из того, что автор Писания Бог, (1) толкователь должен встретить много значений в одном конкретном тексте, и (2) что каждая незначительная деталь текста обладает своим значением. Рабби Акива в I в. по Р. X. постепенно расширил это до утверждения, что каждое повторение, метафора, параллелизм, синоним, слово, буква и даже конфигурация букв имеют сокрытое значение.[38] Такой буквализм (чрезмерно сосредотачивающий внимание на буквах, из которых были составлены слова Писания) часто приводил к тому, что подразумеваемое автором значение упускалось из виду и на его место были привнесены фантастические измышления.

Во времена Христа еврейская экзегетика подразделялась на четыре основных вида: буквальный метод, мидраш, пешер и аллегорический.[39]Буквальный метод толкования, называемый пешат, очевидно служил основой для других видов толкования. Ричард Лонгенекер, цитируя Лауи (Lowy) утверждает, что причина относительно редкого использования буквального метода толкования в талмудической литературе заключается в том, что «этот вид комментария считался общеизвестным, и так как относительно него не было разногласий, он и не фиксировался»[40]

Толкование мидраша включало разнообразные герменевтические приемы, давшие ко времени Христа значительные достижения и продолжавшие развиваться еще многие последующие века.

Рабби Гиллель, жизнь которого примерно на одно поколение предшествует возникновению христианства, считается учителем, разработавшим основные правила раввинской экзегетики, которые включали сравнение мыслей, слов, фраз, обнаруженных более чем в одном тексте, взаимоотношение общих принципов с отдельными примерами и важность для толкования контекста.[41]

Тенденция толковать на основе воображения продолжала преобладать над консервативным подходом. В результате возникла экзегетика, которая (1) придает значение фрагментам, фразам и словам в отрыве от контекста, к которому они относятся; (2) комбинирует тексты, содержащие подобные слова или фразы, независимо от того, выражают ли эти тексты ту же мысль или нет (3); придает несущественным грамматическим деталями интерпретативное значение.[42] Вот два примера такой экзегетики:

Дополнительным использованием трех частиц (еврейского языка) Писания обозначают… что текст содержит нечто большее, чем может показаться с первого взгляда. Иллюстрация этого правила дана в Бытии 21,1, в котором говорится: «И призрел Господь на Сарру». Очевидно, частица указывает на то, что Господь также призрел и на других женщин, кроме Сарры.

Объяснение получают через определение цифрового значения букв слова и заменой его другим словом или фразой с таким же числовым значением или перестановкой букв. Так, например, сумма цифровых значений букв в имени Элиезера, слуги Авраама, равняется 318, числу его рабов (Быт. 14,14), и показывает, что один Элиезер имел такую же ценность, как множество рабов.[43]

Таким образом, извлекая сокрытое значение из несущественных грамматических деталей и пускаясь в математические фантазии, экзегетика мидраша часто упускала из виду действительное значение текста.

Пешерическое толкование существовало, в частности, в среде кумранских общин.[44] (Кумранские общины, по мнению современных исследователей, составляли представители иудейской секты есеев, противостоящих официальной религии и стремившихся своей непорочной жизнью приготовиться к пришествию Мессии. — Прим. ред. рус. перевода) Этот метод в основном был заимствован из практики мидраша, но имел значительный эсхатологический акцент. Кумраниты верили, что все написанное древними пророками имеет скрытое пророческое значение и должно в недалеком будущем исполниться через деятельность их общин.[45]

Апокалиптическое толкование (см. гл. 7) было общепринятым, наряду с представлением, что через Учителя Праведности Бог открыл значение пророчеств, ранее окутанных тайной. Пешерическое толкование часто описывалось фразой: «Это есть то», что значит: «это нынешнее явление есть исполнение того древнего пророчества».

Аллегорическая (иносказательная — прим. ред. рус. перевода) экзегетика была основана на том представлении, что за буквальным значением Писания лежит истинный его смысл.[46]

Исторически аллегоризм был создан греками для решения противоречия между их религиозной мифологической традицией и философским наследием.[47] Из-за того, что религиозные мифы содержали много аморального или чего-либо неприемлемого, греческие философы интерпретировали эти рассказы аллегорически; т. е. мифы понимались не буквально, но как повествования, истинная суть которых скрыта на более глубоком уровне. Во времена Христа те евреи, которые хотели остаться верными Моисеевой традиции, но не отвергали и греческую философию, столкнулись с подобным противоречием. Некоторые евреи решили эту проблему методом аллегоризации Моисеевой традиции. В этом смысле широко известной личностью был Филон Александрийский (20 г. до Р. Х. — 50 г. по Р. Х.)

Филон считал, что буквальное значение Писания рассчитано на уровень понимания духовно незрелых людей, а аллегорическое значение — для мудрецов. Аллегорическое толкование следовало использовать в таких случаях: (1) если буквальное значение представляется недостойным Бога, (2) если кажется, что данное утверждение противоречит некоторым другим утверждениям в Писании, (3) если указано, что текст следует понимать аллегорически, (4) если выражение повторяется или использованы дополнительные слова, (5) если это повторение уже известного, (6) если выражение варьируется, (7) если использованы синонимы, (8) если предполагается игра слов, (9) если есть что-либо ненормативное в грамматических категориях — в числе или времени или (10) если присутствуют символы.[48]

Как можно заметить, критерии (3) и (10) явно указывают на то, что автор подразумевал, что его сообщение следует понимать аллегорически. Однако аллегоризация Филона и его современников заходила слишком далеко, часто достигая фантастических размеров. Рамм приводит такой пример: «Переселение Авраама в Палестину — на самом деле рассказ о философе-стоике, покинувшем Халдею (чувственное восприятие) и остановившемся в Харране, что значит «дыры», и отражает тщетность познания сущности через дыры, т. е. чувства. Когда он стал Авраамом, он стал по-настоящему мудрым философом. Жениться на Сарре — значит вступить в союз с абстрактной мудростью».[49]

Подводя итог, отметим, что еврейские толкователи в I в. по Р. Х. считали, что Писание представляет слова Божий и что эти слова имеют важное значение для верующих. Буквальное толкование применялось в сфере судебных и обрядовых вопросов. Многие толкователи использовали приемы мидраша, особенно правила, выработанные Гиллелем, а также умеренно использовали аллегорическую экзегетику. Однако внутри самого еврейского общества были разнонаправленные течения. Фарисеи продолжали развивать экзегетику мидраша, чтобы теснее привязать свою устную традицию к Писанию. Кумранские общины, считая себя верным остатком и обладателями пророческих тайн, продолжали использовать методы мидраша и пешера для толкования Писания. А Филон и те, кто стремился примирить еврейское Писание с греческой философией, развивали методы аллегорической экзегетики.[50]