Думы перед Думой

Думы перед Думой

Еще несколько недель, и начнется новая законодательная сессия. Много важных вопросов уже намечено для нее предшествовавшим ходом дел, много важных задач выступят снова перед Думой и Советом по делам текущего управления. Достаточно назвать законопроект о старообрядцах, общеимперское законодательство Финляндии, земство Западного края, вопрос о Холмщине[76], вопрос о черте оседлости евреев. Немало забот предстоит хотя бы на бюджетной почве по землеустроительному делу, по воссозданию государственной обороны, особенно морской, и т. д.

И вот, имея множество частных соображений по каждому вопросу в отдельности, имея для них даже некоторые указания практики, мы снова и в предстоящую сессию не будем иметь перед собой только одного: общего путеводного принципа политики. Пройдет эта сессия, еще ближе станем к концу полномочиям выборных членов законодательных учреждений, еще ближе подойдет время новых выборов, а Россия и тогда не будет знать, какое собственно государство она устраивает?

Прошло почти пять лет со времени нашей «революции» и с начала государственных преобразований, а общий тип государства, которое к тех пор устраивается, остается спорен, темен, не решен.

Между тем пока он не решен, Россия никак не может прийти к внутреннему единению, и борьба партийная непременно должна отражаться самым вредным образом на работе по всем частностям устроения нашей страны. Партийная борьба отражается случайностью и компромиссным характером решений, пестротой и противоречивостью принимаемых мер. Нужно ли повторять, как это вредно?

Но едва ли не вреднее еще одно обстоятельство, мешающее успешной работе, при неясности того, куда мы собственно идем, куда ведем свой народ и свои судьбы?

Всякая работа, и тем более политическая, для успешности требует увлечения и уверенности в прочности созидаемого, уверенности в том, что сделанное сегодня послужит ступенью для работы завтрашней. Но как увлечение идеей, так и уверенность в прочности дела возможны только при существовании некоторого общего путеводного принципа, освещающего наши государственные усилия. Что именно мы созидаем? Без понимания этого не может явиться увлечения, страсти, самоотверженности. У нас же именно этого нет с самого начала наших реформ.

Теперь, подходя к новой законодательной сессии, мы по-прежнему не имеем этого залога сильной и страстной работы. Вся Россия это чувствует. Если мы взглянем на самую Государственную Думу, то, спрашивается, когда мы замечаем в ней страстность, яркость, горячее чувство? Все это замечается только на почве раздоров. Но нет случая, чтобы горячее чувство проявилось в Думе на положительной, созидательной мере. Когда в результате борьбы, перебранки, всеобщего партийного надрыва и страстного напряжения сил является, наконец, положительная мера, она так обрезана со всех сторон компромиссами, что никому не нравится, никого не увлекает, ни в ком не вызывает охоты проводить ее в жизнь с тем напряжением сил, которого требует всякое полезное дело.

Это, скажут нам, естественно. Да, конечно, естественно при таком порядке, в котором думают создать единение системой компромиссов. Но в том-то и беда, что мы повели свою реформу в этом порядке, заранее обреченном на бледность и вялость работы. В извинение этого указывают, что современная Россия раздроблена на партии, вследствие чего невозможно единство действия, и ничего не остается, как прибегать к компромиссу. Но и с этим рассуждением никак нельзя согласиться.

Мы сами создали строй, раздробляющий страну на партии, и нам ли жаловаться, будто бы в ней нет единства? Да, единства в России теперь уже никогда не явится, если только не упразднится партийный строй правления. Так неужели же России так и погибать в чахлом, беспринципном существовании?

Нет, нам теперь нужно оставить обвинения партий. Они делают свое гибельное дело разъединения, потому что такова их природа. Партии суть партии. О них нечего толковать, а не нужно отдавать в их руки государства. Нужно вспомнить, что элементом единения является власть, которая имеет обязанности перед страной, а не перед партиями. Эта-то власть и должна явиться на свое место и делать то, чего не могут делать партии, то есть дать государству единящую руководственную идею.

Не партии, а власть спасает народы в трудные минуты, и чем труднее народу выбиться из разъединения, партиями порождаемого, тем настоятельнее становится потребность в единящей власти. Такую власть иногда может создать и партия, но не иначе, как захватив диктатуру. У нас же в России нет надобности дожидаться такого исхода, потому что у нас имеется законная власть, которая не действует лишь под влиянием какого-то тумана, напущенного на Россию мыслью, будто бы страной должна править совокупность партий.

Идея эта глубоко ложная, отождествляет народ с партиями, навязывает народу то, чего в нем вовсе нет, то есть будто бы принадлежность к партиям. Но это простая выдумка. Нация всегда жаждет единства, она страдает от той окрошки, в которую ее превращают партийные учреждения. Нация всегда хочет быть единой и потому нуждается, чтобы существовала внепартийная власть. Народный инстинкт чует, что без руководственной роли власти не может быть ничего доброго в государственной работе, и потому-то народ всегда так оживает духом, когда появляется власть, и впадает в прострацию, когда власть исчезает куда-то.

И вот к ближайшей сессии Думы и Совета и к недалеким новым выборам в четвертую Думу[77] мы подходим без сознания необходимости руководящей власти, не подчиняющейся партиям, не заискивающей перед ними для сбора голосов, а правящей уверенно и твердо, с сознанием в себе того, чего не имеет партия, — своего национального представительства.

В непонимании этого все наше горе. С этого возникли наши беды, этим до сего дня они продолжаются.

Что такое положение когда-нибудь кончится, если Россия не осуждена на захирение, это не подлежит сомнению. Кто-нибудь непременно создаст для народа этот необходимый рычаг государственности. Но когда это будет и кто это сделает?