Деньги вместо бога. Генри Айдема

Генри Айдема, автор некоторых приведенных выше фраз, утверждает, что темпы секуляризации ускорились в 1920-х годах, что особенно верно для США. В 1933 году на пике Великой депрессии романист Шервуд Андерсон писал другу: «Знаешь, дорогой мой, это не только голод и лишения – нет, здесь Америка что-то потеряла – старой веры уже нет, но новой тоже не появилось».

Ван Вик Брукс, критик и историк, сказал, что послевоенное поколение «переродилось в расу, растратившую все духовные ресурсы в борьбе за выживание и продолжающую бороться посреди изобилия, поскольку сама жизнь уже не имеет смысла». Айдема выделил три события, которые, по его мнению, происходили в ту эпоху одновременно: усиление неврозов из-за ухода таких людей, которые давали людям утешение в традиционных церквах; «приватизацию» религии; а также переход от религиозных традиций к изобилию и материализму.[440]

Айдема, клирик Епископальной церкви с докторской степенью в области изучения религии и психологии Чикагского университета (см. главу 18), считает, что такая секуляризация имеет религиозные корни. Он полагает, что религия черпает свою силу, как утверждал Фрейд, из семьи – ребенок до-Эдиповой стадии развития находит защиту у своей матери и позднее учится дисциплине и уважению к власти в отношениях с отцом. Семья с двумя родителями, по словам Айдемы, есть тот фрейдистский треугольник, в котором ребенок учится вести переговоры, необходимые для достижения эмоциональной зрелости, и многие такие семейные психологические функции, связанные с защитой и авторитетом, выполняли церкви. Однако в современном мире, где матери все чаще начали уходить на работу, так что они отделены от детей, а отцы присутствуют в их жизни еще меньше, трудясь на сверхурочной работе и часто на далеко расположенной фабрике, маленькие дети перестали усваивать родительские ценности традиционным способом, а потому перестали искать помощи у церкви.

Аргументы Айдемы поддерживает важнейший социологический труд Роберта и Хелен Линд «Мидлтаун», описание жизни, как позже выяснилось, города Манси в Индиане, отражающее, среди прочего, влияние развития промышленности на жизнь среднего американского городка – какую роль в ней, в частности, играет радио, киноаппарат, фонограф, телефон, косметика и, прежде всего, автомобиль. В «Отзвуках века джаза» Скотт Фицджеральд вспоминал: «Еще году в 1915-м избавившиеся от каждодневной опеки молодые люди из маленьких городов осознали, что тот самый автомобиль, который на шестнадцатилетие подарили Биллу, чтобы он «чувствовал себя самостоятельным», дает возможность в любую минуту уединиться, отъехав куда-нибудь подальше. Поначалу ласки в автомобилях даже при столь благоприятных условиях казались чем-то отчаянно рискованным, но скоро стало ясно, что «все так делают», – и прощай, древняя заповедь!» (Перевод А. Зверева. – Прим. пер.).[441] Так автомобиль стал «публичным домом на колесах», как сказал один мидлтаунский судья, тогда как местные священнослужители осуждали «воскресное вождение».

Отчасти здесь сказывалось влияние Первой мировой войны. Именно так думал, например, Джон Пил Бишоп, сокурсник Фицджеральда по Принстону: «Самое трагичное в этой войне не множество убитых, но то, что она разрушила трагедию смерти. Не только юноши пострадали от войны, но пострадали и все те общие идеи, которые их поддерживали и придавали смысл их страданиям. Война сделала традиционную мораль чем-то неприемлемым, она не устранила нравственность, но показала ее непригодность для жизни. Потому по ее окончании выжившие оказались в таком мире, в котором нет ценностей, где они старались жить, как могли».

Разочарованием, в частности разочарованием в религии, пропитаны американские романы того периода: «И восходит солнце» и «Прощай, оружие» Хемингуэя, «По ту сторону желания», «Уайнсбург, Огайо», «Темный смех» и «Сын Уинди Макферсона» Шервуда Андерсона, «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» Фицджеральда. Эдмунд Уилсон описывал роман Фицджеральда «Прекрасные и проклятые» такими словами: «Герой и героиня – странные существа без жизненной цели или метода, которые предаются дикому распутству и от начала до конца книги не делают ни одного серьезного поступка, но ты каким-то образом начинаешь понимать, что, несмотря на их безумие, это весьма рациональные люди… Когда бы они ни соприкасались с обыденной жизнью и человеческими институтами, все начинает казаться дурным фарсом тщеты и абсурда… Отсюда косвенно следует вывод о том, что в таком обществе самое здоровое и надежное, что можно сделать, – это жить джазом текущего момента, забыв о делах людей».

Кроме автомобиля здесь действовал еще один фактор, быть может, еще более значимый (так думали, по крайней мере, супруги Линд) для секуляризации – распространение образования, в частности высшего. «Образование, – писали они, – это вера, религия». Отчасти его влияние объясняется тем, что молодому человеку, уезжающему в университет учиться, легче освободиться от бремени семейных традиций. Но есть и другой фактор. «Похоже, образование нередко нужно людям не из-за своего конкретного содержания, но как символ». Для многих это открытость к альтернативе по отношению к традиционным (религиозным) ценностям, а потому оно «замещает религию, которая служила самым значимым руководством в жизни». Об этом же говорит и один рассказ Фицджеральда, «Благословение», где Лоис говорит своему брату, католическому священнику и монаху: «Я не хочу шокировать тебя, Кит, но просто невозможно себе представить, насколько неудобно быть католиком. Это уже не работает. А если говорить о морали, то самые дикие парни из всех тех, кого я знаю, католики. Самые же умные ребята – я имею в виду тех, которые много думают и читают, – похоже, они уже не верят ни во что».[442]

Наука также выполняла здесь свою роль. Представления супругов Линд об эволюции созвучны мыслям Фицджеральда. В романе «По эту сторону рая» Эмори Блейн говорит о старшем поколении: «Они задрожали, когда поняли, о чем говорит доктор Дарвин». Супруги Линд писали, что в Мидлтауне «теория эволюции потрясла основы богословской космогонии, которая царствовала на протяжении многих столетий». В это же время наблюдалось становление современной психологии. В своей книге «Только вчера», вышедшей в 1931 году, американский историк и редактор журнала Harper Фредерик Льюис Аллен писал об этом так: «Из всех наук она была самой юной и самой далекой от науки, но именно она пленяла воображение широкой публики и сильнее всего поспособствовала разрушению традиционных религиозных представлений. Психология стала царицей. Фрейд, Адлер, Юнг и Уотсон были одними из десятков тысяч ее преданных поклонников.[443]

Айдема также говорит о том, что, хотя изменения в американской жизни 1920-х были для многих крайне привлекательными, за них пришлось расплачиваться. Это был «необыкновенный рост», говорит он, числа неврозов, разводов, сексуальных и эмоциональных проблем, что отражают как литература, так и биографии писателей того времени. Роман Шервуда Андерсона «По ту сторону желания» первоначально должен был называться «Не Бог». Один его современник сказал о Фицджеральде: «Когда Скотт перестал посещать мессу, он начал пить».[444]

По мнению Айдемы, книги Андерсона во многом отражают «американское одиночество», которое сопровождает ослабление традиционных религиозных практик, и в какой-то мере то же самое можно сказать и об Эрнесте Хемингуэе. «Готорн мог драматизировать душу человека, – писал Джон Пил Бишоп. – В наши дни Хемингуэй написал драму о ее исчезновении». Более того, Хемингуэя, как полагал Айдема, особенно интересовал распад религиозных сообществ, на смену которым у молодого поколения пришли иные сообщества со своими секулярными ритуалами.

Например, Айдема показывает, что главный герой романа «И восходит солнце» Джейк Барнс находит в ужении форели и бое быков «тот мир, которого не может дать ему церковь». «В романе, – продолжает Айдема, – религия уже не влияет на жизнь Джейка и его сверстников. Ловля форели и бой быков становятся ее секулярной заменой. Они действуют подобно церковным ритуалам, а потому их заменяют. Также роман «И восходит солнце» представляет ужение форели и бой быков как явление секулярное (даже языческое), психологическое и частное – не религиозное».[445] Далее Айдема говорит: «Действенный ритуал, будь он священным или секулярным, позволяет соединить мысли с эмоциями. Кроме того, ритуал ограничивает тревогу людей».

Критик Ирвинг Хау охарактеризовал героев Андерсона, населяющих Уайнсбург, так: «Это общающиеся между собой потерянные люди, которые ищут церемонию, социальные ценности, образ жизни, утраченный ритуал, который мог бы как-то восстановить течение эмоций и способность ими обмениваться». В раннем рассказе Хемингуэя «На Биг-ривер», который был как бы наброском романа «И восходит солнце», главный герой, Ник Эдамс, совершает ряд ритуалов в процессе подготовки к ловле форели: он отщепляет кору сосны, натягивает палатку, должным образом ловит кузнечиков. Карлос Бекер, профессор литературы в Принстоне, говорит, что «должным образом» – это было любимое выражение отца Хемингуэя. «Когда он был на природе с сыном, все надо было делать должным образом – разводить костер, готовить удилище, насаживать приманку, ловить мух, держать ружье или печь утку либо кусок оленины».

Генри Айдема сопоставляет это со следующим замечанием супругов Линд о Мидлтауне: «Когда религия начинает терять свое значение, люди пытаются найти секулярные “центры духовной жизни”». В связи с этим Линды вспоминают этику «служения» и «верности обществу» клуба Ротари, а также баскетбольной команды (весьма успешной) городка. «Клуб «Ротари» и его великий идеал Служения – это моя религия, – сказал один из работников воскресной школы в Мидлтауне. – Это дает мне больше, чем когда-либо давала церковь».[446]

В книге «Смерть после полудня» Хемингуэй сравнивает бои быков с ритуалами церкви еще точнее. Он подчеркивает, что те и другие имеют древнее происхождение, сравнивал матадоров с мальчиками-прислужниками в алтаре и писал, что бой быков «уводит человека за пределы его самого и дает ему почувствовать бессмертие», «дает ему экстаз, который, хотя он и преходящий, не менее глубок, чем экстаз религиозный». Кроме того, бой быков строит сообщество, говорил он, временную группу, «включающую всех людей на ринге, в которой интенсивность переживания эмоций постоянно нарастает».[447]

Однако ярче всего, говорит Айдема, эффект секуляризации с 1920-х по 1980-е годы отражает у американцев их одержимость благосостоянием и его символами. Это показал Шервуд Андерсон в своем романе «Уайнсбург, Огайо», где для главного героя по имени Джесси деньги заменяют бога как объединяющий все символ, хотя этот герой все же переживает нервный срыв. Но лучше всего эту суррогатную религию описал Скотт Фицджеральд. Он рос в католической среде, но начал понимать, что источником безопасности служат деньги, а не вера. Один герой рассказа «Алмаз величиной с отель “Риц”» говорит о своем родном городке: «Наивная набожность, свойственная гражданам Гадеса, предписывала прежде всего ревностно поклоняться богатству и безмерно его уважать. Испытывай Джон что-нибудь иное, кроме блаженного смирения перед богачами, родители сочли бы это ужасным кощунством» (Пер. Н. Рахманова. – Прим. пер.).