Слово о страдании

Слово о страдании

Невольно от мудрого ждем мы речи о гореваниях наших скорее, нежели чем о радостях. Тема страдания ключевая в любом нравственном учении. Будда размышления о страданиях кладет в основу своего учения. Жизнь полна страданий, говорит Просветленный, однако можно осознать их причины и найти путь к их устранению (так называемые четыре благородные истины).

Сетование лучше смеха, потому что при печали лица сердце делается лучше. Еккл 7:3

Тут исток его правды: очищение души, возвышение помыслов. Екклесиаст открыл очистительную силу страдания. Он поведал о том в немногих могучих и емких афоризмах. По всей вероятности, читатель вспомнит сейчас Достоевского, который с глубочайшим проникновением в психологию героев раскрыл идею об очистительной силе страдания. Блажен веселящийся, да не ему дано открыть путь к сердцу ближнего. Сытый взор осекается; довольное сердце молчит. Человек в своем стремлении к очищению, к возвышению души испытывает даже потребность в страдании. Поэты всегда это чувствовали живее других. Лермонтов гневается, требует от судьбы: «Я жить хочу! Хочу печали// Любви и счастию назло;// Они мой ум избаловали// И слишком сгладили чело». И — Тютчев: «О Господи, дай жгучего страданья// И мертвенность души моей рассей». Страдание разбивает оцепенелость душевную. Не страдая, чужого горя не постигнешь. Творчество несет с собой страдание, оно предшествует вдохновению.

Страдания человека многообразны: утраты, разлуки, одиночество, недуги; боль физическая и душевная; рефлексия тоже болезненна, а человеку без этого не обойтись. Страданием окрашены даже радости.

В знаменитой сцене «Видение в Гаваоне», в которой описываются страхи и сомнения Соломона перед восшествием на престол, он просит Всевышнего дать ему «сердце разумное», чтобы править народом «великим сим». Екклесиаст делает различие между мудростью пророческой и народной, но в данном случае это не важно. Сердце разумное! Страдания очищают его: при печали лица сердце делается лучше. Снисходительнее. Добрее. Отзывчивее на печаль ближнего.

Не страдая, можно ли постигнуть мудрость? Как бы ни сомневался Екклесиаст в ценности ее перед ликом Смерти — все же нет для него существа выше, чем  «человек мудрый». И вот он говорит:

Сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых —  в доме веселья. Еккл 7:4

Вид страдающего человека, которого спешишь ты утешить в его муках, умягчает и твое сердце: сердце делается лучше. По Екклесиасту, исполнение главнейшей библейской заповеди «Возлюби ближнего своего, как самого себя» затруднительно для человека, оберегающего себя от вида страданий, от сочувствия чужому горю.

Екклесиаст развивает наставление о мудром в доме плача: еще, дескать, пронзительнее для сердца твоего поспешить в дом, где оплакивают покойника. Содрогнешься, и твой конец такой же будет, и облегчишь душу от суеты.

 Лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить в дом пира; ибо таков конец всякого человека, и живой приложит это к своему сердцу. Еккл 7:2

Жить, осознавая и постоянно помня, что дни твои сосчитаны, смерть неизбежна и даже память о тебе исчезнет, — нельзя. Страдания как бы заменяют эту память. Освеженное ими восприятие действительности помогает по-иному взглянуть на жизнь, обогащенное нравственное чувство — простить обиды, удержать себя от зла. И на многое, что заботило и тяготило, легко махнуть рукой: суета!

Если приобщиться радости необходимо иной раз волевым усилием, что и рекомендует Екклесиаст, то страдания врываются в нашу жизнь без спроса. Нарочитое устремление к боли и горести противно Когелету; он сторонник простоты жизненного поведения, без ухищрений и прихотей. Но и прятаться от страданий, если это только вообще возможно, — не следует. Нетрудно заметить, что такой взгляд весьма далек от буддийского. Человек не может избегнуть страданий. Тяготы и невзгоды, выпадающие на его долю, должен он превозмочь, не ожесточая, а очищая сердце.

Две эти стороны проповеди Екклесиаста — о радости и о страдании — не противостоят, а дополняют друг друга. Конечно, не надо забывать, что это поэма, а не трактат. Выразительность и глубина изречений помогают восстановить нравственное учение в его многообразии.