IV. Блаженная кончина Е. А. Вороновой. — Неизреченный Огнь.
Пришла наконец пора умирать и нашей дорогой праведнице. Месяца за три или четыре до ее праведной кончины мы с женой были в Петербурге и, конечно, у нее на Подрезовой улице Петербургской Стороны. Елена Андреевна уже была больна: к ее коренной болезни легких присоединилась грудная жаба, и наша дорогая больная по временам задыхалась и тяжко страдала. Но когда приступы болезни утихали, она была все та же любвеобильная, жизнерадостная и духом бодрая Елена Андреевна, какою ее знали и любили все ее почитатели; только от всех ее «послушаний», как она называла, между прочим, и дела своего тюремного благотворения, ей пришлось уже окончательно отступиться, передав их другим близким ей лицам.
В Петербурге мы прожили недолго и с великой грустью распростились с дорогим нашим другом, сердцем предчувствуя, что прощание это навеки, до встречи на небесах, если удостоит Бог... Было это поздней осенью, а следующей весной она уже отошла в селения праведных к прежде нее отошедшим старцам ее Мефодию Псковскому и Варсонофию Оптинскому.
С начала Великого поста Елена Андреевна стала себя чувствовать очень плохо, припадки грудной жабы усилились и участились до того, что бедный друг наш, несмотря на все свое ангельское терпение, вынуждена была громко стонать и жаловаться Богу на нестерпимые муки. Стонет она в своих невыразимых страданиях и все причитывает:
— Господи, прости меня! Тяжело мне, Господи! Но я не ропщу, не ропщу я, Господи, пошли мне, нетерпеливой, терпения!
И в таких муках она неисходно пребывала от первой недели Великого поста до Великого Понедельника Страстной седмицы. В этот день, после особенно тяжелого припадка, она вся точно просветлела и говорит подруге всей своей зрелой жизни, с которой под одной кровлей скоротала не менее, если не более, тридцати лет:
— Соня! я умру в Великую Пятницу.
— Что ты, что ты — с чего ты это взяла? Ты еще, Бог милостив, скоро поправишься, и мы с тобой в Крым поедем.
— Нет, Соня, в Великую Пятницу я умру непременно.
— Откуда ты это знаешь?
— Мне это Сам Господь сказал: я Его видела. Он явился мне и сказал: «У тебя доброе сердце, так потерпи до пятницы: в день Моего распятия умрешь и ты.»
Подруга Елены Андреевны, София Ивановна Разумная, спросила, не веря слуху своему:
— Как же ты видела Господа?
— Это рассказать и объяснить невозможно: это выше человеческого разумения.
Как сказала, так в Великую Пятницу и умерла. В день крестных страданий Своих и смерти крестной Господь по обещанию Своему взял нашу праведницу в Свои вечные обители, страдания ее приняв как искупительную жертву за те преступные души, которые ее доброму и великодушному сердцу обязаны были своим покаянием и спасением.
— У тебя доброе сердце: потерпи до пятницы.
Она и претерпела... до конца... «Претерпевший до конца, той спасется». Спасая ближнего, — а ближнего она умела находить даже на самом дне человеческого греха и злобы, — она спасала и его и себя и удостоилась чести в страданиях и смерти своего Спасителя и Господа и, стало быть, в Его Воскресении.
Это ли не венец мученичества? Это ли не венец правды Божией!...
И какое для нас счастье, что мы не только были знакомы с этим земным Ангелом, но и считались ею в числе ее ближайших друзей!
За венец терпения ее и любви, помилуй, спаси нас, всещедрый и человеколюбивый Господи!.
Она страдала до двенадцати часов ночи Великой Пятницы, когда страдания ее прекратились. Она затихла, стала ровнее дышать; попросила все свои святыни. Положили ей крест на грудь. Она сама, своей рукой, закрыла себе глаза и больше их не открывала и тихо опочила. Была она все время в памяти, обо всем подумала и даже извещение о своей смерти за три дня написала. Почерк был твердый и ясный... После ее кончины пришел пристав, и, кроме носильного платья, ничего не нашлось. Скончалась она 8 апреля 1916 года.
В Летописи Серафимо-Дивеевского женского монастыря есть одно чрезвычайно трогательное и важное сказание о праведной кончине Елены Васильевны Мантуровой, сестры великого мирского послушника преподобного Серафима, Михаила Васильевича Мантурова. Вот что сообщается в этом сказании.
«Трое суток до смерти Елена Васильевна была постоянно окружена видениями и для непонимающих людей могло казаться, что она в забытьи.
— Ксения! Гости будут у нас! — вдруг произнесла она, — смотри же, чтобы у нас все было здесь чисто.
— Да кто же будет-то, матушка? — спросила Ксения, ее крепостная бывшая слуга и послушница.
— Кто?! Митрополиты, архиереи и весь духовный причт.
В день смерти Елена Васильевна опять говорила:
— Ксения! Не накрыть ли стол-то? Ведь скоро гости будут...
Умирающая была окружена образами. Вдруг, вся изменившись в лице, радостно воскликнула:
— Святая Игумения! Матушка! Обитель-то нашу не оставь!
Долго, долго со слезами молилась умирающая и все об обители, но много, но не связно говорила она, а затем совершенно затихла. Немного погодя, как бы очнувшись, она позвала Ксению, говоря:
— Грядет, грядет!... Вот и Ангелы, вот и мне венец, и сестрам венцы.
Видя и слыша все это, Ксения Васильевна в страхе воскликнула:
— Матушка! Ведь вы отходите: я пошлю за батюшкой!
— Нет, Ксенюша, погодите еще! — сказала Елена Васильевна, — я тогда сама скажу вам.
Много времени спустя она послала за о. Василием Садовским, особоровалась и причастилась Святых Христовых Таин...
По уходе о. Василия, Ксения, видя, что Елена Васильевна вдруг вся просветилась и отходит, испуганно к ней бросилась и стала молить ее:
— Матушка!., тогда... нынче ночью-то я не посмела тревожить и спросить вас, а вот, вы теперь отходите... скажите мне, матушка, Господа ради, скажите: вы видели Господа!
— Б-о-г-а ч-е-л-о-в-е-к-а-м невозможно видети: на Него же не смеют чини ангельские взирати! — тихо и сладостно запела Елена Васильевна. Но Ксения продолжала молить, настаивать и плакать. Тогда Елена Васильевна сказала:
— Видела, Ксения! — И лицо ее сделалось восторженное, чудное, ясное... — Видела — как Неизреченный Огнь, а Царицу Небесную и Ангелов видела просто.241
«Видела — как Неизреченный Огнь!» Как это изъяснить человеческим языком? Недаром наш дорогой почивший друг Елена Андреевна на подобный же вопрос своей «Ксении» ответила:
— Это выше человеческого разумения!
А современное человеческое безумие вопит: «Нет Бога! Кто Его видел?..»
На это оно и безумие.