1. Мир и Божий Промысел

Проблема мира в античности

Чтобы понять античные космологии, следует иметь в виду изначальный дуализм: говоря в общих чертах, для греческой мысли существует мир идей, умопостигаемый (??????), единственно истинная реальность, и мир чувственных реальностей (????????), который есть лишь тень первого[844]. При рассмотрении их соотношения прежде всего выявляется дуалистический аспект, восходящий к ранним произведениям Платона. Но есть другой платонизм, в котором эта радикальная оппозиция превзойдена: конкретный мир связан с идеями посредством Души[845]. Наконец, для стоиков видимое и невидимое есть две стороны одного и того же мира: одна активная, которую можно назвать духом, другая пассивная, которая по преимуществу есть страдательная материя[846].

Нет никакого сомнения, что человеческая душа принадлежит невидимому миру. Тогда ее отношение к видимому космосу будет меняться, согласно изложенным мнениям.

Говорят о греческом оптимизме восприятия мира. Н. Бердяев с запальчивостью отрицает это: «Греческий народ, о котором говорят, что он был народом, испытывающим наибольшую радость жизни, открыл нам в своих произведениях, и в особенности в своих трагедиях, что лучший жребий человека — вовсе не родиться»[847].

Чтобы быть более объективным, возможно, следует различать две тенденции: для радикального платонизма чувственный мир не может быть местопребыванием непреложных истин. Он, таким образом, является препятствием, которое преодолевают бегством[848]. Для стоиков человек, напротив, интегрирован в космос как часть Целого[849]. Он приглашен «разделить с Богом великий праздник (???????????????)[850]. Стоики зато говорят, что мир так прекрасен только для того, чтобы радовать человека, так прекрасно устроен, чтобы служить его интересам. Все происходит в зависимости от человека. Животные и растения предназначены для него[851].

Основной интерес религиозного ума — искать и обрести Бога. Стоицизм породил «космическую религию»[852]. Мир проникнут Богом, он «храм Божий»[853]. Это учение вдохновило мудрость, нашедшую свое выражение в произведениях Марка Аврелия: мудрец созерцает мировой порядок, и вид его красоты позволяет ему забыть о своей нищете; он рассматривает себя как часть всего, и он поставляет себя в услужение этому божественному Граду[854].

Следовательно, человек выполняет миссию в миру. Согласно Corpus Hermeticum, он был послан на землю, чтобы заботиться о земных вещах. Он сотрудничает с Богом в управлении миром[855]. Но эта оптимистическая «тенденция» сама по себе ставит серьезные проблемы. Космос, со своими законами, ладом, гармонией, красотой, вечностью, своим вечным возвращением вещей, выражает на самом деле порядок, заключенный в себе самом, который включает человека и богов в свою необходимость[856].

Обычно мир обозначается выражением «небо и земля» (Быт 1, 1). При этом космологический и космогонический аспекты отступают на второй план и служат выражением религиозных представлений, отраженных в вере.

Это прежде всего касается различия между миром и Единым Богом: между ними — бездна, которую выражает глагол «творить» (Быт 1, 11). Но, с другой стороны, творение выражает также зависимость мира от Бога, который «сказал — и сделалось» (Пс 33, 6–9). '

Вышедший из божественных рук, мир являет благость Бога. Но для человека грешного, переживающего свою трагедию, мир означает также и гнев Божий, орудие наказания (Быт 3, 17). Таким образом, мир соединен с историей спасения двойными узами, обретая свой истинный религиозный смысл. Всякая вещь в творении отмечена некоторой амбивалентностью, на которой настаивает Книга Премудрости. Та же вода, погубившая египтян, приносит спасение Израилю (Прем 11, 5–14).

Человек находится в центре спасительного промысла Божьего. Священная космология, таким образом, выстраивает мир вокруг человека: он получает его, чтобы господствовать в нем (Быт 1,   28), чтобы мир вошел в земную судьбу человека. Мир в самом деле является незавершенным, задача человека — завершить его своей работой, господствуя над ним (1, 28), запечатлевая на нем свой лик[857].

Новый Завет широко пользуется греческим словом космос. Но смысл, которым оно наполняется, полностью происходит из Ветхого Завета. Бог так возлюбил этот мир, что отдал Сына своего Единородного (Ин 3, 13). Так начинается победа Иисуса над миром, который через грехопадение был отдан в руки Сатаны. Христиане оказываются по отношению к миру в том же трудном положении, в каком б, лл Христос во время своей земной жизни. Они не от мира (Ин 15, 19; 17, 17), и, однако, они в мире (17, 11). Их чуждость миру нечестия оставляет неискупленной их положительную задачу — искупить мир (см. 1 Кор 5, 10).

Христианская традиция продолжает проповедовать это двойное отношение к миру: положительное и отрицательное. Авторы различают, так сказать, два «мира»: первый из них является естественной средой обитания, его следует любить и включить во всеобщее спасение, другой же мир враждебен Богу, от него следует бежать. Таким образом, следует разделить тему мира на две главы, которые представляются взаимоисключающими: 1) космическая духовность, 2) бегство от мира[858]. Обратимся к первому аспекту проблемы.

Отцы были вынуждены выступать против гностицизма, презиравшего материальное бытие, рассматривавшего чувственный мир как творение не Бога, а демиурга: такой мир не служит ни славе Бога, ни спасению человека. Ортодоксальное христианство же исповедует, что Бог является Творцом всего «видимого и невидимого».

Уже Послание к Диогнету говорит, что «вещи сотворены Богом во благо человека»[859], что Бог «создал Вселенную ради человека» и подчинил ему все, что существует на Земле[860]. Эта идея часто выражается св. Иоанном Златоустом. Для него (человека) — земля, для него — небо, для него — солнце и звезды[861]. Таким образом, становится очевидным все безумие идолопоклонства[862].

Западные проповедники, когда они рассматривают эту тему, охотно превозносят материальные блага мира, которые служат жизни человека: пища всех видов, преимущества климата, тепло солнца и так далее. Что касается проповедников Востока, то они считают, что видимый мир прежде всего является школой для души[863], чтобы привести человека к познанию Бога[864].

Именно так Ориген реабилитирует материю: он отводит ей место в божественном плане и отмечает ее роль в воспитании человека. Она становится исходным пунктом в восхождении к познанию Бога[865]. Авторы theoria physikd говорят о непосредственном восприятии умом logos'а всякой сотворенной вещи[866]. Но многие другие, как кажется, вошли в область скорее эстетическую, чем интеллектуальную, и хотят достичь несказанной красоты Бога через красоту мироздания[867]. «Красота видимых вещей, — говорит св. Василий, — внушает нам мысль о Том, Кто находится по ту сторону всякой красоты…»[868]

Следует, однако, отметить, что, подобно тому, как интеллектуальное созерцание превышает способности чисто человеческого разума[869], умозрение красоты Бога не достигается человеческим эстетическим чувством[870]. «И увидел Бог, что это хорошо» (Быт 1, 10). Св. Василий объясняет: «Творец не имеет глаз, чтобы видеть красоту своего произведения; это происходит посредством его несказанной премудрости. Он созерцает творения»[871]. Истинная красота превосходит всякий человеческий разум и могущество, только Дух один в состоянии ее созерцать[872].

Чтобы объяснить красоту мира языком понятий, отцы охотно прибегают к понятию прекрасного, унаследованному от стоицизма: гармония, которая придает единство бытию, состоящему из множества частей[873]. Порядок мира (???????????, ????????, ???????) становится, таким образом, одним из основных аргументов в доказательстве существования Бога[874]. Этот аргумент, заимствованный у философов, приобретает особый характер, когда он рассматривается в свете откровения.

Первые отцы относились к космосу с большим восхищением, и это одна из черт, которая характеризует эту эпоху патристики. Их рассуждения отмечены терминологией стоицизма[875]. Портик, который исповедовал единый Логос, проникающий все и являющийся причиной всех следствий, сформулировал догмат единства. Это единство предстает в двух аспектах: тесная связь событий и иерархия «симпатизирующих» существ, благодаря присутствующей в них божественной пневме[876].

Тема единства мира широко представлена в творениях отцов. Вселенная есть «Все»: ?? ???[877]. Климент Александрийский видит неодушевленные существа, которые «симпатизируют» живущим в космическом единстве[878]. Идея ????????[879] отражает теорию о всепроникающем логосе–пневме, общейдуше всего сущего[880]. У первых отцов явно прослеживаются черты анимистской концепции мира[881].

Но этот «анимизм» вскоре переносится на другой план. Согласно учению стоиков, носителем логоса является «искусственный огонь», он же образует собой душу мира[882]. У св. Иринея им является Святой Дух, единый истинный Бог, который под именем Премудрости выполняет функцию единения: Бог сотворил и создал, утверждая Своим Словом и образуя своей Премудростью, все сущее[883].

Космическая активность Бога не исключает, конечно, ни мистического действия благодати в сердце человека, ни искупительного действия Христа, ни освящения в Церкви. Подобное тотальное видение, которое можно назвать «софиологическим», «софианским», преобладает в концепциях новых русских богословов: В. Соловьева, П. Флоренского, С. Булгакова, В. Зенковского[884].

Согласно свидетельству П. Евдокимова, «лишь софиология, слава современного православного богословия, пытается подойти к проблеме космоса. Она противопоставляет себя всякому акосмизму, агностическому или идеалистическому, всякому материалистическому эволюционизму и видит космос литургически. Космизм, присущий литургии, интерпретирует Творение Бога»[885]. «Эту красоту мира человек почитает в меру своего единения со Святым Духом…»[886]

Новая софиология уходит своими корнями в утверждения отцов о созидательном Слове Божием. Видимый космос не отождествляется, не смешивается с Богом, но является совершенным послушанием Слову Божию, которое становится как бы законом природы, он появляется из своего небытия, чтобы стать дивным в глазах Бога и людей[887]. Филарет Московский так выражает эту мысль в одной из своих проповедей: «Творения помещены творящим Словом Божьим, как на бриллиантовый мост над бездной божественной бесконечности и над бездной их собственного ничто»[888].

Присутствие Духа Божьей Премудрости в мире означает освобождение от рабства «стихиям мира», властям и силам судьбы (Гал 4, 3; Кол 2, 8), обращение от идолов к Богу живому и истинному (ср. 1 Фес 1, 9; 1 Кор 12, 2). Лицо Бога Библии — это лицо Отца, который заботится о своих созданиях и насыщает все живущее по благоволению (Пс 145, 16). Именно этот аспект выражает слово «Провидение», не имеющее прямого эквивалента в еврейском языке, его греческий эквивалент ??????? употребляется в Библии лишь дважды, для обозначения Божественного Провидения (Прем 14, 3; 17, 2).

Среди философов древности апологетами Божественного Провидения были стоики. Бог стоиков это не верховный владыка мира, а всепроникающая рациональная сила[889]. Эпиктет рассматривает не только всеобщий промысел, но и частное провидение. «Прежде всего необходимо знать, что Бог есть, и Он осуществляет свой Промысел в мире, от него невозможно утаить не только поступки, но даже намерения и мысли»[890]. Довод Цицерона справедлив и в отношении провидения применительно к отдельным личностям: из факта признания богов следует признание того, что они управляют миром[891].

Стоики, даже если они остаются последовательно верны своей исходной мысли, учат, что Провидение есть закон мира. Оно является космическим по преимуществу и не направлено непосредственно на человека. Оно совершенно логично, потому что все определяет Логос, который порой отождествляют с ?????????, ?????, судьбой[892].

Некоторые стоики искусно различали Бога и мировой порядок, но для большинства из них порядок есть Бог, Провидение, Судьба, Природа. Недвусмысленно эту идею выразил Сенека, сказав, что Юпитеру «подходит любое имя»: «Угодно назвать его судьбой? Не ошибешься. Хочешь назвать его Провидением? Будешь прав. Желаешь назвать его Природой? И в этом не будет ошибки. Назвать его миром? Это не будет заблуждением: он есть все, что ты видишь, проникает в каждую из своих частей, и он поддерживает самого себя и все то, что ему принадлежит»[893].

Фаталистическая тенденция получила большее развитие во втором веке, когда стоицизм испытал влияние астрального фатализма, происходившего из Халдеи. Когда Григорий Нисский пишет свой Трактат против Рока, астрологический фатализм описывается как один из наиболее естественных способов представить неумолимую судьбу, которой подчинены все человеческие существа[894]. Само собой разумеется, эта тенденция еще более усугубила проблему свободы, сложность которой Портик осознал с самого начала[895].

Таким образом, отцы были вынуждены защищать отеческое Провидение Бога. Уже Климент Александрийский написал трактат ????, ????????[896], и византийские авторы будут обращаться к этому вопросу на протяжении всей истории[897].

Провидение отождествляется с тем действием Бога, которое получило в христианской литературе название оцкопотща. Иоанн Златоуст описывает этим термином осторожное поведение человека, который, прежде чем начать действовать, принимает во внимание общую ситуацию, дипломатические или стратегические интересы и то, как Бог ответит на действие человека[898]. Тем же термином он описывает воплощение Христа, которое он квалифицирует как oikonomia по плоти.

Но чаще всего Иоанн Златоуст применяет этот термин к плану, замыслу Бога относительно человека. Это домостроительство движется к цели, которая состоит в спасении и славе, она простирается как на нынешнюю жизнь, так и на жизнь будущего века. Он относит к Божьему домостроительству ереси, действия злых людей в этом мире, дьявола, демонов, Антихриста, потрясения, стихийные бедствия, страдания. Итак, мудрое руководство миром в его космическом и историческом бытии составляет «домостроительное» действие Бога[899]. Оно предстает глазам человеческим как чудо, перед которым человек «преисполнен восхищения и изумления»[900].

Эти определения в сущности различаются между собой у Максима Исповедника; вот два из них, которые следуют друг за другом в Ambigua [901]. «Провидение, согласно учению богоносных отцов, — это забота Бога о существах», или «воля Бога, благодаря которой все существа должным образом приготовлены к соответствующим целям»[902]. Цель Провидения, по словам преп. Максима, состоит в объединении в Боге всех существ, созданных им[903], его первая и величайшая тайна — это Христос, крест Христа[904].

Иначе говоря, цель Провидения состоит не только в сохранении природы, но и в ее искуплении и обожествлении[905]. Таким образом, оно принимает три формы: ???????????, сохранительную; ????????????, приводящую к Богу; ??????????, воспитательную или наказывающую[906].

В терминах, которые напоминают о космической пневме стоиков, первые отцы говорят о роли Провидения. Климент Римский говорит о Боге, который «покрывает (?????????????) вселенную»[907]. Аристид видит Господа Бога нашего, который, хотя един, присутствует во всем[908].

В связи с идеей космического Провидения возникает вопрос: каков характер (непосредственный или косвенный) его отношения к предметам этого мира? Один вопрос возникает по поводу этого космического Провидения: занимается ли оно всеми вещами прямо или косвенно?[909] Св. Климент Александрийский пылко отстаивает универсальность Провидения, вплоть до мельчайших деталей, ничуть не настаивая на том, что Бог управляет всем сам. На грани видимого мира он помещает сонм посредников, блаженных ангельских легионов, иерархизированных, но объединенных единым Словом[910].

Это различение традиционно. Уже Афинагор различает непосредственное и опосредованное Провидение[911]. Эта идея заимствована из современной ему культуры[912]. Ангелы и демоны у отцов наделены тысячами функций. Тем не менее они выполняют космическую роль.

Конечно, не одни только ангелы являются слугами Провидения. Творением чувственного мира, подчеркивает Григорий Назианзин, могущество Бога становится еще более видимым, оно простирается не только на разум природы, который близок ему, но также на «природу, которая ему совершенно чужда, которая подпадает под чувства и под категорию существ, от него наиболее далеких, без души и движения»[913].

Что приводит к другому различению Провидения общего и частного. То, что Провидение является всеобщим, не предполагает, что оно одинаково для всех существ. Наряду с общим Провидением, которое движет миром, Афинагор различает «частное Провидение», которое распространяется на тех, «кто достоин этого»[914].

Частное Провидение, которое распространяется на тех, кто достоин этого, может означать особое призвание, понятое в библейском смысле. Но в построениях Афинагора возникает другая проблема: как примирить человеческую свободу со всеобщим законом. В человеческом организме и в его биологической жизни действует общий закон, которому подчиняется весь физический мир. В своей умственной деятельности, напротив, человек уходит от общего закона — она должна быть индивидуальной[915]. Уклончивый ответ, который отчетливо отражает суть проблемы.

В своем Слове о Провидении[916] Феодорит Кирский, как кажется, отрицает или скрывает необходимость мира, и он сравнивает Бога с кормчим или с распорядителем игр, который непрестанно вмешивается в поток событий. Но невозможно не заметить в космосе ????????? ??????, нормальную связь событий, естественный закон[917], ?????? ?????? — «физическую необходимость Божественного домостроительства»[918].

После Филона и Климента Александрийского св. Василий избирает иной путь, чтобы оправдать необходимость физических законов в мире и в то же время божественную свободу в управлении миром. Закон мира есть не что иное, как Творящее Слово Бога[919], «мысль, заключенная в заповеди» (?? ??? ??????????? ???????)[920]. Следовательно, физическая необходимость существует, но она имеет свое начало в Божественной свободе.

Некоторые отцы, более склонные к умозрительным построениям, почувствовали затруднение: как обрести эту тайну? Но в то же время, вместе с постановкой проблемы, они с самого начала узнали верный способ найти ее решение. Они констатируют отношение, которое существует между Логосом — законом Вселенной и Логосом — Словом, Сыном Отца[921]. Прогресс в духовной жизни посему вырисовывается следующим образом: через соблюдение заповедей приблизиться ко Христу, соединиться с Ним и через Него войти в свободное общение с Отцом. Можно поэтому сказать, что отцы не пытаются решить проблему в горизонтальной плоскости, путём разделения двух противоположных аспектов — необходимости и свободы. Их решение можно было бы назвать вертикальным: исходя из необходимости, превратить последнюю в свободу сынов Божьих в Духе[922].

Выводы из этого учения весьма широки. Предание себя на волю Провидения можно рассматривать как новый термин современных аскетических трактатов, но в качестве религиозного учения оно лежит в основе всякой христианской духовности. Мир — царство Бога–Отца. Произведение Его рук заслуживает непрерывного созерцания. Симеон Метафраст завершает свою компиляцию наиболее замечательных высказываний св. Василия, прибегая к приемам красноречия: «Ничто не исключено из Божественного Провидения, ничто не отстоит от его попечения, Его недремлющее око видит все. Он заслуживает того, чтобы вместе с пророком воскликнуть: «Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро» (Пс 103, 24)[923]. Св. Василий также уверяет нас, что «невозможно удалиться с прямого пути на достаточно долгое время, чтобы забвение Бога не повредило цельности души»[924].

Можно было бы также сравнить жизнь человечества со вселенской литургией в храме мироздания: каждый человек до самой смерти выполняет задачу, назначенную ему Провидением[925].

Однако выпадают порой страдания и катастрофы, которые легко подвергают испытанию эту прекрасную веру во вселенское Провидение. Поведение христианина перед лицом страданий явит его добродетели.