II «Книга о вере» и Кормчая. Меры для поднятия образования: греки и киевляне

Все это не помешало 22 июня 1648 года, сейчас же после этих трагических дней, выпустить новую книгу наставлений, связанную с религиозной полемикой, а именно «Книгу о вере единой, истинной и православной»[538]. Тот успех, который обрела эта книга, принимая во внимание все обстоятельства того времени, дает понятие о том большом количестве лиц, которые положительно отнеслись в Москве к Стефану Вонифатьеву и его друзьям: из тиража в 1200 экземпляров 118 книг было продано в первый же день и 850 приблизительно в конце августа месяца[539]. Там можно было прочесть историю Крещения Руси, богословское доказательство исхождения Духа Святого только от Отца; опровержение служения на опресноках; апологию двух видов причастия для верующих; утверждение равенства всех апостолов между собой (против учения латинян); доводы в пользу защиты икон, поклонения святым, молитв об умерших, постов (против протестантов); затем шло несколько бессистемно изложенных статей против униатов и евреев. В заключение была приложена глава об антихристе, конце мира и Страшном суде.

Труд этот продолжал длинный ряд работ, представлявших собой заимствования из Западной Руси. Это была компиляция из разных полемических трактатов, составленных в 1644 году в Киеве неким игуменом Нафанаилом, перевод которых раздобыл Стефан Вонифатьев; однако в последний момент заменили статью об антихристе другой статьей, которой отдали предпочтение; сюда же присоединили несколько страниц о крещении через погружение, извлеченных из дебатов с Вальдемаром. В этом большом фолианте, состоящем из 289 листов, явно постарались написать нечто большее, чем апологию православной веры против врагов, которые были несравненно менее опасны в Москве, нежели в Киеве, Остроге или в Вильне; появилась своего рода полная религиозная энциклопедия, содержавшая массу полезных и интересных для общества сведений, что Стефан прекрасно и понял[540].

Все с теми же назидательными целями 20 января 1649 года был напечатан Малый Катехизис, перевод с Катехизиса Петра Могилы, очень внимательно выполненный и приспособленный к московским обычаям[541]. Это был первый учебник для религиозного образования широких кругов населения.

7 ноября 1649 года справщики передали в печать Кормчую книгу, или просто Кормчую[542]. Это не была совершенно новая работа, ибо с XI века уже существовали рукописные сборники под этим заглавием: но надо отметить, прежде всего, что они никогда не были напечатаны ни на церковнославянском, ни на греческом языках, и потому, что эти рукописи, расширенные и измененные на протяжении пяти-шести веков, очень различались между собой, вследствие чего необходимо было выбрать заново и составить единую книгу по различным источникам, притом книгу, отвечавшую понятиям и нуждам настоящего момента. Работа требовала много знаний, размышлений и времени для своего составления. Поэтому печатание, происходившее, очевидно, одновременно с редактированием, было закончено только 1 июля 1650 года. Кормчая состоит из семидесяти глав, которые делятся на две группы. К первой группе принадлежат: церковное право в собственном смысле, правила Апостолов, также правила семи Вселенских соборов и десяти Поместных с комментариями дьякона Аристина, правила св. Василия Великого и другие правила. Ко второй группе принадлежат: избранные решения императоров, патриархов и византийских законоведов, касающиеся догматов и церковного управления, наряду с комментариями Вальсамона и других известных комментаторов.

Все это было извлечено из древних рукописей, которые воспроизводили на церковнославянском языке греческие сборники Аристина, Арменопулоса и Матфея Властаря, впрочем, в измененной форме и с изменением содержания[543]. Помимо этого, в книгу была добавлена глава 51 «О таинстве бракосочетания» и «О степенях родства, создающих препятствия браку», всецело заимствованная из Большого Требника Петра Могилы, за исключением некоторых отдельных мест; так, сочтено было невозможным в Московии давать благословение бракосочетающимся, не знающим Символа веры, молитвы «Богородице Дево, радуйся» и десяти заповедей[544]. Справщики добавили к книге очень длинное и цветистое предисловие[545], где они объясняли аллегориями самое заглавие Кормчей книги и оправдывали свою инициативу плачевным состоянием церквей, даже кафедральных, не имевших канонических книг; они также добавили к Кормчей книге очень подробный указатель. Таким образом, именно Москва дала Восточной Церкви свой свод канонического права. Работа эта была выполнена с таким старанием и так успешно, что Кормчая, переизданная без больших изменений, служила авторитетом вплоть до самого XIX века.

Эти различные издания показывают нам, что для кружка свет просвещения изливался, несомненно, с Юга еще более, нежели с Запада. Отсвет трудов большого научного центра, основанного Петром Могилой в Киеве с его коллегией Братского монастыря, дошел и до Москвы. Стефан и Наседка, конечно, не были ослеплены этим светом: заимствуя с Юга книги, они согласовывали новые тексты с верованиями и привычками великорусской Церкви; они никоим образом не отказывались от своей независимости. Они не сомневались, что через Киев и через Петра Могилу в старую веру могло проникнуть латинское влияние и засорить ее.

Глава о бракосочетании была переведена Могилой из римского Требника папы Павла V; вновь введенные уточненные различения в отношении формы, существа и совершителя таинства – все это исходило из схоластического богословия; новое оформление катехизиса в виде вопросов и ответов, которое требовало облекать догматы в точные определения, в общем, было заимствовано из определений Тридентского собора; учение о непричастности Богоматери первородному греху и о Пресуществлении хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы, совершаемое посредством слов Христа «Примите, ядите и пиите от нея вси», а не обращением к Святому Духу, доктрины, воспринятые Малым Катехизисом 1649 года, так же как и Большим 1627 года, затем Служебником 1651 года, – все это принадлежало католическому преданию[546].

Но дерзания кружка этим не ограничивались. И в самом деле, 30 сентября 1648 года царь потребовал, чтобы из Киева ему прислали на определенный срок времени ученых, способных «перевести Библию с греческого на церковнославянский язык»[547]. Не получая ответа, он 14 мая 1649 года повторил свой запрос, адресовав его митрополиту Сильвестру Коссову[548] и потребовав присылки двух преподавателей из Киевской коллегии. Коссов прислал Епифания Славинецкого и Арсения Сатановского. Вскоре их устроили на жительство в Чудовом монастыре в Кремле и поручили им разного рода переводы. Сатановский, не знавший греческого языка, переводил с латинского. Когда в начале 1651 года, получив отпуск, он отправился домой, чтобы повидать свою семью, ему поручили найти и привезти предназначенный для проповедников, знаменитый на Западе учебник под заглавием: «О граде царском, или поучение некоего учителя именем Мефрета»[549], который он, по возвращении своем в марте 1652 года, должен был приспособить к славянороссийскому языку. Совместно с «другими монахами» (очевидно, со справщиками Печатного двора) Славинецкий приступил к подготовительной работе по пересмотру Библии. Но в то же самое время его нагружали разного рода другими поручениями: в 1649 году ему поручили работу над Литургией св. Иоанна Златоуста, затем над «Посланием св. Афанасия Александрийского Маркелину о толковании псалмов», над «Стоянием св. Марии Египетской»; в 1650 году ему поручили составление службы в честь новой святой Анны Кашинской, а также службы св. Савве Сторожевскому, составление славяно-латинского словаря по Калепину и, вероятно, также краткого сочинения об убийстве английского короля. Большинство этих работ не было напечатано, но они соответствовали интересам царя и его друзей[550].

В 1649 году Москва познакомилась с другим ученым мужем, привезенным из Киева 27 января Паисием, патриархом Иерусалимским. Это был Арсений Грек, человек лет около сорока. Он был прекрасно принят. Ввиду того, что он не знал славянских языков, царь поручил ему преподавание греческого и латинского языков. К сожалению, популярность его была кратковременна: патриарх, рекомендовавший его, вдруг, когда он переходил обратно границу, изменил свое мнение о нем, обличил его как отступника, принимавшего последовательно ислам, затем унию и способного на всевозможные преступления[551]. В тот самый день, то есть 25 июля 1649 года, когда прибыло письмо из Путивля, Арсений был арестован и подвергся очень настойчивому допросу. Он кончил тем, что признался понемногу во всем, поведав допрашивавшим его поразительную карьеру авантюриста. Родившись в Турции, он потом перебрался в Венецию, затем отрекся в Риме от православия; в продолжение пяти лет изучал там философию Аристотеля и историю; в течение трех лет перед этим он изучал в Падуе медицину. После того, как он вернулся в Константинополь, он «трижды проклял папистскую веру», был монахом, иеромонахом и игуменом. Но какой-то визирь, заподозрив его в соучастии с венецианцами, предал его пыткам, он подвергся обрезанию. Купив себе этой ценой свободу, он поступил на службу к господарям Валахии и Молдавии, примирился с православной Церковью через посредничество митрополита города Янины, затем странствовал по Польше, что продолжалось вплоть до того момента, когда король Владислав, вылеченный им от каменной болезни, не направил его с письмом к Сильвестру Коссову – в Киев. Все это нисколько не помешало тому, что в его багаже оказалось пятьдесят семь прекрасных книг, начиная от Гомера, Плутарха и Иосифа Флавия, вплоть до Иоанна Дамаскина и Кирилла Иерусалимского. Преобразователи на Руси не стояли еще на той точке зрения, что наука выше добродетели: Арсения, закованного в цепи, отправили под конвоем пяти стрельцов в Соловки[552]. Именно о нем и вспомнили в связи с проектом открытия высшей школы: намерение это пришлось оставить[553].

Однако Стефан и царь, по-видимому, не отказались от своего доверия по отношению к киевским ученым. Что же касается Ртищева, то он восстановил близ Москвы, в чудесном месте, расположенном высоко над Москвой-рекой, монастырь, предназначенный исключительно для монахов Малой и Белой Руси, которые захотели бы там обосноваться. И, действительно, их туда прибыло за период 1649–1654 годов очень много. Не все были ученые; нет никаких сведений о том, чтобы они писали что-нибудь или преподавали что-либо кому-нибудь. Но от этой иностранной колонии, объединенной в братство св. Андрея, требовалось в первую очередь, чтобы она основала примерный монастырь, долженствовавший предоставить «убежище странникам и нищим»[554]. Ртищев намеревался также насадить на Руси благотворительные учреждения.

Прибытие киевлян было самым большим событием 1649 года. Желающих пройти их школу было очень много. Это было настоящим увлечением среди русской молодежи, всегда жаждущей знания и ознакомления со всем новым. Многие даже хотели отправиться в Киев, к самому первоисточнику знаний. Ртищев, как известно, получил паспорта для двух из них. Сам же он с увлечением изучал греческий язык. Он набирал учеников и ободрял тех, кто колебался. Но, с другой стороны, как лица, умудренные опытом, люди умные, те, которые морально отвечали за молодежь, так и самые простые люди беспокоились: «Нет ли у этих монахов какой-нибудь ереси?» Изучать латынь значит «сойти с правильного пути». Неожиданное происшествие с Арсением дало новый толчок сомнениям. Некий Лукьян Голосов, ученик киевлян, ушел от них, распространяя против них очень некрасивые обвинения: «Они всех обличают (…) они поносят благочестивых протопопов Иоанна, Стефана и других (…) Это вруны, они нас ничему научить не смогут (…) Сами они не знают того, чему они обещают нас учить». Наряду с двумя последними обвинениями, безусловно клеветническими, первые два также были лишены всякого основания[555]. Однако молодой Голосов, этот хулитель иностранцев, сделавший вскоре карьеру при Никоне[556], распознал в самом зародыше тот роковой конфликт, который в один прекрасный день не мог не вспыхнуть, конфликт между взглядами «благочестивых протопопов» и взглядами новоприбывших, либо не знающих, либо относящихся с пренебрежением ко всем древним преданиям Московского благочестия.

Без всякого содействия со стороны иностранцев, но ускоренным темпом продолжали издавать старые книги: с 1647 по 1651 год было три издания Букваря[557], то есть с 1645 по 1652 г. появилось 9600 экземпляров. Выпущен был Часослов, выдержавший с 1645 по 1651 г. восемь изданий. Вышла тогда же в девяти изданиях учебная Псалтырь[558]. Таким образом, в чрезвычайно интенсивной деятельности Печатного двора не было забыто и первоначальное, и среднее образование[559]. Помимо этого, царь подумывал и о семинариях вроде тех, которые стали только что создаваться во Франции; он писал в своей памятной записке, предназначенной для Собора 1651 года: для рукоположения во священники и дьяконы надлежит выбирать образованных людей, знающих все церковные книги и весь церковный чин, а тех, которые таковыми не будут, нужно обучать в школах с тем, чтобы они могли просвещать христианские души по правилам св. отцов и быть солью земли и светочем мира[560].