(б 2). Умилостивление
(б 2). Умилостивление
Второе слово — hilasterion, которое АВ переводит как «умилостивление». Многих христиан оно смущает и даже шокирует, потому что «умилостивлять» кого–то — значит останавливать его (или ее) гнев, а эта мысль (что Бог гневается и Его нужно умиротворять) представляется им недостойной характера Бога (скорее языческой, чем христианской по своей сути). Поэтому выдвигаются еще два варианта толкования слова hilasterion. Первый: следует переводить его как «место, где явлена милость Божья»[213], то есть это золотая крышка ковчега во внутреннем святилище храма. Таково единственное значение этого слова в Септуагинте, а также в Новом Завете, где оно встречается лишь однажды (Евр. 9:5).
Так как это «место» окроплялось в день искупления жертвенной кровью, то предполагалось, что Сам Иисус и есть это место — «очистилище», где Бог примиряется с грешниками (ср.: Исх. 25:22). Те, кто разделяет эту точку зрения, толкуют глагол protithemi (предоставить) как «поставить вперед» (АВ) или «демонстрировать на публике» (АГ). А это значит, что, хотя «очистилище» было скрыто от людских глаз завесой, «Бог выставил Иисуса Христа на обозрение разумному человечеству…» [214] как средство спасения. Лютер и Кальвин считали перевод «место явления милости Божьей» удачным, и остальные следовали их примеру.
Однако не менее убедительными представляются и противоположные мнения. Во–первых, если под словом hilasterion Павел подразумевал «место явления милости», он бы непременно добавил определенный артикль. Во–вторых, эта идея кажется просто несовместимой с самим Посланием по стилю, которому вообще чужд «символизм левитов»[215]. В–третьих, в приведенной метафоре [216] есть что–то двусмысленное и даже противоречивое, поскольку Иисус здесь выступает одновременно и жертвой, чья кровь была пролита и ею окроплялось священное место, и самим местом, окропляемым этой кровью.
В–четвертых, ощущение личной ответственности перед распятым Христом у Павла было настолько глубоким, что вряд ли он мог уподоблять Его «бездушному предмету храмовой мебели»[217].
Еще один вариант перевода слова hilasterion — «искупление Его кровью» (ПНВ). Здесь предлагается следующее толкование: хотя в литературном греческом языке глагол hilaskomai имеет значение «умиротворять» (Бога или человека), объектом этого умиротворения в Септуагинте является не Бог, но грех. Отсюда следует, что речь идет не об «умилостивлении» Бога, но об «искуплении» греха, то есть об уничтожении вины или устранении греховности. Сторонник такого мнения К. X. Додд, как издатель НАБ, несомненно, оказавший влияние на перевод этого издания, пишет, что искупление можно рассматривать как некое подобие «дезинфицирующего средства»2. Поэтому НАБ дает следующий перевод: «Бог предназначил Ему стать средством искупления греха через Его жертвенную смерть».
Однако эти концепции д&пеки от совершенства. Речь все–таки необходимо вести об умилостивлении, и основание для этого — сам контекст. В этих стихах говорится о решении Богом важной проблемы человечества, которая заключается не только в наличии греха, но и в присутствии Божьего гнева, направленного на этот грех (1:18; 2:5; 3:5). Везде, где есть Божественный гнев, возникает потребность избежать его. Нам не следует стыдиться слова «умилостивление» или избегать слова «гнев», когда мы говорим о Боге. Скорее необходимо восстановить и подчеркнуть их, показав тем самым, что христианское учение об умилостивлении совершенно отлично от языческих или анимистических суеверий. Христианское умилостивление является особенным в смысле своей необходимости, значимости своей природы и своего источника.
Рассмотрим первый аспект: необходимость. Почему умилостивление необходимо? Языческое объяснение звучит так: потому что боги капризны, раздражительны и неуравновешенны. Христианский ответ: потому что святой гнев Бога пребывает на господствующем в мире зле. В Божьем гневе нет ничего беспринципного, непредсказуемого или бесконтрольного — он направлен исключительно против греха.
Второе: источник. Кто инициатор умилостивления? Языческий ответ: мы, поскольку мы обижаем богов и обязаны умиротворять их. Христианский ответ: мы не в состоянии остановить праведный гнев Бога, потому что не обладаем для этого никакими средствами. Но Бог по Своей любви, не заслуженной нами, сделал то, чего сами мы никогда не сделали бы: Бог «предоставил Его» (то есть Христа) в искупительную жертву. Об этом же говорит Иоанн: «Бог… возлюбил нас и послал Сына Своего стать жертвой искупления грехов наших» (1 Ин. 4:10)[218]. Любовь, сама идея, цель, инициатива, исполнение и дарование — все произошло от Бога.
Третье: природа. Каким образом осуществляется умилостивление? Ответ язычников: нам приходится подкупать богов подарками — сладостями, овощами, животными и даже человеческими жертвоприношениями. Ветхозаветная система жертвоприношений была совершенно иной, поскольку признавала, что Сам Бог «назначил» жертвы Своему народу для искупления грехов (напр.: Лев. 17:11). Поэтому нет никакого сомнения в том, что Бог отдал Своего собственного Сына, чтобы Он умер вместо нас, и, отдав Сына, Он отдал Себя (5:8; 8:32).
Таким образом, разрыв между языческими и христианским концепциями умилостивления трудно преувеличить. В языческом понимании, люди пытаются умиротворить злые божества мелкими дарами. Согласно христианскому откровению, великая Божья любовь умиротворила Его собственный святой гнев, когда Он отдал Своего любимого Сына, Который занял наше место, понес наши грехи и умер нашей смертью. Получается, что Бог отдал Сам Себя, чтобы спасти нас от Себя.
Таково праведное основание, на котором праведный Бог мог даровать праведность нечестивым, не скомпрометировав при этом Свою собственную праведность. Чарлз Крэнфилд выразил эту мысль ярко и красочно:
«По Своей милости Бог пожелал дать прощение грешникам и, будучи Сам поистине милостив, пожелал сделать это праведным путем, то есть Он, ни в коей мере не будучи снисходительным к их грехам, решил направить на Самого Себя в лице Своего Сына всю тяжесть Своего праведного гнева, который заслуженно, по справедливости должен был поразить самих этих грешников» [219].
Профессор Крэнфилд возвращается к этой теме в своем заключительном очерке «О смерти и воскресении Иисуса Христа». Он настаивает на том, что Бог предусмотрел Христа как жертву умилостивления, чтобы «Он принес оправдание грешникам праведным образом, во всем достойным Его Самого, истинно любящего и милующего вечного Бога». Сделать прощение грешников легким и безболезненным означало бы для Бога «пойти на компромисс с ложным мнением, что нравственное зло не имеет большого значения, и, в результате, разрушить собственную истину и обмануть людей пустой надеждой, в которой они распознали бы подлую ложь, чем она и была бы на самом деле»[220].