12 мая

Чудо св. великомученика Пантелеимона в Торопецкой уездной управе. — Гибель адмирала Макарова в необычном освещении.

Сегодня, перелистывая свою записную книжку, я напал на копию с постановления Торопецкой57 уездной земской управы, присланную мне одним боголюбцем в такое время, когда на родине моей, в Орловской губернии, ожидали холеры, и для встречи этой страшной гостьи принимали все меры, указанные «наукой». Прочитал я постановление это и скорбно задумался: куда, на какую «страну далече» отошли мы, дети, от отцов наших?! Мыслимо ли теперь в любом из земских собраний постановление, подобное нижеследующему, что постановили русские люди Торопецкого земства?

Постановление это я выписываю здесь во всей его неприкосновенности:

«С 1865 года, — так пишется в этом документе, — земские собрания и комитеты народного здравия почти во всех городах и уездах Империи стали принимать меры против ожидаемой в 1866 году эпидемической холеры. Земское собрание Торопецкого уезда, имея в виду, что в 1830 и 1848 годах в городе Торопце и его уезде холеры не было и зная твердую веру народа в милосердие Божие, не делало посему никаких особых распоряжений. Между тем Псковская земская управа просила Торопецкую сообщить ей, какие меры принимаются ею в случае появления эпидемии. Члены Торопецкой управы, сознавая ответственность свою перед обществом в случае непринятия ими мер при появлении холеры, решились, по совещании, отвечать так: хотя земским собранием указания на сей предмет не сделано, но Торопецкая управа просит Псковскую уведомить, какие распоряжения делаются по сему предмету в других городах губернии, дабы и она в случае надобности могла сделать то же самое.

Когда составлено было такое отношение и писец Антонов стал переписывать его, то, написав, «что на принятие энергических мер к предупреждению эпидемии указаний от уездного земск...», поднял лист, чтобы посмотреть, хорошо ли им написано. В эту минуту сидевшие против него писаря — Кожевников и Черепенников — заметили на обороте листа какое-то неясное изображение.

— Ты пишешь на картинке, — сказали они ему и, рассмотрев лист, увидели как бы тень или слабый отпечаток изображения какого-то святого, о чем тотчас же объявили секретарю Райкову, а он доложил членам управы.

Случилось это в феврале 1866 года. Молва распространилась, и желавшие видеть это изображение находили, что оно есть лик святого Великомученика и целителя Пантелеимона, что впоследствии, по внимательном рассмотрении, оказалось действительно так.

Холера 1866 года, вырвав свои жертвы в окрестных уездах, и в этот, уже третий, раз миновала Торопец и его уезд; а в октябре того же года мощи святого целителя Пантелеимона58 посетили Торопец.

Посему, члены управы, имея в виду:

1) что на единственной бумаге, в которой в первый раз управа выражала предположение человеческих средств против непонятной болезни, обозначился лик угодника Божия и целителя Пантелеимона;

2) что холеры в 1866 году в Торопце не было;

3) что бланк или лист, на котором было написано отношение в губернскую управу, печатанный в Москве, есть один из нескольких сот, имеющихся в управе, на котором оказалось изображение;

4) что мощи св. угодника Божия Пантелеимона в тот же год посетили г. Торопец, —

постановили:

В память вышеуказанных событий, лист с оттиском изображения угодника Пантелеимона просить освятить 14 октября и хранить в уездной управе в воспоминание милости Божией и угодников Его, избавляющих город Торопец и уезд его от холеры.

Подлинное подписали: председатель управы Петр Языков, член управы Иван Харинский, секретарь управы коллежский асессор Райков».

Как за какие-нибудь 45 лет изменилась Русь, когда то Святая! Но та, прежняя, Русь рождала Суворовых, а теперешняя?..

И вспоминается мне герой несчастной Японской войны — адмирал Макаров, надежда русского флота, восходящая звезда его славы и". смерть его. В те великоскорбные дни, когда был пущен ко дну «Петропаловск» вместе с адмиралом Макаровым, в газете «Русь», служившей, как известно, целям революции и, следовательно, не имевшей, казалось бы, никакого отношения к явлениям и знамениям потустороннего міра, была напечатана корреспонденция из одного южно-русского города (помнится, из Кишинева). Там, в крайней бедности, проживала родная сестра погибшего адмирала59.

В самый день и час гибели «Петропавловска» адмирал Макаров, как о том его сестра передавала корреспонденту «Руси», явился ей во сне. Вид его был жалкий, растерянный, печальный.

— Я не погиб еще, Варя60 — сказал он, — взрыв был в кормовой части броненосца. Мне страшно тяжело, Варя, но я еще не погиб окончательно,

Сообщение это было записано корреспондентом, что называется, между прочим — не то ему, да и его читателям, было нужно, — а между тем в нем мне чудятся огненные слова: «Мене, Текел, Упарсин».

«Аще не покаетесь, вси такожде погибнете!»

Когда провожали на войну адмирала, то за ним в пути следом подвигалась армия газетных ищеек. Подхватывалось каждое его слово, каждый его жест фотографировался — все заносилось на страницы уличной печати, яркой представительницей которой в то зловещее время была газета «Русь». И вот на столбцах этой газеты в дни выезда Макарова из Петербурга навстречу смерти было напечатано следующее61.

«Адмирал занял место в купе, куда к нему вскоре подсел старый его товарищ, теперь находящийся уже не у дел. Произошел, как водится, разговор на злободневные темы и, в частности, о последних событиях, вырвавших из строя нашей Тихоокеанской эскадры столько судов и человеческих жертв, погибших без славы и без пользы для дела.

— Ну, уж я — то не собираюсь так погибать! — воскликнул Макаров...»

И погиб.

И все мы так же погибнем, если не покаемся, и, кажется, уже погибаем, ибо не каемся.

Ах, как далеко нам до членов Торопецкой уездной земской управы состава 1866 года!