Прозорливость Старца Анатолія
Прозорливость Старца Анатолія
1. Разсказъ м.Николаи
Мать Матрона (Зайцева), въ постриженш въ манпю съ именемъ Николаи, ныне здравствующая въ Баръ–ГрадЬ въ Италш, сообщила намъ следующее: «Восьми летъ я осиротела, 14–ти я ушла въ монастырь по благословешю одного прозорливаго старца — о. Аеанаая. Монастырь былъ бедный, а я еще беднее. Тамъ прожила 5 летъ. Поехала въ Оптину Пустынь за благословешемъ переменить обитель. Въ то время былъ еще живъ о. iосифъ. Я спросила его какъ и куда лучше, а батюшка iосифъ сидЬлъ на диване въ беломъ подряснике, какъ ангелъ и смотрелъ въ крестъ своихъ четокъ и говорить, что нетъ благословешя менять обитель, а надо продолжать жить на месте. И я успокоилась, получивъ благословеше и у о. Анатолiя.
Потомъ поехала въ 1909 году и отъ радости сказала: «Видите, Батюшка, я опять прiехала?» А Батюшка мне ответилъ: «Это что, что прiехала къ намъ, вотъ черезъ 4 года поедешь въ Италiю». Вотъ тутъ я ничего не ответила, решивъ хранить это, какъ тайну, спросить не смела, а думать еще больше. Вотъ прошло 2 года. Поехала опять. Заехала въ Калугу, тамъ встретила блаженнаго Никитушку, который мне сказалъ, что я два года какъ нибудь проживу и велелъ сказать Батюшке Анатолiю, что я его встретила. Батюшка удивился и сказалъ, что онъ великш человекъ. А я говорю: «Вотъ блаженный Никитушка мне сказалъ, что я проживу 2 года, видимо я умру», а Батюшка Анатолш отвечаетъ: «Нетъ, это не къ смерти, а къ перемене, черезъ два года будетъ перемена. Вотъ нашъ Архимандритъ Варсонофш прожилъ 11 летъ и его перевели въ Голутвинъ. Такъ и тебе будетъ перемена.» Но и тутъ я не смела спросить, такъ ведь я помнила о четырехъ годахъ, какъ было ранее сказано, терпела и ждала.
Вотъ въ 1913 году комитетъ решилъ приступить къ постройке подворья въ Бари. Решили взять меня туда. Въ это время одна семья поехала въ Оптину Пустынь, съ нею Батюшка о. Анатолш прислалъ мне иконку и говорить: «Скажите ей: ведь не верила, а вотъ Богъ благословить, пусть едетъ». Батюшка показалъ мне адресъ, где я буду жить, но я, конечно, не помню. Прожила годъ съ болыпимъ трудомъ, пишу: «Батюшка, благословите прiехать. Здесь очень трудно, ведь я привыкла быть въ монастыре».
Батюшка мне ответилъ: «Богъ благословить, прiезжай». Я такъ обрадовалась, и даже не стала ждать разрешешя отъ Палестинскаго Общества, такъ, думаю, зачемъ? Ведь я больше не вернусь въ Бари. Въ то время были наши Тульсюе паломники, я уехала въ iерусалимъ, а потомъ домой.
Черезъ три дня была уже въ Оптиной Пустыни. Прихожу къ Батюшке Анатолiю, первое его слово: «Ну, что, побывала въ iерусалиме?» — «Да, Батюшка, Вашими святыми молитвами». — «Ну, вотъ побудешь У насъ, а потомъ обратно». — «Обратно? Нетъ, Батюшка, я больше не поеду въ Бари. Я уже сдала свой паспортъ, да я теперь больше не состою на службе. Ведь я уехала, не получивъ разрешешя». Батюшка ответилъ: «Это ничего, все будетъ хорошо». Прожила я въ Оптиной почти две недели и все время Батюшка говорилъ: «Ведь твой домъ въ Бари». А я все говорю: «Нетъ, нетъ!
Я не поеду въ Бари!» Наконецъ, Решилась сказать: «Батюшка, ведь вы меня благословили прiехать, а теперь вотъ надо обратно ехать». Батюшка ответилъ: «Да, очень хорошо, что прiехала — насъ повидаешь и своихъ родныхъ. Ведь ничего не знаешь, что будетъ». И Батюшка сказалъ, подойдя къ образу Божтей Матери: «Матерь Божiя! Тебе ее поручаю. Управь Ты Сама». После этихъ словъ я не смела ничего говорить, а только слушала, и я стала просить благословешя уехать. Батюшка спрашиваетъ: «Куда?» — Я отвечаю: «Въ Тулу». — «Не въ Тулу, а въ Бари. Но теперь вотъ я скажу день, когда надо ехать въ Москву къ моимъ духовнымъ детямъ, войти въ три дома, но только не заезжая въ Тулу». Я, конечно, по неопытности заехала на одинъ день въ Тулу, а когда прiехала въ Москву, мне говорятъ: «А какъ жалко, что не прiехали вчера, такъ какъ былъ вашъ председатель тутъ». Ну, ничего, стали спрашивать какъ и что. Я сказала, что не хотела возвращаться въ Бари, тутъ, конечно, детки Батюшки стали уговаривать, и что они все устроятъ, по старому все будетъ. Хорошо. Пришлось взять обратно паспортъ и ехать. Батюшка говорилъ, что тамъ Князь поможетъ во всемъ. «Где, Батюшка, Князь? Ведь Князь въ Петербурге, а я еду въ Бари!» И мы прiехали въ одинъ день, какъ будто сговорились».
На этомъ мы прерываемъ разсказъ Матери Николаи и продолжимъ его въ жизнеописанш Старца Нектарiя, ибо речь будетъ идти о немъ.
2. Разсказъ Елены Карцевой (1916 г., осень)
Написали мне, что старецъ Анатолш Оптинскш собирается въ Петербургъ и остановится у купца Усова.
Все мы втроемъ — брать, сестра и я — въ положенный день отправились къ Усовымъ. Купецъ Усовъ былъ известнымъ благотворителемъ, мiрскимъ послушникомъ оптинскихъ старцевъ. Когда мы вошли въ домъ Усовыхъ, мы увидели огромную очередь людей, пришедшихъ получить старческое благословеше. Очередь шла по лестнице, до квартиры Усовыхъ и по заламъ и комнатамъ ихъ дома. Все ждали выхода старца. Ожидало прiема и семейство Волжиныхъ — Оберъ–прокурора св. Синода. Въ числ? ожидающихъ стоялъ одинъ еще молодой архимандритъ, который им?лъ очень представительный и въ себе уверенный видъ. Скоро его позвали къ старцу. Тамъ онъ оставался довольно долго. Кое–кто изъ публики возропталъ по сему поводу, но кто–то, изъ здесь же стоящихъ, возразилъ, что старецъ не безъ причины его такъ долго держитъ. Когда Архимандритъ вышелъ, — онъ былъ неузнаваемъ: вошелъ къ старцу одинъ челов?къ, а вышелъ совсемъ другой! Онъ былъ низко согнутый и весь въ слезахъ, куда девалась гордая осанка! Ихъ тайный разговоръ одному Богу изв?стенъ! Вскоре показался самъ старецъ и сталъ благословлять присутствующихъ, говоря каждому несколько словъ. Отецъ Анатолш внешностью очень походилъ на иконы преп. Серафима: такой же любвеобильный, смиренный обликъ. Это было само смиреше и такая, непередаваемая словами, любовь. Нужно видеть, а выразить въ словахъ — нельзя! Когда мы шли къ Усовымъ, брать и сестра заявили, что имъ нужно отъ старца только его благословеше. Я же сказала имъ, что очень бы хотела съ нимъ поговорить. Когда до насъ дошла очередь, старецъ благословилъ брата и сестру, а мне говоритъ: «А ведь ты поговорить со мной хотела? Я сейчасъ не могу — приди вечеромъ». Старецъ уразум?лъ мое горячее желаше, хотя я не выразила его словами! Вечеромъ я снова вернулась къ Усовымъ. Много лицъ сидело и дожидалось очереди быть принятыми старцемъ. Члены семьи Усовыхъ стали упрекать сидевшую публику въ томъ, что люди чрезмерно обременяютъ слабаго и бол?зненнаго старца. Принимаете онъ людей все ночи напролете. Ноги его въ ранахъ, страдаете онъ грыжей, онъ чуть живой. Мне стало стыдно отнимать время у старца и я ушла домой, не повидавши его. Но теперь думаю, что если прозорливый старецъ сказалъ придти, надо было не уходить, а дождаться прiема. Какъ мне потомъ разсказывала моя тетя Елена Александровна, близко знавшая весь оптинскш быте, старецъ о. Анатолш вообще почти не спалъ, весь себя отдавая молитве и служешю людямъ. Единственно, когда онъ себе позволялъ отдыхъ — это было на утрени во время чтешя каеизмъ, когда все въ церкви садились. Тогда старецъ позволялъ себе вздремнуть. Некоторые, не знавгше его повседневной жизни, удивлялись, что старецъ спите въ церкви, но ведь это были единственньгя минуты его отдыха за все сутки.
Недаромъ ноги его были въ ранахъ отъ стояшя и было страдаше грыжей отъ земныхъ поклоновъ. У меня до сихъ поръ хранится присланный мне въ 1907 г. черезъ тетю образъ святителя Николая — моего небеснаго покровителя.
3. Разсказъ О. Н. Т. изъ Австралш
Одна молодая дЬвица, давши слово своему жениху тайно отъ родныхъ, рвется на курсы сестеръ милосердiя, чтобы попасть на войну. Мать решила поехать къ старцамъ, дабы поступить такъ, какъ они посоветуютъ, Осенью 1915 года оне прiехали въ Оптину. «Отдохнувши съ дороги», говорить О. Н. Т., «я подошла къ келье батюшки; взошла и села въ прiемной, а въ душе думаю: какъ хорошо, что я одна попаду къ старцу безъ мамы. Старецъ, конечно, меня благословитъ идти на войну, когда я попрошу его, а мама поневоле отпустить меня». Вижу, дверь изъ кельи въ прiемную открывается и входить маленькш старичекъ–монахъ въ подряснике и кожаномъ широкомъ поясе, и прямо направляется ко мне со словами: «А нука, иди ко мне». У меня, что называется, «душа въ пятки ушла» при этихъ словахъ батюшки. Но я вижу, у него необычайно ласковая улыбка, описать которую нельзя! Надо видеть! Я пошла за нимъ въ келью. Онъ закрылъ за нами дверь, посмотрелъ на меня, и я вмигъ поняла, что скрыть что–либо я не могу, онъ видитъ меня насквозь. Я почувствовала себя какой–то прозрачной; смотрю на него и молчу. А онъ все также ласково улыбается и говорить: «А ты почему мать не слушаешься?» Я продолжаю молчать. «Вотъ что я тебе скажу, мать твоя тебя лучше знаетъ, тебе на войне не место, тамъ не одни солдаты, тамъ и офицеры, это тебе не по характеру. Когда я былъ молодъ, я хотелъ быть монахомъ, а мать не пустила, не хотела, и я ушелъ въ монастырь тогда, когда она умерла. Теперь ты вотъ что мне скажи: замужъ хочешь?» — Молчу. «Ты сейчасъ любишь его за его красоту! Выходи за него замужъ тогда, когда почувствуешь, что жить безъ него не сможешь. Я знаю случай такой: мужъ былъ на войне, его убили. Жена въ этотъ же часъ умираетъ дома. Вотъ тогда только и выходи». Съ этими словами старецъ взялъ стулъ, влезъ на него и досталъ съ верхней полки деревянную иконку, такъ съ четверть аршина въ квадрате, Казанской Божтей Матери; поставилъ меня на колени и благословилъ. Потомъ сказалъ: «Когда прiедешь въ Петроградъ, не думай, что тебе нечего будетъ делать — будешь занята См. подробности этого разсказа въ жизнсописанш старца Нектарiя). Слова Батюшки точно оправдались. Въ первый день по прiезде ей предложили работать въ госпитале для солдата, и вышла замужъ она за адъютанта штаба дивизш.
4. Изъ частныхъ писемъ И. М. Концевича
«Въ 22–мъ году, когда мы съ мамочкой въ первый разъ были въ Оптиной», разсказывалъ О., «живъ былъ еще старецъ о. Анатолш. О тебе мы еще не имели никакихъ сведенш, и мамочка спросила у о. Анатолiя, какъ о тебе молиться: о здравш, или о упокоеши? О. Анатолш спросилъ маму, не снился ли ты ей какъ–нибудь? Мама ответила, что видела во сне сыновей едущими на коняхъ: сначала покойнаго Володю, а потомъ тебя. Но кони были разныхъ мастей. О. Анатолш сказалъ: «Ну, что–жъ! Богъ милостивъ, молись о здравш, Богъ милостивъ!» Мама подумала, что о. Анатолш только утешаетъ.
«После посещешя о. Анатолiя мы были у Батюшки о. Нектарiя. Мамочка задаетъ Старцу рядъ вопросовъ о дочеряхъ, о себе, обо мне, а о тебе ничего не говорить, такъ какъ знаетъ, что нельзя по одному и тому же вопросу обращаться къ двумъ старцамъ. Я этого не зналъ и полагая, что мамочка забыла о тебе спросить, все время тереблю мамочку и говорю ей: «А Ваня? А Ваня?» Мамочка продолжаетъ не спрашивать. Тогда Батюшка ей и говоритъ после одного изъ моихъ: «А Ваня?» — «Онъ живъ. Молись о здравш. Скоро получишь о немъ известте. Тебе было неполезно о немъ знать». Прiезжаемъ домой, и мамочка спешить къ о. Николаю Загоровскому сообщить, что Ваня живъ. Матушка же Екатерина Ивановна, увидевъ мамочку въ окно, выходить къ ней на встречу со словами: «вамъ письмо отъ Ванички».
«Слава Творцу Небесному! Ты живъ»!, пишетъ монахиня Нектарiя сыну: «О твоей жизни мы узнали за 3 дня до получешя твоего письма, отъ о. Нектарiя. 14–го тля мы вернулись изъ Оптиной, а 15–го получили твое письмо къ Деме. О. Нектарш сказалъ: «Онъ живъ, молитесь о здравш, о немъ узнаете. Пока не полезно было о немъ знать — покоритесь необходимости».
5. Изь воспоминанш матушки Евгеши Григорьевны Рымаренко
Передъ своимъ рукоположешемъ во священкики, въ 1921 году, о. Адрiанъ тоже побывалъ въ Оптине. О. Анатолш сказалъ ему: «Тебе надо будетъ поступить на курсы», и, действительно, ему архiепископъ Пареенш (Полтавскш) сказалъ: «У Васъ хотя и высшее образоваше, но светское, и потому надо держать экзаменъ». О. Адрiанъ жилъ въ Полтаве одинъ месяцъ, готовясь къ экзамену и занимаясь у профессоровъ.
О. Адрiанъ спрашивалъ у Батюшки благословешя на приходъ въ одно село «Евлоши» подъ Ромнами, где была чудотворная икона Божiей Матери Казанской.
Батюшка же далъ ему яичко для меня, на немъ съ одной стороны былъ нарисованъ храмъ, а съ другой икона Божiей Матери. Батюшка спросилъ:
«Какая это иконка?» О. Адрiанъ сказалъ: «Смоленская, кажется», а Батюшка отв?тилъ: «Н?тъ, Иверская».
Первый приходъ о. Адрiана былъ въ Ромнахъ, въ храм?, въ которомъ былъ очень чтимый всеми, въ большой дорогой ризе подъ балдахиномъ, образъ Иверской Божiей Матери.