Гимн ХХХVI

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Гимн ХХХVI

Богословие о единстве во всем триипостаснаго Божества; и как (св. Отец), смиряя себя, (этим исповеданием) посрамляет самомнение мнящих о себе, что они нечто.

Каким образом, Боже мой, страсти, которыя Ты некогда истребил во мне, снова оживают и наполняют меня мраком и скорбию? страсти (говорю) ярости и гнева, от которых во мне происходит парение и помрачение в голове моей, и которыя ослепляют мои умныя очи. Ибо они, увы мне, как бы принуждены бывают закрываться и смежаться, и я лишаюсь Тебя — Света, котораго всякий желает, но немногие взыскуют, даже из тех, которые удостоились приобщиться Твоих неизреченных (откровений), и вещественно с неизреченным чувством причаститься (Твоих) страшных и для всех несказанных таинств, и познать невидимую среди видимаго славу и необычайное таинство, в мире соделанное (только очень немного таких, как я хорошо знаю, которые пришли в ясное созерцание этого), таинство, соделанное Тем, Кто был в начале, прежде всех веков от Отца со Духом — Сыном Божиим и Словом, Светом тройственным в едином и едином в трех. Ибо оба суть один свет, Отец, Сын и Дух, существующий нераздельно в трех неслиянных лицах, которыя однако соединены по Божественному естеству, а также началу, славе, силе и воле. Ибо три видятся мне, как бы на одном лице два прекрасных ока, исполненных света. Каким образом, скажи мне, очи без лица могут смотреть? а лицо без очей не должно, конечно, (и лицом) называться, ибо оно лишается главнейшаго, или лучше сказать всего. Ведь если солнце лишится красоты света, то прежде (всего) само погибнет, а потом и вся тварь, которой определено получать от него освещение и зрение. Так и Бог среди мысленных (вещей) если бы лишился одного, Сына или Духа, то Он не будет более Отцом; даже и живым бы Он не был, отвергнув Духа, от Котораго всем подается жизнь и бытие. Итак, да почтит всякая поистине разумная природа (естество), какая (есть) под солнцем, да и какая над ним, Естество триипостасное, совершенно неизъяснимое. Ибо ни имени Бога, ни естества, ни вида, ни образа, ни ипостаси никто из людей не познал, чтобы изречь и описать и сообщить прочим. Но подобно тому как сияющее солнце, заходя за тучи, ни само не бывает видно, ни полным светом не светит, но испускает находящимся на земле неясный свет; таким же образом помышляй и о Боге, что (когда) Он скрывается от нас, всех нас содержит великая и густая тьма. Но более дивное усматривай, конечно, (вот) здесь: ибо свет Божий не умаляется, как (свет) солнца, но светит везде и все освещает; и (однако) я, (находясь) среди всего, одержим бываю тьмою и лишаюсь сотворившаго меня Света. Кто поэтому не восплачет обо мне и не возрыдает? кто не воздохнет обо мне и не прослезится, что [в то время как] Бог везде и во всем пребывает и Сам весь свет есть, в котором вовсе нет ни тени перемены (Иак. 1:17), ни наступления ночи, ни тьма совершенно не бывает (для него) препятствием, но (который) разлит во всем и неприступно сияет, и достойным видим бывает, (как) приступный и уловимый, с одной стороны, немного, как мы сказали, по сравнению со всем сиянием и самим Солнцем, когда Оно все возсияет, с другой же — много по отношению к самим седящим во тьме, так как они удостоились увидеть малый свет; я же [между тем] несчастный предпочитаю тьму и, заботясь о том, что во тьме, увеличиваю мрак, и он еще плотнее облагает мою презренную душу. От него питаются и оживают во мне страсти, и происходят во мне (звери, и раждаются) драконы, гады и змеи, всегда возмущающие части души моей. Ибо меня угрызает пустая и суетная слава, вонзая зубы в мое сердце; за нею на меня изнемогшаго и совершенно обезсилевшаго возстали свирепые псы, множество (диких) зверей, и найдя меня лежащим, сожрали меня. Ибо наслаждения и похвалы (человеческия) разстроили мозг и нервы, отняв у меня бодрость и крепость души моей. Увы мне! как я опишу все? — самомнение и леность, как разбойников напавших на меня, (чувственное) удовольствие и заботу нравиться людям, которыя, таща в противныя стороны, расхитили у меня: одно — целомудрие мое и трезвость, а другая — добрыя дела и Божественныя деяния, которыя, выказывая самих себя, соделали меня мертвым, оставив во мне оскверненном странное, удивительное и великое самомнение. Ибо как, скажи, не изумительно и не исполнено жалости то, что столько страстей, внезапно напав на меня, соделали меня обнаженным от всякой добродетели и мертвым? Я же наоборот, не зная себя самого и не уразумев ничего из случившагося, ставлю себя выше всех, и (считаю себя) безстрастным, и святым, и премудрым богословом, и праведником, почитаемым всеми людьми. Но и будучи хвалим, как достойный похвал, я, приглашая всех, думаю, что снискиваю (от них себе) честь. Когда же они собираются, я еще более надмеваюсь и часто оглядываюсь, быть может, кто–либо отсутствует, кто не пришел и не видит меня. И если окажется, что кто–либо пренебрег мною, то я злопамятно поношу и злословлю его, чтобы и он, услышав и не вынося моих порицаний, пришел, приветствовал меня и оказался моим сторонником, словно и он нуждается в моих молитвах и любви. И я говорю [тогда] всем прочим: и такой–то посещает (меня) и получает (мое) благословение и слушает беседы и учение мое. Увы моей глупости! Итак, как не вижу я наготы и убожества своего, не чувствую язв, не печалюсь и не плачу, и лежа в больнице, не ищу врачевания, и не призываю врачей, показывая (им) свои струпы, обнажая пред ними свои скрытыя страсти, дабы они наложили ланцеты, пластыри и прижигания, и я мужественно перенес бы (их) ради своего уврачевания? Но я напротив повседневно прилагаю (себе) язвы.

Но, о Боже мой, сжалься надо мною заблудшим и страх твой насади в сердце моем, чтобы я, благоразумно стягнув себя (спасительным страхом), бежал мира и возненавидел его. Не попусти мне, Христе, скитаться среди него, так как Тебя одного, (доселе) еще не любимаго, люблю я, и Твои только заповеди надеюсь хранить, [хотя и] весь я в страстях и не познал (еще) Тебя. Ибо кто из познавших Тебя нуждается в мирской славе? или кто из любящих Тебя более (чем Тебя) взыщет того, чтобы либо приглашать (к себе) всех, либо льстить некоторым, либо станет стараться быть другом всех людей? Этого не делал никто из истинных рабов Твоих. И потому–то скорблю и печалюсь я, Боже мой, так как вижу себя самого порабощенным этому, и ни покорится не могу, ни смириться не хочу, ни искать одной Твоей славы, чрез которую мне указывается быть верным и рабом Твоим, и благодаря которой (особенно в бедности, нищете и трудах) я могу быть выше не только вельмож, но и царей. Итак, приклонись на милость к презренной душе моей, Боже и Творче всех, благобытие мне даровавший, и дай мне истинное ведение, чтобы я благоразумно держался одних Твоих вечных благ, и славу Твою от души возлюбил и взыскал, отнюдь не заботясь о человеческой, земной (славе), дабы я соединен был с Тобою ныне и по смерти, и сподобился соцарствовать с Тобою, Христе, претерпевшим ради меня позорную смерть и исполнившим все домостроительство. И тогда я буду славнее всех смертных. Да будет (так), Господи, ныне и во веки Аминь.