«Рок и наркотики творят чудеса»

Хотя временами казалось, что у ЛСД соперников нет, на самом деле это было не так. В середине 1960-х, пишет Торгофф, «в американских кампусах скопилось больше потенциальных курильщиков «травки», чем когда-либо ранее. Узнать их было нетрудно: бунтари, упертые нонкомформисты, “яйцеголовые” интеллектуалы, художники-абстракционисты, фолк-музыканты в джинсах, поклонники джаза, современные танцоры в леотарах, вегетарианцы. «Если ты носил сандалии, – рассказывает один из них, – если бывал на поэтических чтениях… Если ходил обкуренный с друзьями на марш мира… Чувак, ты избранный!»

Однако определяющим, переходным моментом в истории США стало возникновение движения за гражданские права. «По большей части белые в то время восхищались чернокожими, которым хватило мужества во всеуслышание заявить о своих правах, отстаивать их, не щадя своей свободы и даже жизни, – и тем подать нравственный пример всем остальным. Думаю, те из нас, кто не участвовал в маршах за свободу на Юге, чувствовали потребность найти для себя какую-то столь же протестную тему – или, по меньшей мере, не хотели быть частью культуры, продуцирующей расизм… Росло желание создать свою собственную реальность, вообразить ее и в соответствии с ней действовать – и психоделики стали одним из средств для этого».[705]

Примерно в это время Кен Кизи, автор романа «Над кукушкиным гнездом» (в котором пациенты захватывают власть в сумасшедшем доме, пусть и всего на один день), вместе с Хантером С. Томпсоном и «Ангелами ада», «самой криминальной мотобандой в истории христианского мира», отправился в свое первое психоделическое автобусное путешествие; в эти годы Том Вулф написал свой знаменитый «Электропрохладительный кислотный тест» (хотя сам он не принимал кислоту и даже не бывал на кислотных вечеринках); в эти годы Аугустус Аузли Стенли III (для большинства Аузли, для немногих Медведь) начал производить четыре вида ЛСД.

Никто не знает, сколько ЛСД произвел Аузли до своего ареста в 1969 году; однако он прославился тем, что «никогда не повышал цену на дозу выше двух долларов, ибо верил, что ЛСД, пущенная в массы, сможет спасти мир».[706] (Лири называл его «тайным агентом бога».) Отчасти из-за этой дешевизны широкое распространение получили «кислотные тесты», рок-концерты с непременным употреблением ЛСД, с участием таких групп, как Grateful Dead, и таких исполнителей, как Б. Б. Кинг. Люди продолжали получать «религиозные» впечатления и переживания. Подобные сцены описывал в своем «Электропрохладительном кислотном тесте» Том Вулф. На тот момент ЛСД еще не была запрещена.

В Лос-Анджелесе музыкальный продюсер Пол Ротшильд организовал запись одного из первых (если не первого) альбома Джима Моррисона и группы Doors, посвященного ЛСД – и записанного полностью под ЛСД. Эту запись Ротшильд считал «одним из важнейших событий в истории рок-н-ролла». Моррисон «впитал» влияния Блейка, Рембо, По, Джойса, Брехта, Вайля, Арто и Ницше, а также представления о шаманизме и дионисийстве – «и все это профильтровал через новую, преображенную ЛСД реальность – или нереальность, зависит от того, как на нее посмотреть».

Сам Ротшильд тоже не чуждался наркотиков. С семнадцати лет он курил марихуану, затем перешел на пейот. По его словам, опыт приема наркотиков научил его по-новому «говорить, думать, жить», и именно «в наркотическом ландшафте» сформировался его талант музыкального продюсера. Он верил, что марихуана помогла ему, например, «глубоко проникнуть» в музыку Баха, понять любовь композитора к Христу – «переживание, которое я считал для себя, еврея, невозможным, пока не забил косяк и не раскрыл свои нервные окончания навстречу подлинному восприятию гештальта музыки». Затем пришел пейот – и все мысли Ротшильда, по его словам, обратились «к единству рода человеческого… Тогда-то я и поверил, что психоделики могут указать путь к богу!.. В то время мы никогда не ловили кайф просто ради кайфа. Принимать наркотики – значило принимать перемены, строить в воображении другой мир – то, для чего позже было придумано слово «глючить»… Наркотики давали более глубокое понимание бытия». В мир музыки Ротшильд вошел через бар «Кеттл оф Фиш» и «Газлайт-кафе» в Гринвич-Виллидж, где концерты и курение марихуаны были неразделимы. Когда же началось распространение кислоты – по его словам, он сразу стал свидетелем ее влияния на музыку.

Произошло это однажды вечером, когда, заглянув в дом Альберта Хоффмана в Вудстоке, он встретил там Боба Дилана, вернувшегося из концертного тура по колледжам Новой Англии. Они открыли холодильник – и обнаружили там кусочки сахара в каких-то золотистых крапинках, завернутые в алюминиевую фольгу. Оба приняли кислоту – и с этого момента, вспоминает Ротшильд, музыка Дилана изменилась: «От простых, но мощных песен с социальной, протестной и нравственной тематикой – к дивно прекрасным композициям, лишенным какого-либо единого и общепонятного смысла… Опыт приема наркотиков словно раздробил сознание Дилана, разбил его на множество блестящих поэтических всплесков: в результате появились такие странные, мистические, прекрасные песни, как Mr. Tambourine Man».

В первые недели 1967 года, добавляет Ротшильд, произошел какой-то прорыв, ярче всего воплощенный в новом альбоме группы Beatles. «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера», выпущенный в мае 1967, звучал повсюду – и властно утверждал новую культуру: его считали «шедевром» психоделической эры, подтверждая тем самым, что «тема веществ, изменяющих сознание, звучит в каждой ноте нового творения Beatles». На фестивале поп-музыки в Монтерее Джон Филипс из Mamas and Papas сказал: «Вот альбом, доказавший широкой публике то, во что уже много лет верили музыканты: музыка и наркотики в одной упряжке творят чудеса».