Казнь

Казнь

Падает камень на кувшин – горе кувшину, падает кувшин на камень – горе кувшину; так или иначе, все горе кувшину.

Талмуд

Хайр уд-Дин, давно уже ходивший перед строем юнцов, оценивая их, присматриваясь к ним, ощутил усталость. И решил: умным достаточно, а те, кто еще не понял, что и зачем он говорил – глупы, и потому не нужны.

– »А если Христос не воскрес, то и проповедь ваша тщетна, тщетна и вера ваша» . Сколько уж было сломано каламов, сколько истрачено чернил, описывая то, чего никогда не было! Есть Коран, в котором Мухаммед раз и навсегда сказал, что было и чего не было. Довольно слов! Плов перестоялся! После плова я велел подать фрукты, дыни и виноград! Я спрашиваю вас, кяфиров: кто готов без принуждения, добровольно принять ислам? Вот кади, его калам готов, подходите к нему по одному, пишите бумагу.

– Останемся верными, братья! – с отчаянием воскликнул паренек в фарджии. Толмач стегнул его плетью по спине, так что рубаха лопнула и сползла с плеч. На шее парня на тонкой бечевке действительно висел крест.

– Что он сказал? – поинтересовался Хайр уд-Дин.

– Мятежник, он отвергает ислам и требует, чтобы его товарищи поступили так же, – заторопился толмач.

Хайр уд-Дин в упор подошел к парню:

– У тебя есть единственная возможность остаться «верным», как ты говоришь, – процедил он. – Повторить подвиг твоего Бога. Готов ты к этому? Скажи только ему, негромко, чтоб другие не слышали! – предупредил Хайр уд-Дин толмача. Пока тот шептал парню на ухо, Хайр уд-Дин загадал: если парень побледнеет от страха – смерть, если покраснеет от гнева – он найдет возможность сохранить ему жизнь. Он знал этот нехитрый прием различения темпераментов, использовавшийся еще в римских легионах. Почему-то Хайр уд-Дину хотелось, чтобы парень покраснел.

Парень побелел и отчаянными глазами глядел на своего мучителя, не говоря ни слова.

– Отвечай! – толкнул его ручкой плети толмач.

Парень молчал. Вокруг него уже образовалось небольшое пустое пространство: некоторые понимали огузскую речь и шепотом поясняли соседям, что происходит.

– Смерть на кресте – тяжелая смерть! – с усмешкой сказал Хайр уд-Дин. – Гвозди вбивают не в ладони, нет: еще римляне убедились, что связки между пальцами не выдерживают веса тела, человек срывается. Их вбивают в запястья, а иногда и в предплечья, между двумя костями, разрывая мышцы и артерии. Но знаешь ли, от чего умирают на кресте? Счастье для казнимого, если разорвана крупная артерия и он быстро истечет кровью, а чаще они умирают от удушья, ибо когда висишь на распяленных руках, грудь стиснута так, что трудно вдохнуть. Для того чтобы распятый мог вдохнуть и мучения его продлились, прибивают ноги: опершись на их живое и разорванное гвоздями мясо, приподнявшись, можно вздохнуть. Но это очень, очень больно! И человек снова повисает на руках. И это тоже невероятно больно, да еще дышать нечем. И человек снова пытается опереться на ноги. Из таких конвульсий и состоит висение на кресте. А если перебить кости голеней, человек не может опереться на ноги и набрать воздуха как следует и потому умирает быстро! Так римляне и делали, когда хотели быстро завершить казнь.

Хайр уд-Дин понимал, что у него нет выхода. Он должен сломить надменность этого парня! Он не мог пойти на попятный на глазах у нескольких сотен новобранцев, которыми завтра будет командовать!

Но когда парень неожиданно быстро сломался, Хайр уд-Дин был глубоко разочарован.

– Разве ахль ал-китаб не пребывают под защитой шариата в этом султанате! – отчаянно воскликнул парень. – Разве Мухаммед не сказал: «Поистине, те, которые уверовали и которые исповедуют иудейство, и сабии, и христиане, – нет страха над ними, и не будут они печальны!»?

– По-арабски заговорил? – равнодушно спросил Хайр уд-Дин. – Коран читаешь?

Он уже забыл, что именно эту цитату из Корана привел в начале беседы. Если бы парень пошел до конца – он пощадил бы его, может быть, даже взял бы в свою личную охрану гулямом: мужество достойно уважения во всех проявлениях. Но эта апелляция парня к закону внушила Хайр уд-Дину отвращение. И все же на вопрос нужно ответить!

– Ахль ал-китаб – это те, кто является членом миллета и платит ушр и джизию. А ты налогов не платишь! Ты – купленный для султана раб. Мятежный раб, который сбивает других с толку. И в довершение всего ты – трусливый раб, ибо ты вешаешь крест на себя, но не желаешь висеть на кресте! Но самое горькое, что ты сам не веришь в своего Бога, ибо не сказал ли он ясно: «Претерпевший до конца спасется» ! По этому его слову ты мог быть сейчас спасен! Но ты, видимо, предпочел поступить не по другим его словам, сказанным в Гефсиманском саду, где, «восскорбев душой смертельно», он пошел на попятный и готов был, страшась боли и мучений, отказаться от спасения человечества? .

Но довольно шуток! То, что ты знаешь наш язык и законы и читаешь Коран, не принимая ислама, заставляет меня думать, что ты – шпион, которого специально готовили, чтобы изнутри разлагать наше войско! Переведи это всем – как приговор! – сказал он толмачу.

«И никогда не будут довольны тобой ни иудеи, ни христиане, пока ты не последуешь за их учением, – подумал Хайр уд-Дин словами Корана. – Скажи: «Поистине, путь Аллаха есть настоящий путь!», – а если ты последуешь за их страстями после пришедшего к тебе истинного знания, то не будет тебе от Аллаха ни близкого, ни помощника» .

Хайр уд-Дин отошел к коню, вскочил на него, с интересом повернулся к строю. Поразительно – почти все юноши уже столпились у столика кадия, там уже взлетали плетки аскеров, наводивших порядок. «Неужели свет истинного учения пророка озарил их сердца, – подумал он и усмехнулся в душе нелепости этой мысли. – Разумеется, нет! Это произойдет еще очень не скоро! Большую роль, чем мои слова, сыграл запах плова! Но в этом тоже нет ничего плохого, так устроен человек».

Тем не менее медлить было нельзя. Хайр уд-Дин подозвал агу аскеров, охранявших девширме, и сказал ему, указывая на десяток юношей, оставшихся на плацу недвижными:

– Этих – на галеры. И поторопись, пока никто из них не передумал. А этого, с крестом, – на кол. Кол врыть так, чтобы они видели его от дастархана. Погуще смажь бараньим жиром. Язык – долой, либо рот зашить, пусть не бормочет больше ненужных слов!

Хайр уд-Дин не пожелал смотреть казнь и ускакал. Но этот, в сущности, смелый и сообразительный парнишка, таким трогательным и беззащитным жестом стягивавший свою фарджию на горле, чтобы не был виден его нательный крест, не шел у него из головы. Может быть, и не было в нем двойного дна, ведь, поистине, утопающий хватается за соломинку: разве не должен был он использовать для продления своей жизни бывшее у него знание? Но вот вопрос – откуда к нему пришло это знание?

Впрочем, если бы он был шпионом, стал ли он вообще высовываться?

Сейчас он умирает там мучительной смертью, на глазах у будущих воинов. Но он сам выбрал такую судьбу. Он заявил себя перед ними как вождь – и показал направление пути. Но направление было ложным. И он наказан. А им это – урок. Поистине, как вслед за благоуханной весной наступает знойное лето, так за разговором наступает действие – и об этом всякий должен помнить во время разговора...

Возможно, из него вышел бы отличный воин, лучший, чем все оставшиеся. Хайр уд-Дина жгло сомнение, верно ли, не в горячке ли чувств он поступил, а пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Отводи заповедь о наказании сомнением», и, стало быть, наказание может быть отменено.

Хайр уд-Дин остановил коня. Вернуться?

Он представил себе, как юношу снимают со страшного заостренного столба, укладывают, корчащегося от боли, на землю, как он униженно поддергивает залитые кровью шальвары... После такого оскорбления ему никогда вновь не обрести чести. Воина из него уже не будет. Даже если его удастся вылечить, что весьма сомнительно. А если не удастся? Еще один калека, нищий, на всю жизнь обреченный ходить по караванным тропам и базарам с протянутой рукой...

Нет, пусть уж лучше сегодня достойно умрет.

И потом – если отменить казнь, то как и чем тогда хранить юные умы от заражения семенами безверия и вольномыслия, от лживых идей ассасинов, хариджитов, друзов... О Аллах, сколько же их сегодня в мусульманском мире, этих секточек и сект, пъры которых, укрывшись в покое своих харимов, просчитывают политические ходы на несколько жизней вперед, обдуманно совращают мусульман и подсылают их, развращенных, чтобы они и других увлекали за собой в свой беснующийся мрак! Ответственность за то, чтобы уберечь от лжи, от этого кошмара юношей, завтрашних воинов, всецело лежит на нем. И он, и султан, которым придется вверить когда-то свою жизнь и свою честь этим ребятам, должны быть в них абсолютно уверены! Никто и никогда не снимет с него этой ответственности!

Хайр уд-Дин выпрямился в седле. Поистине, он принял правильное и мудрое решение!