3:1—12 Злоязычие

Иаков начинает с того, что называет язык мощным оружием зла, и затем погружается в долгий и кропотливый анализ этого явления.

Прежде всего, говорит Иаков, язык есть основное орудие учителя, и рекомендует не многим делаться учителями, ибо очень многие стремятся учительствовать и лидерствовать в христианских общинах. Иаков указывает на опасную природу таких амбиций, поскольку они могут стать причиной конфликтов внутри церкви. Во–первых, потому что, какими бы добрыми ни были намерения учителя, он непременно подвергнется большему осуждению. Иаков включает и себя в число таких учителей и напоминает о том, как строго Иисус судил учителей–иудеев (Мф. 23:1 — 33; Мк. 12:40; Лк. 20:47), а также о том, что за каждое безответственно сказанное слово нам придется отвечать (Мф. 12:36). Кроме того, Иисус учил, что люди ответственны за свое знание (Лк. 12:47,48). Учитель должен обладать знанием и являться примером для церкви, и новозаветные учителя были призваны назидать церковь не столько словом, сколько своей жизнью и личным примером. Какую огромную ответственность несут на себе эти люди и сколь трудным будет для них день Суда!

Все мы согрешаем, и чаще всего — своим языком. Как легко мы роняем критическое слово, обличающее других! Человек, способный настолько контролировать свой язык, чтобы совсем не грешить им, обладает действительно совершенным самоконтролем, ибо обуздание языка дается труднее всего.

Для подкрепления своей мысли Иаков приводит ряд примеров. Лошадь — одну из самых мощных «машин» того времени — можно было обуздать, только вложив ей в рот удила; корабль — крупнейшее транспортное средство времен Иакова — управлялся рулем, имевшем тогда форму языка. Не менее мощной «машиной» является язык, исполненный бахвальства.

Теперь Иаков меняет направление своей аргументации и прибегает к сравнению языка с искрой, которая зажигает весь лес. Источник этого огня — сам ад. Иаков не смотрит на язык как на данное Богом средство общения; для него язык — это оскверненный плод грехопадения. Почти все грехи начинаются со слова, сказанного или вслух, или внутри себя.

К сожалению, язык с большим трудом поддается обузданию. Иаков говорит об укрощении животных и сравнивает это человеческое умение с неспособностью человека укротить свой язык. Нет ни одного, способного контролировать свой язык. Даже самые совершенные святые порою сожалели о том или ином слове, слетевшем с их языка.

Итак, язык не знает покоя, он исполнен суеты. Суета и беспорядок — характерное свойство демонического мира зла, тогда как истинный мир есть свойство Бога и Его благого Царства. Язык всегда ищет, что бы сказать, и чаще всего изрыгает смертоносный яд. Убийства, совершаемые по благословению тирана–правителя, запечатлеваются в издаваемых им указах. Нечто подобное происходит и с нами, когда мы изрекаем зло и обнаруживаем, что навлекли на себя смерть.

Далее Иаков приводит еще несколько примеров. В церкви (а Иаков пишет для верующих) мы славим Бога, а затем тем же языком и теми же устами хулим (проклинаем, ибо всякое высказывание против другого человека есть, в сущности, проклятие) других людей, созданных по подобию Божию (Быт. 1:26,27; 9:6). Во времена Иакова король или император воздвигал свои скульптурные изображения в подвластных ему городах. Если кто–нибудь оскорблял или неуважительно отзывался о такой статуе, с ним поступали как с оскробившим императора прямо в лицо, так как статуя была его совершенным прообразом. Поэтому оскорбление, наносимое человеку как подобию Божию, тождественно оскорблению Самого Бога. Иаков считает такую двойственность, когда из одних уст исходят совершенно противоположные по их нравственной сути слова, особым типом лицемерия.

Для более полного раскрытия своей мысли Иаков приводит еще два примера. Первый напоминает о пустынной Иорданской долине Израиля, на восточной стороне которой протекал водный поток, привлекавший жаждущих путников. Иногда вода в нем была пресной и свежей, а иногда — соленой и непригодной для питья. Но важно одно: два разных типа воды не могли вытекать из одного источника. Точно так же дерево никогда не принесет плод, чуждый своей природе. Из всего этого следует, что, оскорбляя своим языком других, мы свидетельствуем о своей истинной природе, и наша хвала Богу в таком случае есть не что иное, как разновидность лицемерия.