Толкование посланий
Толкование посланий
Необходимо, конечно же, иметь в виду общие принципы толкования Библии, которые мы кратко охарактеризовали раньше (см.: «Как толковать Библию» в статье «Приближаясь к Библии» в кн.: «Новый библейский комментарий». Ч. 1. Спб., 2000). Кроме того, надо учитывать некоторые моменты.
1. Надо как можно внимательнее следить за развитием мысли в посланиях (в большинстве из них, хоть и в разной степени, соблюдается определенная логическая последовательность), что не исключает необходимости учитывать и некоторые важные вариации.
Во–первых, иногда писатель дает ответ на насущные вопросы тех, кому он пишет. Это особенно верно в отношении Первого послания к Коринфянам, где первые четыре главы посвящены разногласиям в Коринфской церкви, в остальных Павел довольно последовательно рассматривает проблемы, открывшиеся ему в результате устных сообщений, которые он получил (гл. 5,6), а затем — вопросы, поставленные перед ним в письме от самих коринфян (гл. 7 и дал.). Во–вторых, надо учитывать, что в некоторых посланиях развитие мысли идет весьма непоследовательно. Общеизвестна смысловая запутанность послания Иакова, и еще в большей степени это касается Первого послания Иоанна. Некоторые исследователи утверждают, что в последнем случае мы имеем дело с так называемым «стилем рондо», когда некоторые основные моменты обсуждаются снова и снова. Если это так, то речь здесь не идет о простом повторении.
Каждый цикл вводит новый материал и открывает новый смысловой горизонт. Иными словами, аргументация строится не по линейному принципу (как в большей части Рим. или во 2 Кор.), но не является и отрывочной, как в некоторых списках притчей. Течение мысли прерывистое, однако нередко, совершив круг, она возвращается к своему началу, к тому, что уже было рассмотрено, но с несколько иной точки зрения.
2. Самые ранние послания были первыми каноническими документами, появившимися после смерти и воскресения Господа Иисуса Христа; самые поздние из них относились к числу последних написанных канонических документов. Однако, несмотря на то что они охватывают период, приблизительно совпадающий с периодом написания Евангелий, их отличает от Евангелий то, что в последних прежде всего представлен Иисус во время Его земной жизни. Как бы мы ни пытались узнать из Евангелий о состоянии церкви во время их написания, эти сведения (весьма немногочисленные) всегда имеют лишь предположительный характер. Послания же, напротив, направлены непосредственно на проблемы ранней церкви.
Таким образом, послания раскрывают перед нами высшую стадию библейской истории спасения в вероучительном, этическом и духовном (аспект второго пришествия) смыслах. Нельзя отрицать, что перед нами богатая и многогранная картина. Однако ясно и то, что в ней обозначены не все проблемные аспекты. Послания — это части, в которых, тем не менее, представлены многие библейские темы и обозначены пути, на которых расходящиеся линии повествования фокусируются в Божьем откровении о Его Сыне. Трудно представить, как бы мы были обделены, если бы в Новом Завете не было, скажем, Послания к Евреям с его всеобъемлющей картиной левитской системы и представленным в ней заветом, прообразующим Ту жертву и Того Священника, Который в будущем однажды и навсегда искупит грех; если бы не было Послания к Ефесянам с его изложением захватывающего дух Божьего замысла собрать заблудших иудеев и язычников вместе в новой человеческой общности — Церкви; если бы не было Первого послания Иоанна с его волнующими и настойчивыми предложениями черпать утешение и уверенность в своей верности вероучению, нравственном послушании и подлинной любви; если бы не было Послания к Колоссянам с его настойчивыми предостережениями от ошибочного представления (особенно актуального в наш век плюрализма) об Иисусе Христе как о каком–то одном божестве среди множества других, тогда как Он является исключительным, искупающим самораскрытием Бога, Единственным, в Ком вся полнота Божества обитает телесно (Кол. 2:9). О каждом послании новозаветного канона можно было бы сказать что–то свое.
3. Послания представляют собой документы, соединяющие две культуры. Ветхозаветные Писания были написаны евреями, в значительной степени в контексте завета, который Яхве заключил со Своим народом. Нет сомнения, что в какой–то мере в этих книгах отражается древний ближневосточный контекст. Мы, например, знаем, что в литературе Египта существовало нечто похожее на еврейскую литературу мудрости, что в договорах древних хеттов и других народов было нечто родственное структуре завета и что в других племенных группах прибегали к обрезанию (хотя оно символизировало совершенно иное, нежели обрезание Авраама и его сыновей). Однако новозаветные послания, исходя из этого еврейского наследия, во многих случаях обращаются к уже сформировавшимся церквам греко–римского мира. Перемена не была случайной, так как она отражала переход Божьего народа от племенного состояния к международной общине искупленных. По мере того как новозаветные писатели сталкивались с этим явлением и у них начинало складываться глобальное видение ситуации, к чему их подталкивал Божий Дух, им приходилось не только определять христианское отношение к закону Моисея, но и решать проблему сосуществования христиан–иудеев и христиан–язычников. Формировалось новое в социальном и политическом отношении, основанное на завете сообщество, которое представляло собой не нацию, а наднациональное содружество. Даже на литературном уровне эта связующая функция посланий приобретает большое значение. С одной стороны, изучая послания Павла, мы видим, что в немалой степени он относится к Писанию по–иудейски и очень хорошо знает иудейские методы его истолкования. Пользуясь преимуществами превосходного образования, полученного у Гамалиила в Иерусалиме, он в то же время хорошо знаком с греческой мыслью, цитирует малоизвестных греческих поэтов и прибегает к риторическим и прочим литературным приемам, берущим начало в греко–римском мире. Чуткое отношение к этому двойному наследию обогатит наше толкование. В то же время оно заставляет удивляться провиденциальной мудрости Бога, столь основательно подготовившей путь для верховного акта самооткровения.
4. Поскольку послания отражают не только конкретные исторические обстоятельства, но и представляют собой высшую ступень развития библейского богословия, то будет весьма полезно для пасторов и простых членов церкви (в дополнение к коммент.) обратиться к другим источникам информации. В хороших библейских словарях содержится много материала о городах, движениях, специальных выражениях, актуальных археологических данных и некоторых спорных вопросах. Читая Первое послание к Коринфянам, полезно что–то знать о Коринфе, читая последнее из посланий к семи церквам (Откр. 3:14—22), очень полезно узнать что–нибудь о Лаодикии. В то же время хорошие богословские словари могут кратко изложить значительную часть библейской и постбиблейской христианской дискуссии, сделав это в нескольких параграфах или на нескольких страницах, чтобы поместить ее в более широкий контекст, который может быть упущен теми, кто впервые приступает к серьезному исследованию текста Писания.
5. Так как появление всех новозаветных посланий в какой–то мере было вызвано определенными причинами, полезно воссоздать эти причины. Эти экскурсы порой очень важны, иногда опасны и всегда несколько запутанны. Реконструирование причин появления того или иного послания на основании свидетельств самого послания немного напоминает попытку воссоздать телефонный разговор на основании того, что было сказано только с одной стороны. Иногда эта задача выполняется очень легко, а порой она крайне трудна. Рискуя зайти в своей аналогии очень далеко, скажем, что легко воссоздать содержание телефонного разговора, если на том конце провода собеседник постоянно повторяет то, что ему говорят. Ситуация немного осложняется (хотя не становится безнадежной), когда о содержании разговора можно сделать только один вывод; еще труднее становится тогда, когда можно сделать несколько выводов, однако направления, которые принимает беседа, тяготеют к упразднению некоторых из них; и наконец, совершенно невозможно избавиться от предположений или явных домыслов, когда можно сделать множество выводов, но достоверными остаются лишь немногие. Однако даже тогда услышанное на том конце само по себе может иметь крайне важное значение.
Попытка воссоздать причину возникновения того или иного конкретного послания иногда называется «гаданием на зеркале». Например, читая Послание к Евреям, сразу замечаешь, что его автор глубоко озабочен тем, чтобы читатели твердо стояли в вере, не взирая на трудности. Но кем они были? Иудео–христианами, желающими вернуться к пунктуальному соблюдению иудейского закона? Язычниками, которые сначала обратились в иудаизм, потом в христианство и хотели сохранять связи с практикой иудаизма? Не испытывали ли они или автор сильного влияния Филона Александрийского, в сочинениях которого довольно часто встречаются (хоть и на чисто формальном уровне) параллели к Посланию к Евреям? Наверняка можно назвать ученых, которые поддерживают каждую из названных точек зрения, а также многие другие.
В одном отношении такие вопросы не имеют слишком большого значения. Независимо от того, к каким выводам приходит современный комментатор, фактически все согласятся, что Послание к Евреям призывает христиан твердо исповедовать свою веру. Однако это проблемы не просто академические. Природа искушения, которому подвергались читатели, и то, каким образом их призывали не отступать, связаны с конкретными обстоятельствами. Могут найтись ученые, которые не согласятся с такой точкой зрения, но это вовсе не основание для отказа поразмышлять над этими вопросами. Любой вдумчивый читатель должен как следует взвесить приводимые аргументы. Ясно, что вывод об обстоятельствах, вызвавших появление послания, окажет свое влияние не только на понимание призыва стоять в вере, но и на осознание того, как современные верующие могут применять к себе его уроки. Разумный и трезвый подход к этим вопросам прежде всего поможет установить связь между обстоятельствами нашей жизни и теми, которые имелись в виду в самом послании.
Позиции исследователей, занимающихся выявлением обстоятельств, вызвавших к жизни Послание к Евреям, гораздо более однозначны, чем разноголосица мнений вокруг Послания к Колоссянам. Никогда не существовало более или менее единого мнения о том, что именно представляла собой «колосская ересь». Тем не менее в любом случае ответом на нее могло быть только утверждение об исключительном верховенстве Христа, Единственного, в Ком обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2:9) и Кто является образом невидимого Бога, через пролитую на кресте кровь Которого Бог совершил примирение (Кол. 1:15,20). Эти великие истины остаются неизменными, независимо от природы колосской ереси. Конечно, если бы мы более определенно знали, с чем именно столкнулся Павел, было бы немного понятнее, почему он рассуждает именно так. Но в любом случае основные направления мысли, выраженной в послании, нам ясны.
Нельзя забывать, что природа посланий требует, чтобы комментатор старался понять исторические обстоятельства, вызвавшие написание каждого из них. Нельзя допускать, чтобы истолкование целиком зависело от реконструкции, которая является результатом одних лишь предположительных умозаключений.
6. В некоторых отношениях ситуативный характер посланий затрудняет задачу комментатора. Темы, которые, скажем, должен поднять Павел, отчасти определяются ситуацией, с которой он сталкивается. В таком случае они могут и не раскрывать в достаточной мере его богословие, которое могло быть четко изложено в выступлении на рыночной площади или в письме, адресованном собратьям–апостолам. Это не означает, что его послания не выдержаны в богословском смысле. Просто речь идет о том, что нигде, кроме, быть может, Послания к Римлянам, Павел не ставит перед собой задачи дать обзор своего богословия, которое он воспринял как христианский апостол.
Это означает, что многое из написанного о «средоточии» его богословия не учитывает должным образом природу его сочинений, дошедших до нас. Невозможно определить значение креста и Духа в богословской мысли Павла, если просто подсчитать, сколько раз использованы оба эти слова. Если об одном он говорил больше, чем о другом, то это, быть может, объясняется немаловажными причинами пасторского характера, даже если «другое» являлось более определяющим в его мысли. Кроме того, надо исследовать все те места, где, например, встречаются слова «крест», «распятый», «смерть» и «кровь», чтобы понять, какую роль они играют в богословии Павла.
Даже само понятие «средоточия» может вводить в заблуждение. Оно как бы требует от апостола упорядочить свое учение, последовательно выстраивая иерархию значений, что, быть может, показалось бы ему делом до странности отвлеченным и даже неприемлемым. Термин «средоточие» не всегда понятен и требует уточнения. Можно утверждать, что «средоточием» богословской мысли Павла является учение об оправдании. Оправдание знаменует собой поворотный пункт в отношении человека к Богу и поэтому является фундаментом, на котором зиждутся все прочие спасительные благословения. Однако «средоточием» его богословия можно назвать и другое, например, крест Христа, христологию, Божью славу или с полдюжины других понятий.
7. Однако если ситуативный характер возникновения новозаветных посланий затрудняет их истолкование, то именно это облегчает их изучение для простого верующего христианина. Если бы авторы посланий решили написать объемистые богословские тома, христиане–интеллектуалы были бы, конечно, очень благодарны. Однако в том виде, в каком они до нас дошли, послания не только заставляют думать и способствуют более глубокому пониманию, но и руководят всей нашей жизнью. В них рассматриваются вопросы этики, пасторские установки, основательно анализируется происхождение человеческих эмоций, рассматриваются вопросы совести, воли, нравственности, истины. Мы находим чуткое благодарение в Послании к Филиппийцам, глубокое и исполненное любви томление в Первом послании к Фессалоникийцам, горячее негодование, смешанное с обидой и любовью в Послании к Галатам, страстную мольбу в Послании к Евреям и т. д.
Так, конечно же, и должно быть. Ведь Библия и послания были даны не просто для того, чтобы информировать ум, но чтобы преобразить жизнь. Эти послания дают благодатную возможность посредничества между Богом и человеком, который, в противном случае, был бы оставлен и погиб. Иными словами, задача истолкователя никогда не должна быть лишь интеллектуальной. Истолкование должно представлять собой часть нашего призвания как христиан, как оправданных грешников и учеников, исповедующих Иисуса как Господа.
D. A. Carson