Наш «парламентский кризис»
Наш «парламентский кризис»
Недолгая история наших законодательных учреждений переполнена той несуразицей, которую парламентаристы именуют «инцидентами», «конфликтами», «кризисами» и т. п. иностранными терминами, сдабривая проявление того, что по-русски называется просто «безурядицей». В одном из таких «кризисов» пребываем и мы в настоящее время, если послушать петербургские толки.
Дело, в сущности, очень просто.
Государь Император уже три года как учредил Морской Штаб, и не говоря уже о том, что такова была Его Воля, подлежащая лишь исполнению, ни один мало-мальски разумный человек не может не понимать и не признавать, что это учреждение было и есть необходимо для возрождения нашего флота. Но наши новые учреждения запутывают исполнение самого простого и необходимого дела. Согласно законам 1906 года выходит так, что Государь Император как Державный Вождь армии и флота может без согласия «палат» созидать учреждения, ко флоту или армии относящиеся, но не может назначать необходимых для их существования средств. А без денег, понятно, ничего нельзя сделать.
Если бы наши «палаты» состояли из людей, искренно преданных Монархии, и думали о благоустройстве России, а не об ограничении Русской Монархии, то недостатки закона могли бы быть легко обойдены доброй волей исполнителей. Ни Государственная Дума, ни Государственный Совет не стали бы в ущерб благу и могуществу России изыскивать способы вынудить новые ограничения Державных прав. Без всяких разговоров они бы утвердили кредиты, необходимые для содержания новых военных учреждений, и у нас уже давно бы кипела работа, необходимая флоту, России и всем тем, кто любит не депутатское всемогущество, а Россию и ее благо.
На деле вышло совершенно иначе.
Как известно, первые две Думы явно и гласно отрицали права Российского Монарха, третья же, «октябристская», Дума приняла тактику — достигать постепенного расширения своих прав на все области управления России, тем самым постепенно ограничивая права Монарха и упраздняя область Его прерогатив. Для достижения этого избрана система «бить рублем». Так как без разрешения «народных представителей» во всей области «незабронированного» бюджета нельзя получить ни гроша денег, то, отказывая в деньгах, Дума принуждала каждый раз искать фактически ее разрешения и на самые меры. Таким путем она уже вытребовала пред свои ясные очи и военные дела, и дела иностранные.
Все это общеизвестно. Естественно, что и вопрос о Морском Штабе сделался предметом той же политической эксплуатации. Но в данном случае положение усложнилось ролью правительства.
Казалось бы, что правительство Государя Императора не может иметь тех целей, какие имеют парламентарные политиканы, не может присоединяться к октябристской тактике — искать ограничения Монарха путем денежного давления. А между тем оно само выдвинуло законопроект о штатах Морского Штаба. Отсюда теперь на него ряд нареканий…
Всем известно, что правительства прежнего времени именно и сочиняли нашу «конституцию», именно они и выработали ее в таком смысле, что она стала орудием дальнейшего постепенного водворения у нас парламентарного образа правления. Этот исторический факт приводит теперь многих к подозрениям также и против современного правительства.
Со своей стороны, мы в отношении современного правительства стоим на совершенно иной точке зрения, мы убеждены в его безусловной преданности Монарху и Его правам, убеждены в полной лояльности правительства. Причины того положения, в какое оно стало, нам представляются в совершенно ином свете.
Как известно, не нынешнее правительство создало существующую «конституцию», а само было установлено в ее рамках. Это обстоятельство очень важное, так как налагает на правительство необходимость сообразоваться со всеми своеобразными особенностями нашей конституции.
Совершенно ясно, что правительство отнюдь не имеет права самовольно ломать существующий закон, как бы он ни был ненормален. Оно может возбуждать вопросы об изменении закона, но пока закон существует — правительство обязано действовать в его рамках. Только одной Верховной власти принадлежит естественное право изменить вредный и ненормальный закон собственной своей Волей, не сообразуясь в случае необходимости даже с существующими нормами закона. Но такое действие было бы со стороны правительства преступлением, актом государственного переворота, и только со стороны Верховной власти составило бы законный акт Верховного управления. Мы говорим в этом случае, конечно, о разуме самой государственности и ее естественных внутренних законах, а не о писанном законе 1906 года.
Итак, правительство, поставленное в обязательную для него необходимость достигать нужных для России мер не иначе, как в рамках законов 1906 года, волей-неволей принуждено идти парламентарными путями, то есть отыскивая так или иначе большинство голосов в Думе, а следовательно, делая необходимые для того компромиссы и уступки. Так ли понимает само правительство свое положение? Этого мы не знаем. Мы говорим не за него. Но для нас ясно, что логика положения именно такова, и что правительство, как бы оно ни смотрело на свое положение, в данных условиях волей-неволей должно бы было действовать в обрисованном нами смысле.
И вот, думается нам, правительство, имея в виду осуществление Высочайшей Воли и необходимость получения для того денег от «палат», и сочло себя вынужденным внести на их обсуждение не только вопрос денежный, но и учредительный, то есть должно было выйти на путь испрашивания у «палат» как бы разрешения на осуществление Монаршей Воли.
Говоря откровенно, тут получается положение столь же нестерпимое для чувства сознательного монархиста, как в оны времена была нестерпима для патриота необходимость кланяться ханам Золотой Орды, чтобы выпросить какие-нибудь льготы для порабощенной Руси. Говоря откровенно, мы бы не нашли сил кланяться Золотой Орде и предпочли бы прямо заявить власти Верховной о безусловной необходимости изменить те пункты законов 1906 года, которые приводят к столь нестерпимым положениям. Но правительство осталось на почве «конституционной легальности» и вынесло на обсуждение «палат» то, что даже и по законам 1906 года составляет прерогативу Монарха.
Этот законопроект представлялся на благовоззрение высоких собраний уже два раза. Дума, конечно, ничего не имела против нового прецедента ограничения власти Монарха, но Государственный Совет, стоя на чисто юридической почве, в первый раз отверг законопроект как не подлежащий в одной части его компетенции. В этом отношении Совет был прав, но отвержение второй статьи законопроекта приводило фактически к лишению денег для тех учреждений, которые созданы были Государем. И вот правительство возобновило попытку получить средства, и на сей раз Государственный Совет вслед за Думой принял законопроект.
Совершенно точно известно, что кабинет получил большинство голосов в Совете только посредством того, что сами члены правительства Его Величества поголовно подали голоса за акт, который дает деньги ценой нового ограничения Царских прерогатив…
И вот, по петербургским толкам, мы попадаем в «кризис» и т. п. Там размышляют, что же случится, если Верховная палата не утвердит законопроекта?
По «парламентским» обычаям, кабинет в случае, если бы его законопроект, прошедший в Думе и Совете, не удостоился Высочайшего утверждения, должен подать в отставку. Что же тогда будет? Невозможно, говорят, заменить такой кабинет. Да что тогда делать и с Думой? Признаемся, что дело представляется нам несравненно проще.
Мы не знаем, конечно, как намерено себя держать в подобном случае нынешнее правительство. Тем паче не дерзаем предугадывать Монаршую Волю, зная лишь одно: что как Государь решит, так и быть должно. Но дозволительно высказать общее теоретическое суждение применительно к возникшим обстоятельствам.
Прав или не прав был бы кабинет, если бы подал в отставку, раз его законопроект Государем Императором не одобряется, — это не особенно важный вопрос с точки зрения той конституции, того политического телосложения, которое имеет Россия сама по себе, по природе своей, и которое очень мало сходно с нашей нынешней писанной «конституцией».
По действительной русской конституции пусть правительство, если ему лично это кажется нужным, подает в отставку, но Государь Император вполне может приказать всем членам кабинета снова взять свои портфели и продолжать свою работу. Они служат не Думе и Совету, а Ему, Государю, и Самому же Государю Императору принадлежит суждение о том, нужны ли Ему данные лица. Их же дело — исполнить
Царскую Волю. Так нам представляется дело, и так всегда было в России. Что касается Думы и Совета, то единственное поучение происходящего «кризиса» с точки зрения реальной русской «конституции» состоит, нам кажется, в том, что конституция 1906 года некоторыми своими частями приводит к весьма вредным последствиям, а посему должна быть в этих частях изменена.
Тут с точки зрения реальной русской конституции не требуется даже никаких «роспусков» нынешней Думы. Она давным-давно известна своим очень плохим поведением, но акт, о котором мы говорим, послужил бы лишь просветлению ее политических взглядов, указал бы ей бесполезность усилий ограничить Царскую власть, и она бы, вероятно, подчинилась факту, «его же не прейдеши». Речь же о роспуске была бы понятна только в случае явного неповиновения.
Таково наше мнение об этих «инцидентах», «конфликтах», «кризисах» и т. д. Нам кажется, что если бы желающие наговорили по этому поводу еще десятка два парламентских «жалких слов», дело, по существу, остается совершенно просто, и с точки зрения реальной русской конституции разрешимо совершенно «чинно, благородно», без всяких кризисов и без ущерба для кого бы то ни было.