Гимн ХL

Гимн ХL

Благодарение с богословием, и о тех действиях, по которым наименована Божественная благодать Духа.

Что это за новое таинство, Владыко всех,

Которое Ты показал на мне заблудшем и блудном?

Что это за великое чудо, внутри меня замечаемое

И непостижимое, но сокровенное?

Ибо во мне видится как бы звезда, восходящая вдали,

И соделывается опять как бы великим солнцем,

Не имеющим ни меры, ни веса, ни предела величине (своей),

И становясь малым сиянием, снова видится, (как) свет,

В средине сердца моего и во внутренностях моих,

Часто обращающийся и сожигающий все,

Что во глубине моих внутренностей, и делающий их светом,

И таким образом любезно учащий и вещающий

(Мне), совершенно недоумевающему и ищущему на учения:

Я — та звезда прекрасная, которая некогда, (как) ты слышал,

Взошла от Иакова, это Я — не сомневайся.

Я показываюсь тебе и солнцем, вдали восходящим,

Которое для всех праведных есть свет

Неприступный в будущем веке и жизни вечной;

Я и сиянием (также) являюсь и, (как) свет, тобою созерцаюсь,

Неопалимо пожигая страсти сердца твоего,

И росою сладости и Божественной благодати Моей

Омывая скверну твою и совершенно угашая

Телесные угли греховных сластей,

И соделывая все то по человеколюбию Своему,

Что и древле творил Я во всех святых.

Помилуй сетующаго, сжалься над сокрушенным

И не прогневайся на меня, что я снова хочу сказать:

Как ты, совершенно невместимый, звездою от Иакова и являешься

И (даже) доныне бываешь для всех?

Как, подобно восходящему солнцу, показываешься Ты,

Нигде не находящийся и везде, и превыше всякой твари,

И проповедуемый невидимым для всех?

Как и сиянием Ты бываешь, и светом мне видишься,

И пожигаешь вещество, будучи по существу невещественным?

Как, орошая, Ты омываешь телесную скверну мою,

Весь будучи огнем неприступным и нестерпимым для Ангелов?

Как обнимаешься тленною сущностью тела моего

И без смешения смешиваешься с душою человеческою?

Как, бывая чрез нее во всем теле неслиянно,

Ты, неосязаемый, всего меня обоготворяешь? —

Скажи и не отошли меня печальным и скорбным.

О дерзость! о несмыслие! о неразумныя речи!

Как не трепещешь ты так дерзко вопрошать об этом?

Как не сознаешь, что спрашиваешь о том, что тебе известно?

Но дерзаешь говорить о Боге, как бы искушая,

И как бы неведущий, притворяясь, вопрошаешь Меня о том, что знаешь,

Желая со (всею) ясностию описать всем свое знание.

Но однако, будучи человеколюбив, Я снисхожу к тебе

И снова (стану) учить тебя, так говоря тебе следующее:

Я по естеству невыразим, будучи невместим,

Неоскудевающ, неприступен, невидим для всех,

Неприкосновен, неосязаем и по существу неизменен;

Один в единой вселенной и один со всеми

Познающими Меня во тьме сей жизни,

Но вне всего мира, вне видимых (вещей),

Вне чувственнаго света, и солнца, и тьмы,

И места мучения и страшной кары,

В которое попали гордые рабы,

Злобно поднявшие выю против Меня — Владыки (своего).

Я неподвижен, ибо где Меня нет.

Чтобы через перемещение я достиг Своего места?

Я и приснодвижен безгранично,

Ибо куда ты пойдешь искать Меня, чтобы найти Меня там?

Небо, как ничто, произведено словом Моим;

Солнце, звезды и земля как бы малым поделием для Меня

Были, и все прочее также, что видишь ты.

Ангелы, видящие славу славы, а не самое естество (Мое),

Задолго прежде них произведены Мною.

Ибо (лишь) только помыслил Я произвести (небесныя) силы,

И оне тотчас предстали, славословя державу Мою.

Ты же, седящий в той самой юдоли изгнания,

Куда ниспали все первые преступники:

То есть Адам и с ним Ева, праматерь твоя,

И злой диавол, их обольстивший,

Где глубокая тьма, где великий ров,

Где змеи, всегда жалящие вас в пяту,

Где плач, горе и непрестанное рыдание,

Где всякая теснота, безпокойство и печаль,

Смерть вместе и тление всех вас содержит,

Как ты остаешься спокойным и беззаботным? Как нерадишь, скажи Мне?

Как не печешься о злых (делах), которые ты в мире соделал?

И не ценишь высоко одного только покаяния?

И не стараешься показать его истинным?

И не вопрошаешь о нем с великою мольбою?

И тщательно не изследуешь, как тебе исправить его,

Дабы чрез него по человеколюбию Моему мог

Получить ты и великое оставление беззаконий твоих?

Но, оставив его, спрашиваешь о том, что превыше естества,

Изследуешь то, что на небесах, лучше же и не то (даже),

Но испытуешь (самое) естество Мое, Того, Кто произвел,

Как сказано, небо и все (прочее), как ничто,

И хочешь познать то, что касается Меня, как никто другой не знал.

О диво! о произволение человеческое!

Ибо хотя и порицал Я тебя, но Я напротив и хвалю тебя,

Потому что и ты — Мое дело и творение.

Как ты, образованный из земли, из глины и праха,

На ней держимый и с нею живущий,

Все вменяешь в ничто и даже считаешь как бы тенью?

И минуя все, ищешь Меня одного,

Желаешь говорить обо Мне, разсказывать про Меня

И смотреть на Меня, если возможно, в продолжение всей жизни,

Не отведывая ни сна, ни пищи я питья,

И не заботясь совершенно об одежде телесной?

Но как бы деревьями и пнями, стоящими вдоль пути,

Таковым считаешь все славное в мире,

Опуская (его), как ничто, на пути жизни,

И не обращаясь (вокруг) оком ума

И не позволяя душевным очам взирать на (все) это,

Но воображаешь Меня и обо Мне одном помнишь,

И любишь Меня, как никто из находящихся с тобою?

Ибо кто о имени Моем радуется сердцем

И возбуждается тотчас к любви и желанию?

Кто, услышав многократное упоминание обо Мне,

Прослезился от души, имея в мыслях Меня одного?

Кто со тщанием взыскал познания и соблюдения

Божественных слов или заповедей Моих?

Кто счел Меня, как ты, Богом над всеми,

И немедленно пожелал служить Мне одному,

И ради того родителей и братий и дом,

Землю и вместе сродников, и соседей, и друзей

Так презрел и так приступил ко Мне,

Как бы никогда не видел никого из них

И не знал на земле человека в сем мире,

Но как бы пришел в некую чужую страну и город,

Где все — варвары и говорят на ином языке?

Так ты среди близких, знакомых и друзей,

Своих и начальников и богатых мира

Живешь и настроен, находясь среди них.

Но это, считаемое безчувственными пустым и маловажным,

У Меня, взирающаго на это, велико и высоко.

Кто из великих земных властей и владык,

Или из утверждающих на Мне (свое) начальствование и царствование,

Или из изображающих лицо Моих Божественных Апостолов

Либо помыслил, либо мог соблюсти то,

Чтобы во время исполнения заповеди Моей и закона

Как на одного взирать на всех: на сродников и чужих,

Богатых вместе и бедных, славных и безславных,

На вельмож же вместе с нищими?

Какой судья безпристрастно смотрит на грабеж среди них?

Если бы Я нашел душу, соблюдшую это в мире,

В особенности в настоящем поколении и (в настоящее) время,

То Я прославлю (такового) наравне с Апостолами Моими и пророками,

И он возсядет со мною в пришествии Моем,

Ибо будет судить праведно и тогда, как на земле,

И получит славу Судии живых и мертвых.

Благо — взыскать этого и прочаго с этим,

И, сколько есть силы, соблюдать и точно хранить,

Не изследуя естества Моего, сыне человеческий,

Ни действий Духа Моего Святаго,

Как Он показывается солнцем и видится звездою,

Появляясь где–то вдали и поднимаясь выше гор.

Когда же Он скрывается от глаз твоих,

То причиняет тебе неутешную скорбь и печаль;

И в то время, как ты полагаешь, что Он еще не явился тебе,

Он обретается где–то внутри твоего сердца,

Неожиданно доставляя тебе и изумление и радость;

И так как не показывается тебе (уже) пламенем и не видится сиянием и огнем,

То ты удивляешься и изследуешь. — Ибо не полезно тебе это.

Итак, веруй, что Я — свет совершенно неизобразимый,

Весь простой, несложный, нераздельный естеством,

Неизследимый и вместе доступный недоступным образом.

Ибо поистине Я видим бываю и человеколюбно являюсь,

Преобразуясь сообразно восприятию каждаго из людей;

Не со Мною [впрочем] это бывает,

Но видящие так сподобляются Меня видеть,

Ибо иначе не могут, не вмещая больше.

И поэтому одни и те же иногда видят (Меня)

Солнцем, когда имеют ум очищенным,

Иногда же звездою, когда окажутся

Под мраком и ночью этого тела.

Ибо горение любви делает Меня огнем и светом,

Потому что когда возжется в тебе уголь любви,

Тогда и Я, видя ревность сердца твоего,

Оказываюсь в соединении с тобою, и подаю свет

И показываюсь как бы огнем, Я — словом создавший огонь.

Ибо душевныя добродетели являются как бы веществом,

Охватывая которыя, Божественный свет Духа

И называется соответственно подлежащему веществу,

Ибо собственнаго имени у людей он не имеет.

Поэтому когда человек придет в умиление и прослезится,

Тогда и он называется водою, ибо очищает,

И соединяясь со слезами, омывает всякую скверну.

Когда же плач угасит раздражительность сердца,

При его содействии, то он именуется кротостию.

Возгораясь же опять против нечестия,

Что делается чрез него же, он называется ревностию.

Миром же напротив, и радостию, и благостию он именуется,

Потому что плачущему подается и то и другое,

И он производит в сердце, как бы источник, обильную благодать,

От которой изливается всякое сострадание и милосердие,

Истекающее вне от души на всех (окружающих),

В особенности на желающих каяться и спастися.

Ибо (хотя) и всех он милует, но этим и помогает,

И содействует, и одобряет, и состраждет во всем,

Соединяясь с душевным произволением их;

И усматривая в (их) уме красоту покаяния,

Приобретает к ним более искреннюю любовь.

Смирением же он называется потому, что все мирское,

И даже самую душу, и собственное тело,

И всякое совершаемое действие человек считает

Как бы ничем, вкусив его сладости

И узрев неизъяснимую красоту этого света.

Зная это, ты отнюдь более не просил бы Меня

Говорит о таковых (вещах) или точно изъяснить тебе,

Ибо оне по природе невыразимы и совершенно неизглаголанны,

Для людей неизреченны, неведомы и для Ангелов,

И для всякой иной тварной сущности поистине непостижимы.

Познай же лучше то, что касается тебя, или гораздо более себя самого,

И тогда познаешь, что Я совершенно непостижим,

И сопребываю и люблю одних любящих Меня,

И всегда горячо помнящих Мои заповеди,

И никоим образом не предпочитающих им чего–либо скоротечнаго,

С каковыми, собеседуя, Я и буду сопребывать ныне и во веки. Аминь.