О смирении, о гордости, о вере
О смирении, о гордости, о вере
Батюшка часто напоминал о прощении обид друг другу и непамятозлобии и говорил: «Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать».
А о гордых старец говорил: «Ярому коню — глубокая яма».
И были случаи, когда за гордость, непослушание, самомнение люди совершали падения и терпели искушения.
У одной из хористок, по имени Александра, певшей в батюшкиной церкви, как-то вдруг резко и ярко «прорезался» сильный и красивый голос. И она возгордилась — стала высокомерной, стала кичиться своим голосом и унижать других. Наши матушки, и особенно мать Варвара, в деликатной форме делали ей замечания, но Шура не слушала их. Однажды в Пасхальную ночь батюшка Севастиан послал её вместе с другими петь в часовне Пасхальную утреню, так как весь народ в церкви не вмещался и утреню служили ещё в часовне во дворе. Но Шура идти наотрез отказалась. Все были удивлены её отказом и советовали послушаться батюшку. Но Шура не слушалась. Тогда батюшка очень строго сказал: «Шура, не гордись, Бог отнимет голос, и петь ты не будешь!» Как в воду глядел батюшка! В скором времени она заболела, попала в больницу, а когда вернулась, петь уже не могла — у неё пропал голос. Батюшка и все окружающие очень жалели Шуру, но здоровье и голос к ней так и не вернулись.
А с простыми, смиренными людьми, по батюшкиным молитвам, Господь чудеса творил. Одна девушка ещё в детстве заболела глазами (опухли и как бы совсем заросли). Врачи отказались лечить. Тогда она обратилась к батюшке, который благословил отслужить молебен с водосвятием перед иконой Скорбящей Божьей Матери и святой водой промывать глаза. И, к радости всех, опухоль исчезла, глаза открылись и стали видеть как прежде.
Кто приходил со смирением и верой, что Бог, молитвами батюшки, поможет им в делах, тех принимал быстрее и говорил полезное для них. А кто без страха Божья и без веры приходил, а просто ради любопытства или празднословия, тех совсем не принимал и строго говорил:
«Я ничего не знаю, я грешный, больной и неграмотный человек, как и все. Что я, прозорливый какой, что ли?» «У вас есть свои священники», — если люди из другого прихода, близ находящегося.
Однажды среди беседы о нравах людей батюшка сказал и даже указал: «Вот этих людей нельзя трогать, они, по гордости, не вынесут ни замечания, ни выговора. А других, по их смирению, можно».
Иногда пробирал одного кого-нибудь при всех (бывало, даже не виновного, но смиренного и терпеливого), чтобы вразумить тех, которым нельзя сказать о проступках и недостатках прямо. Таких он сам не укорял и не обличал, и другим не велел, но ждал, терпел и молился, пока человек сам не осознаёт и не обратится с покаянием к Богу и к духовному отцу.
Более сильных духом смирял при всех, избавляя их от тщеславия и гордости духовной (при которых и добрые дела не приносят пользу душе, и сам человек может погибнуть для вечности). Те, кто понимал это, радовались такой чистке и тут же просили прощения и молитв об исправлении.
Бывали случаи, когда батюшка заставлял старших просить прощения у младших, обиженных смирял, а обидчиков защищал. В этом скрывалась духовная мудрость. И опытные понимали и не обижались.
Ценил батюшка, когда человек сам постепенно осознаёт свои недостатки, немощи, пороки. И, не надеясь на себя, просит Бога о помощи, об избавлении от них, о помиловании. И, раскаявшись, человек получает от Бога просимое, принимает со смирением и благодарением.
Когда кто подойдёт с жалобой на ближнего, особенно по зависти или ревности, тогда всё пропало. Он такой урок задаст испытательный и смирительный и такое лекарство духовное предложит, что не обрадуешься и не захочешь в другой раз жаловаться. Такие жалобы батюшка старался искоренять во всех, как недуг душевный.
С наговорщиками и клеветниками иногда поступал очень мудро: наказывал оклеветанных ещё более чем ожидал оклеветавший, тем самым вызывал в нём чувство стыда и отучал клеветать на ближнего.
Когда же кто подходил к батюшке с тайным гневом на ближнего, желая найти себе защиту у батюшки, себя оправдать, а ближнего обвинить, то такого вместо защиты батюшка проберёт при всех и смирит за его гордые помыслы и дела.
В случае обид или недоразумений приучал просить друг у друга прощения и не злопамятствовать, особенно перед причастием. И приводил пример, всем известный, о двух собратьях — Тите и Евагрии.
Иной раз указывал, у кого и в чём проявляется гордость (начало всех грехов): у одних в походке, у других в голосе, у третьих духовная гордость сокрыта — что самое опасное и вредное для человека и что необходимо осознать и открыть духовному отцу. Только Господь, за молитвы духовного отца, раскроет все тайники души человеческой со всеми изгибами, и все таящиеся в ней змеи выползут наружу, к удивлению и ужасу самому себе и другим.
«К каждому нужен свой подход. Что одному можно сказать на пользу, то другому то же самое может быть во вред». Часто говорил: «Терпите друг друга немощи и недостатки — в этом спасение. Огонь огнём не тушат, а водой. А зло побеждается любовью!»
Когда без благословения сходились на жительство две молодые или две старые, но состоятельные, батюшка, бывало, скажет: «Нет бы пожилой и состоятельной взять к себе помоложе девушку или вдовушку, которая трудилась бы и за ней ухаживала, слушалась и приучалась ко всему доброму». Молодым жить вместе вовсе не благословлял. И не уживались те, кто сходился, потому что не уступали одна другой, и не научались ничему доброму. Но одной жить тоже никого не благословлял, особенно гордых и своевольных. Указывал на опасность такого жития. В пример приводил рассказ о блестящем гвозде, который на пороге ногами трётся. А другой заржавевший в углу где-нибудь лежит, и никто его не трогает. И добавлял поговорку: «Вместе живущие друг о друга трутся — и все спасутся».
О гордости, самонадеянности, самоуверенности приводил в пример притчу Оптинских старцев: «В летний тёплый день летит жук и гудит: "Мои поля, мои луга, мои леса…" Но вот подул ветер, полил дождь, жук прижался под листком и жалобно пищит: "Не спихни меня!"»
Одна душевнобольная оскорбляла батюшку при всех, обзывала его и его чад и тех, кто ухаживал за ней, тоже оскорбляла. А батюшка спокойно ответил ей: «А ты думала я какой? Вот такой я и есть! Ну найди себе лучше меня!»
Часто на вопросы: «Как нам жить?» — отвечал словами Оптинского старца Амвросия: «Жить — не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем моё почтение».
На немирствующих между собой словами тех же Оптинских старцев, бывало, скажет: «Друг о друга трутся, и все спасутся!» «Терпение и труд всё перетрут». А возмущения, недоразумения в семье или между одинокими людьми называл: «Плевки от врага». Когда враждующие примирялись, тогда сами осознавали, что это так.