б. Закон и «плоть» в верующих (14—20)

б. Закон и «плоть» в верующих (14—20)

В этом отрывке Апостол пишет об одном и том же дважды (сначала в стихах 14–17, а затем 18–20), очевидно, с целью подчеркнуть свою мысль. Наверное, стоит рассмотреть их вместе. Оба отрывка начинаются, продолжаются и оканчиваются одинаково.

Во–первых, они начинаются с откровенного признания первородной греховности. Здесь дело в знании самого себя, так как «мы знаем» (14) и «знаю» (18). И в обоих случаях знание себя сводится к вопросу о плоти (sarx). Хотя «закон духовен», сам автор бездуховен, «плотян» (sarkinos), по–прежнему живет под гнетом своей искаженной, эгоцентричной природы (sarx) и поэтому может говорить о себе как о рабе, «проданном греху» (14) или «купленном рабе греха» (НАБ). В буквальном переводе эта фраза означает «проданный под грехом», но так как глагол piprasko использовался при продаже рабов (напр.: Мф. 18:25) и предлог «под» предполагал власть рабовладельца над своими рабами, то добавление слова «раб» кажется вполне естественным.

. Выше мы уже отмечали сложность примирения этого признанного рабства греху со свободой от греха и поклонением Богу и праведности, чего Павел ожидает от христиан (6:18, 22). Конечно, гораздо понятнее становится это продолжающееся порабощение грехом, если «я» — это верующий, все еще находящийся под законом.

В стихе (18а) мы читаем аналогичное суждение: …знаю, что не живет во мне, то есть, в плоти моей [sarx], доброе. Это нельзя воспринимать буквально, будто в грешных людях нет ничего, что можно было бы называть «добрым», поскольку образ Божий, подобием которого мы все сотворены (Быт. 9:6; Иак. 3:9), хотя и искажен, но не уничтожен, и поскольку Сам Иисус говорил о возможности добрых дел и в среде язычников (например: Мф. 5:46 и далее; 7:11). Так как представляемый Павлом человек во второй части этого стиха продолжает говорить, что желание добра есть в нем (186), то возможно, что ничто «доброе» из первой части стиха подразумевает неспособность этого человека реализовать это желание. Это значит также, что все «доброе» в людях осквернено грехом.

Итак, люди, все еще находящиеся под законом, хотя (как возрожденные) любят его, но тем не менее (как и sarkinos — падшие) порабощены и, следовательно, не способны превращать хорошие желания в дела.

Во–вторых, каждый из этих двух отрывков продолжается описанием возникающего вследствие всех этих причин конфликта (15 и 186—19). Признавшись в непонимании своих собственных поступков (15а) и в неспособности осуществить наделе свои добрые намерения (186), автор подводит итог своей внутренней борьбе. С одной стороны, …не то делаю, что хочу…, и с другой стороны, …что ненавижу, то делаю… (156). Аналогично, …доброго, которого хочу, не делаю. Вместо этого, …злое, которого не хочу, делаю (19). Он осознает раздвоение своего «я», потому что есть «я», любящее доброе и ненавидящее злое, и есть «я», поступающее наоборот Налицо конфликт между желанием и поступком — желание есть, но отсутствует способность.

Очевидно, это конфликт возрожденной личности, которая знает, любит, избирает и жаждет исполнять закон Бога, но обнаруживает, что своими силами не способна сделать это. Все существо этого человека (особенно ум и воля) стремится к закону Божьему, жаждет исполнить его и, когда впадает в грех, это происходит вопреки его разуму и желанию. Но закон не может помочь ему. Только сила Святого Духа, сошедшего на него, может изменить это положение. Но это произойдет позднее.

В–третьих, каждая часть данного отрывка говорит (почти одинаковыми словами) о том, что во всех неудачах и поражениях этого человека виновен присутствующий в нем грех (16 и далее, 20). Оба стиха имеют одинаковые вступительную часть и заключение. Фраза если же делаю то, чего не хочу (16а с повторением в стихе 20) — это вступление, говорящее о радикальном расхождении желания и дела. Затем идет первый вывод: …соглашаюсь с законом, что он добр (166), и второй: А потому уже не я делаю… но живущий во мне грех (17 с повторением в стихе 20). Кто тогда виновен в том> что доброго не делаю, но делаю злое? Павел объясняет: это не закон, и трижды напоминает о его святости и доброте (12, 14, 16). Кроме того, своим страстным желанием делать доброе и избегать греха он оправдывает и одобряет закон. Итак, закон невиновен.

Но также, продолжает Павел, невиновно и мое истинное «я». Ведь, творя злое, я делаю это против своей воли, своего разумения, своих доводов. Значит, делает это sain, «живущий во мне грех», это ложное, падшее, противное мне «я». Подлинный «я» — это тот, кто любит и желает доброго, кто ненавидит грех, поскольку такова его естественная устремленность. Поэтому «я», делающий обратное (что ненавижу, и не делающий того, что хочу), не является моим истинным «я», но есть узурпатор, а точнее «живущий во мне грех» (17, 20), или sarx (18). Другими словами, закон не несет никакой ответственности за наши грехи и не может дать нам спасения. Он с фатальной неизбежностью всякий раз оказывается ослабленным sarx, плотью.