14:53 — 15:47 Провозглашение Царя

14:53 — 15:47 Провозглашение Царя

Первые христиане предпочитали видеть в Иисусе «Царя Христа». Об этом, на их взгляд, свидетельствовали и царская багряница, и терновый венец, и деревянный скипетр, и язвительные почести, оказанные Ему воинами, и надпись на кресте, и слова Пилата. Судя по тому, как Марк располагает свой материал, все это присутствовало в его сознании. Не думал ли он о провозглашении кесаря в имперском Риме, когда описывал Царя, Который был еще более велик?

14:53—65 Суд над Царем (см.: Мф. 26:57–68; Лк. 22:63–71). В стихах, описывающих Иисуса перед синедрионом, зафиксировано принятие Им титула Мессии, или Христа (62). Это означало, что Он объявил Себя ожидаемым Царем, потомком Давида. Само по себе это не считалось богохульством, но в сочетании с признанием Себя Сыном Божьим и небесным Сыном Человеческим из Книги Пророка Даниила, несомненно, было бы богохульством, если бы оказалось ложью. Беда в том, что, прежде чем отвергнуть сказанное Иисусом, Его обвинители даже не задумались о том, что это может быть истиной.

Ст. 54 подготавливает нас к рассказу об отречении Петра, но затем внимание переключается на поиски любых свидетельств, правдивых или ложных, достаточных для осуждения Иисуса на смерть. Во многих странах и в наши дни можно купить лжесвидетелей. Кое–где они ожидают заказчиков возле здания суда вместе с «составителями прошений», которые за деньги помогают тем, кто не умеет читать и писать. Судьи заранее вынесли приговор (нарушение закона, встречающееся и поныне), но, как убедился даже синедрион, доказать ложь труднее, чем истину (56). Это собрание играло роль предварительной «следственной комиссии». По иудейским законам синедрион не имел права собираться в полном составе до рассвета (15:1), проводить заседание в доме первосвященника, а также допрашивать и выносить приговор в один день. Если суд Пилата был несправедливым, то суд синедриона был незаконным. Это воодушевляло христиан в Римской империи, ибо они знали, что их осуждение и преследование несправедливо. Раз Христос выдержал, смогут и они.

Несмотря на все усилия, священники смогли найти против Иисуса только одно свидетельство — пророчество о разрушении храма и высказывание о том, что Он воздвигнет другой храм, нерукотворный, за три дня (ср.: Ин. 2:19). В словах Иисуса о храме подразумевалось Его будущее воскресение и новый духовный Храм — Его Тело (Церковь), — который Он намеревался создать. Однако, истолкованные буквально, эти слова содержали угрозу Божьему храму, что действительно было очень серьезным проступком.

Кроме того, Иисус ничего не отвечал, пока первосвященник не задал Ему прямой вопрос о том, кто Он (61). Иисус сразу признал, что Он — Сын Божий и Мессия, добавив к этому титул небесного Сына Человеческого. Тем самым Он как бы говорил: «Почему вы не спросили об этом сразу, вместо того чтобы докучать Мне всякими глупостями?» Для первосвященника это была невероятная удача. Он не мог поверить, что Иисус признает на суде то, что скрывал на протяжении всего служения. Час, назначенный Богом, настал, и необходимость в сокрытии тайны отпала.

Первосвященник совершает ритуальный жест, означающий, что он услышал богохульство, — разрывает свои одежды. Смертный приговор был неминуем (как и в некоторых религиозно фундаменталистских государствах наших дней), хотя и не мог быть оглашен до утра, когда соберется полный состав суда. Иисус предается безжалостному и трусливому поруганию (65). Мы знаем, что в странах, где осужденные или даже заключенные не имеют никаких прав, такое происходит до сих пор, — мир не изменился. Поругание на суде в синедрионе отличается от поругания, устроенного воинами Пилата позднее. Издевательства римлян имели политическую подоплеку; издевательства иудеев были хуже, ибо совершались по религиозным мотивам. Так Израиль отверг своего Царя.

14:66–72 Отречение Петра (см.: Мф. 26:69–75; Лк. 22:55–62). Мы не знаем, почему Петр пришел во двор первосвященника; возможно, у него было безумное намерение спасти Иисуса силой, которое Иисус пресек еще в Гефсиманском саду. При свете костра его быстро узнали, и не помогло даже дважды повторенное отрицание, ибо его выдал сильный галилейский акцент (70). Наконец, он прибегнул к последнему средству: начал клясться, заявляя примерно следующее: «Будь я проклят, если знаю этого человека» (71). Тогда во второй раз пропел петух, и Петр вспомнил слова Иисуса. И хотя Петр был мужественным человеком, он не выдержал и заплакал (греческий текст может также означать «закрыл лицо от стыда»). Если слова во второй раз и дважды (имеющиеся только в нескольких рукописях) верны, то они указывают на «вторых петухов», т. е. на время перед рассветом.

15:1–15 Царь и римский правитель (см.: Мф. 27:1–26; Лк. 23:1–25). Здесь Христос предстоит перед римскими властями; для римских слушателей это должно было иметь особое значение. Синедрион узаконил свой приговор, вынесенный предыдущей ночью, но не имел права привести его в исполнение. Для предания Иисуса смертной казни требовалось решение римского суда. Пилат был равнодушен к сугубо религиозным обвинениям (см.: Деян. 18:15) и задал Иисусу только один вопрос, интересовавший его как представителя Рима (2). Возможно, NIV права, переводя ответ Иисуса, как «да», хотя в других переводах он звучит менее определенно. Иисус не отрицает Своей Царственности; Он только показывает, что это не имеет ничего общего с земными представлениями о царствовании. Он признает это обвинение перед римским правителем, как признавал обвинения перед первосвященником. Первосвященник выдвинет и другие обвинения, но Иисус, к удивлению Пилата, не обратит на них внимания (4). Удивление — это не вера. Пилат не видел в осознании Иисуса Себя Царем какой–либо угрозы для Рима, понимая, что Иисус не начнет немедленно действовать как царь. Не было ли это задумано Марком, чтобы убедить римские власти в том, что христианская Церковь не представляет собой политической угрозы?

Похоже, что около половины собравшихся перед Пилатом совершенно не интересовались Иисусом; они оказались там только по той причине, что надеялись добиться от правителя освобождения известного заговорщика и бунтовщика по имени Варавва. Первосвященники не были заинтересованы в освобождении Вараввы. Но они принадлежали к высшему классу и могли многое потерять от любого мятежа против имперской власти. Они собирались использовать Варавву в целях обеспечения осуждения Иисуса. Как и во многих современных государствах, амнистия заключенных объявлялась в связи с национальными или религиозными праздниками. Пилат рассматривал это как выход из затруднительного положения; возбужденные толпы видели в этом способ вернуть своего героя; первосвященники видели в этом возможность добиться смертного приговора Иисусу. Толпа и первосвященники настаивали на своем, Пилат оказался в западне.

Задавая свои намеренно оскорбительные вопросы (ст. 9 и 12), он должен был понимать, что это предрешит смерть Иисуса. Требовать, чтобы первосвященники признали Иисуса Царем, и надеяться, что они будут просить освободить Его, было нелепостью. Должно быть, Пилат пытался уязвить их за те неприятности, которые они ему доставили. Это дало свои результаты: Варавву было решено освободить, а Иисуса — предать распятию. Распятие, означавшее долгую и мучительную смерть, предназначалось для рабов и мятежников и широко применялось в Палестине. Чем больше Пилат спрашивал у собравшихся о причинах ненависти к Иисусу, тем громче они кричали, отказываясь отвечать. Чтобы избежать беспорядков, которые, казалось, вот–вот начнутся, Пилат, будучи человеком малодушным, уступил (15; ср.: Мф. 27:24). Но Марк расставил акценты по–своему: только несправедливый римский правитель мог предать смерти ни в чем не повинного религиозного Учителя, ведь Пилат знал, что все обвинения ложны. Решающим фактором стала не религия, а политика, как это часто бывает и в наши дни во времена гонений.

15:16–20 Пародийное приветствие Царя (см.: Мф. 27:27–31). Жестокое издевательство над Иисусом в суде первосвященников было повторено воинами Пилата. Красного плаща римского солдата и грубого венца, сплетенного из терновника (? растение, считавшееся самым ничтожным), росшего в Палестине повсюду, было достаточно, чтобы изобразить «царя». Возгласом «радуйся» воины могли бы приветствовать такого царя, как Ирод (? Царем был Ирод Великий в 40—4 гг. до н. э. Здесь, видимо, имеется в виду Ирод Антипа — тетрарх [или четвертовластник]), или даже самого кесаря, но по отношению к Иисусу все это было насмешкой. Римские оккупационные войска вселяли страх в простых людей Палестины своей жестокостью. Избиения и даже пытки были обычным явлением, как видно из ответа Иоанна кающимся воинам в Лк. 3:14. Поэтому нас не должны удивлять удары и плевки, и даже безжалостное бичевание, доводившее узника перед казнью до полусмерти. И все же один воин был так взволнован тем, что увидел и услышал при распятии, что признал Иисуса Сыном Божьим(15:39). (В Деян. 10 рассказано о римском воине, которого крестил Петр.)

15:21–47 Распятие (см.: Мф. 27:32–61; Лк. 23:26–56). Перед нами — решающий момент поругания Царя, ибо мы подходим к «крестному пути» — дороге от дома правителя к месту казни. Христиане до сих пор еженедельно отмечают в Иерусалиме память об этом последнем пути Иисуса.

Похоже, что во времена Марка христиане римской общины не знали Симона, но были знакомы с его сыновьями. Если в Рим. 16:13 упоминается тот же самый Руф, то, по меньшей мере, его знали в римской церкви. Не исключено, что несение креста сделало Симона сторонником Иисуса. Обычно осужденный нес перекладину своего креста к месту казни, но Иисус, должно быть, совершенно обессилел после бичевания. Иногда люди умирали в результате бичевания (число ударов не было ограничено), которое всегда предшествовало распятию. Те, кто живет в странах, где бичевание восстановлено в качестве законного средства наказания, знают, к каким тяжелым последствиям оно может привести.

Голгофа («череп» или «лобное место») — холм, получивший это название благодаря своей форме. В настоящее время Голгофа застроена церковными зданиями, но близлежащий холм, называемый иногда «Голгофой Гордона», дает некоторое представление о том, как могло выглядеть это место. Вино со смирною, обладавшее горьким вкусом, фактически было дурманящим средством, которое благочестивые женщины Иерусалима предложили Иисусу для облегчения мук на кресте (23). Иисус отказался, чтобы сохранить ясность сознания для Своей последней великой битвы. Как и при всех подобных казнях, одежда преступника досталась палачам, и воины бросали жребий, чтобы выяснить, какой предмет одежды возьмет каждый из них, ибо они были неравноценны.

Описывая распятие, Марк не играет на чувствах читателя, как это сделали бы современные авторы. Он просто констатирует факты, ибо этого достаточно, чтобы потрясти нас. Возможно, в связи с тем, что Марк жил в Риме, он исчислял время иначе, чем греки (ср.: Ин. 19:14), поэтому мы не знаем точного времени распятия Иисуса. Важно лишь то, что тогда Иисус умер ради нас.

Теперь царский титул Иисуса был явлен всем на табличке, прибитой гвоздями к кресту, — это была последняя насмешка Пилата над священниками. Люди из толпы глумливо называли Иисуса Христом и Царем Израилевым (только язычник мог говорить о распятом как о царе иудеев). Насмешки священников и народа при распятии служат веским доказательством того, что Иисус действительно заявлял о Себе как о Мессии и Спасителе. В противном случае эта насмешка не имела бы смысла. Знамение, которого они требовали (32), было невозможно. Если Иисус должен был спасти нас как страдающий Мессия, то Он не мог спасти Себя от креста. Когда Он действительно дал великое знамение — знамение воскресения, — они все равно не поверили. Вот почему еще в начале Своего служения Иисус ответил на это требование так же, как и в споре с фарисеями (8:12). Вера увидит знамение во всем, что Он совершал; неверие не смогут убедить никакие знамения.

Тьма в шестом часу (по исчислению Марка) была символом Божьего Суда (Ам. 8:9). Мы не знаем, какого рода была эта тьма. Может быть, песчаная буря, нередкая в этих местах. Затмение солнца исключается, так как Пасха приходится на полнолуние. По–видимому, тьма символизировала Божий гнев, направленный не только на тех, кто отверг Его Сына, но и на грехи, которые взял на Себя в ту минуту Иисус в качестве нашей искупительной жертвы. Отчего еще мог закричать Иисус, повторяя слова из Пс. 21, что Бог оставил Его (34)? Нам не дано постичь, что означала эта оставленность для Того, Кто извечно не знал разлуки со Своим любящим Отцом; но это, как ничто другое, показывает, как страшен грех. Вопль Иисуса исходил из самого сердца, и Марк, приведя Его слова на арамейском языке, затем, как всегда, дает перевод. Не расслышав, или намеренно не поняв, присутствующие истолковывают этот вопль как призыв к Илии, который, согласно преданию, должен был вернуться, чтобы спасти иудеев от большой беды.

Вероятно, к насмешкам воинов примешивалось какое–то сострадание, ибо один из них дал Иисусу губку, смоченную уксусом. Иисус отказался от вина со смирною, но на этот раз, по–видимому, принял питье (Ин. 19:30), чтобы обрести силы для последнего победного крика. Возгласив громко, Иисус умер. Согласно Евангелию от Иоанна, последним словом Иисуса было «Совершилось!» (Ин. 19:30). Римский сотник, командовавший проведением смертной казни, услышал и понял, что Тот, Кто так возглашает и так умирает, должно быть, Сын Божий (39). (В греческом тексте имеется в виду «сын» с маленькой буквы, но это не существенно, ибо сотник был воином, а не богословом.) Церковь изначально видела в этих словах признание язычником того, что не смог признать Израиль, и если наши предположения о Марке верны, это было очень важно для него и для его церкви. В некотором смысле, Евангелие от Марка строится вокруг признания Петра в Кесарии Филипповой и признания сотника при распятии. С другой стороны, мы можем усмотреть в нем противопоставление отречения Петра и признания сотника. Возможно, впоследствии этот сотник стал христианином, хотя Марк об этом не сообщает. Позднейший рассказ о том, что именно он принес Евангелие в Британию, является, скорее всего, благочестивой легендой.

Марк не говорит ни о землетрясении, упомянутом у Матфея, ни о землетрясении, предшествовавшем воскресению Иисуса, зато он останавливается на одном из его последствий. Огромная тканая завеса в храме, отделявшая святая святых от взглядов молящихся, была разорвана надвое. Теперь доступ к Богу был открыт для всех — язычнику наравне с иудеем, мирянину наравне со священником.

Издали на распятие смотрело несколько верных женщин — тех, которые поддерживали Иисуса и апостолов деньгами, пищей и нежной заботой (41). Если кто–то критически заявляет, что в наше время Церковь состоит в основном из женщин, то можно возразить, что в них никогда не было недостатка, даже во времена Иисуса. Если рядом с Иисусом была группа мужчин–апостолов, то была и группа преданных последовательниц, и Марк сообщает здесь имена некоторых из них. Две из этих женщин присутствовали при поспешном временном погребении Иисуса накануне субботы. Благочестивым иудеям не полагалось оставлять тело казненного человека под открытым небом после захода солнца, особенно, если на следующий день была суббота.

Как всегда, у Бога нашелся для этого нужный человек, им был Иосиф — человек достаточно влиятельный, чтобы просить тело казненного (принадлежавшее в таких случаях римским властям), и достаточно богатый, чтобы владеть высеченной в скале гробницей, которую можно было использовать для временного захоронения (46). Как принято, к углублению в скале был привален большой камень для защиты тела от животных и грабителей гробниц. Тот факт, что две Марии видели, где погребен Иисус, означает, что, когда они вернулись туда по прошествии субботы, никакой ошибки быть не могло. Двое свидетелей знали место, и это были женщины. Для тех, кто живет в странах, где свидетельство женщины не принимается в суде как равноценное свидетельству мужчины, это окрыляющая мысль.